Добуддийский Тибет

Тибетцы называют свою страну “Бот” либо “То-Бот” (sTod-Bot). Последнее слово означает “Верхняя часть Страны Снегов” и относится к тибетским провинциям Уй и Цанг, которые сейчас известны как Центральный Тибет. В произношении европейцев Дарджилинга (Северная Индии) это слово и превратилось в “Тибет”.

Ученые спорят, родственно ли слово “Бод” названию коренной тибетской религии “бон”. Но независимо от того, происходят ли эти слова из общего источника или нет, Тибет без бон невозможно представить – так же, как и бон без Тибета. Эта древнейшая форма гималайского язычества не только не умерла с приходом буддизма, но трансформировалась сама и сумела трансформировать буддизм.

Вероятно, слово “бон” происходит от выражения “gYung Drung gi-Bon”, то есть “проговаривать магические заклинания”. И действительно, образ заклинателя духов природы, танцующего священный танец, поющего заклинания и размахивающего магическим кинжалом пурбу, является одним из центральных не только в бон, но и в раннебуддийских тибетских мифах. Духов в бон, как и в любом другом язычестве, предполагается великое множество. Мы кратко опишем лишь основных из них. Особо почитались небесные духи - лха (слово, означающее просто “дух”). Опасение вызывали духи земли - сабдаги. Духи цан были похож на озорных гномов, живущих в пещерах и лазающих по скалам. Большинство духов было враждебно человеку; их именовали дре, демоны. Умилостивлять одних духов и подчинять других должен был шаман, бон-по.

Одними из самых могущественных духов у тибетцев были Белый бог неба, Черная богиня земли, Красный Тигр и Неистовый дракон. Все эти божества затем были так или иначе ассимилированы буддийским пантеоном либо под влиянием их образов стали особо почитаться сходные буддийские персонажи. Белый бог неба в одном из текстов описан так: его пасть раскрыта, как бездонное небо; его четыре клыка острые, как лед ледников; между ними – язык, вращая которым он заставляет содрогаться три мира; двигая ушами, он производит свирепые устрашающие ветры, сметающие с пути всех нарушителей клятв и обетов; из его ноздрей вылетают грозовые облака, из которых он насылает громы и молнии, разрушая дома; всех нарушителей закона он прячет за ограду из камней”. В буддийском пантеоне Белый бог неба был отождествлен с Пехаром.

С небом связан и другой мифологический персонаж – первый тибетский царь Ньяти-цэнпо. Согласно легенде, в стране Побо у царицы Зенита, свирепой птицы Моцхун родился сын, тело которого было покрыто знаками в виде перьев, на всех пальцах – перепонки, глаза у него были птичьи, усы – тигриные, брови – из бирюзы. По одной версии, этот сын был изгнан в Тибет, где его провозгласили владыкой (цэнпо), посадили на трон (ти) и понесли трон, положив его на шеи (нья), откуда и имя Ньяти-цэнпо. По другой версии, он спустился с небес, где обитают лха – небесные божества, по лестнице или по веревке, ступил на гору Ярлхашампо, и дух этой горы стал его покровителем. Ньяти-цэнпо должен “открыть двери к лха и закрыть двери могил у мертвых”, то есть защитить мир живых от мира мертвых (та же задача в буддийском мифе стоит перед бодхисаттвой Манджушри, который для этого принимает обличье ужасного Ямантаки). Перед Ньяти-цэнпо, Господином бескрайнего неба, склоняются горы, деревья смыкают кроны, его приветствуют журавли. Он вступает в схватку с чудовищами, в числе которых – ужасный як, дух горы Ярлхашампо. Образ Ньяти-цэнпо, Царя-Птицы отчасти повлиял на восприятие буддийского орла Гаруды, ставшего символом просветленной души, рвущейся ввысь, а исполинский белый як, противник царя, побежденный им и обращенный на службу, становится персонажем легенд о великом гуру Падмасамбхаве и его борьбе с духами тибетских гор.

Як играет особую роль и в жизни, и в мифологии тибетцев. В условиях жизни в горах як – единственное возможное средство передвижения – вплоть до ХХ века тибетцы не знали колеса! Як способен выжить в условиях высокогорья, его длинная густая шерсть служит ему защитой от гималайских морозов, и соответственно як давал человеку шерсть, мясо и молоко, последнее очень жирное и питательное. При полукочевом образе жизни тибетцев их имущество перевозилось в тюках, навьюченных на яков. В частности, именно поэтому в Тибете иконы стали писать на полотне, к которому прикреплены две рейки. Такие иконы по-тибетски называются “тханка”, что означает “свиток, знамя”; они легко сворачивались при необходимости.

В мифах як выступает одним из прародителей тибетцев. Либо это девушка, дочь духа горы, которая становится матерью первого человека, либо дух горы Ярлхашампо в образе белого яка становится супругом вдовы царя и она рождает сгусток крови, который прячет в роге яка. Из этого рога рождается герой Рулакье, который обучает тибетцев плавить металлы, обжигать древесный уголь, одомашнивает животных, одомашнивает животных, строит мосты через горные реки…

Особое место в тибетской мифологии занимают духи лу, связанные со стихией воды и часто предстающие в виде змей или существ с телом змеи и головами самых разнообразных животных. В мифологии бон одно из важных место занимает Лумо (Богиня лу): из ее головы возникает небо, из правого глаза – луна, из левого – солнце, из голоса рождается гром, из дыхания – облака, из слез дождь, из ноздрей вырывается ветер, ее тело становится землей; когда она закрывает глаза – наступает ночь, открывает – день и т.д. Не без влияния буддийской мифологии, где воплощением мудрости были змеи наги, змеи лу также становятся воплощением мудрости, и тома бонского канона называются “лубум”, “змеиные собрания”. Но эта возвышенно-религиозная трактовка не могла искоренить народного представления о лу как владыках дождя, так что во время засухи к ним обращались с молениями и, в частности, носили по полям книги “лубум”. Космогонический образ богини Лумо и ее свиты с головами самых разнообразных существ отчасти был соотнесен с образом Лхамо, главнейшей богини буддийского пантеона Тибета. Само имя “Лхамо” – тибетское и означает просто “Богиня”.

В тибетском пантеоне вообще женские божества превалируют над мужскими. Это определяется не только и не столько количественным подсчетом, сколько ролью в ритуальной практике. Так, в практике тантры одно из важнейших мест занимает мистический контакт с дакини, имеющей облик или прекрасной девы, или существа с женским телом и головой животного.

Судьба бон как религии представляет собой один из уникальнейших феноменов в истории человеческой культуры. Бон как религия не враждовал с буддизмом, однако противоборствующие политические силы Тибета поднимали знамя той и другой религии. Однако даже великий царь Тибета Трисонг Дэцен, которому мы обязаны тем, что буддизм окончательно утвердился в Стране Снегов, говорил о необходимости поддержания обеих религий, а гуру Падмасамбхава, как утверждают буддийские тексты, побеждая тибетских духов, обращал их на службу буддизму.

Ю.Н. Рерих так писал о боне: “Бон – сложное учение, в котором древние шаманистские представления горной Азии совмещаются с поверьями и обычаями населения северо-западной Индии. Существуют два течения в религии бон: первое отличается поклонением силам природы и сопровождается ритуалами шаманизма, некромантией и иногда жертвоприношениями (ныне вместо людей в жертву приносят овец, коз, а также изображения святых); второе представляет собой реформированный бон, или бон, приспособившийся к буддизму”.

Две религии развивались, влияя друг на друга. Обилие гневных духов в боне сильно повлияло на буддийский пантеон, где возникло несколько классов грозных и грозно-спокойных богов. Сходство изображений гневных богов пантеона обеих религий настолько велико, что даже специалист не всегда различит их. Буддийская мистерия цам (явление гневных богов, символически уничтожающих те силы, что препятствуют людям идти путем Просветления) чрезвычайно похожа на ритуалы бон: под грохот барабанов и рев труб ламы кружатся в огромных масках гневных богов (маски превышают размеры головы вдвое, а то и вчетверо!). В тибетском буддизме широко используются атрибуты из человеческих костей (духовые инструменты, чаши из черепов) – и это может объясняться как влиянием шиваизма, так и заимствованием из бона, где кровавые жертвоприношения животных практиковались очень долго. Ритуальный бонский кинжал пурбу стал атрибутом Хаягривы и других буддийских божеств. Подобные примеры можно продолжать.

Но и бон под влиянием буддизма сильно видоизменился. Одежды бон-по стали похожи на облачения лам, возникли бонские монастыри, сформировался образ бонского аналога Будды – великого учителя Шенраба Миво, о котором говорится, что он жил в XIX веке до нашей эры. Словом, бон заимствовал у буддизма структуру, организованность, перестав быть формой стихийного язычества.

Невозможно ответить на вопрос, в какой из двух религий возник образ священной страны Шамбалы, - он существует в обеих. Вот как пишет выдающийся индолог и путешественник Л.В. Шапошникова о бонпо, вынужденных бежать из Тибета в Индию: “Индийский профессор Локеш Чандра отыскал римпоче на вокзальной площади Дели в оборванных, голодных и смертельно уставших беженцев. Исход ударил по тибетской культуре, нанеся непоправимый урон как буддийским монастырям, так и монастырям бона. Теперь римпоче располагал только несколькими рукописями, собственной памятью и тремя ламами. Они лишились земли, но были обязаны в первую очередь восстановить порушенный стержень духовной культуры. И поэтому они работали без отдыха, чтобы спасти то, что потом, в свою очередь, спасет их. Они не пытались тогда восстанавливать символику бона, не думали о яростных лицах древних богов или о генеалогии ушедших в небытие мудрецов. Они рисовали карту Шамбалы. Старинные рукописи бона содержали древнюю традицию Заповедной страны, где обитали люди, равные богам, и Великие учителя. Традиция насчитывала многие тысячелетия, уходя в туман прошлого. Они были уверены, что именно бон владел тайнами этой страны, а буддисты, пришедшие позже, только канонизировали то, о чем давно уже было известно жрецам и мудрецам бона”.

В настоящее время бон считается одной из пяти школ в тибетском буддизме, особенно велико сходство между ним и ньингмапой.