* * *
Бегло коснемся эпоса народов Африки, стадиально близкого якутскому. С этой целью мы воспользуемся обзорной статьей Е.С. Котляр "Эпические традиции Черной Африки" и ее монографией "Эпос народов Африки южнее Сахары". В наиболее архаичной форме африканского фольклора, называемой Е.С. Котляр "героической сказкой", мы встречаем уже знакомую нам по олонхо пару "герой и чудесный помощник", причем последний приходит на помощь только в крайнем случае, иногда он лишь предупреждает героя об опасности и этого оказывается достаточно [Котляр. 1996. С. 239]. Как мы установили на примере олонхо, архаический волшебный помощник может трансформироваться во второго героя.
В цикле сказаний монго (бассейн Конго) о Лианжа и Нсонго – брате и сестре, эпическая биография которых достаточно архаична – роль Нсонго при ее брате варьируется в различных версиях, и в некоторых она предстает как чудесный помощник – ей Лианжа обязан воскрешением после его гибели на небе (Нсонго помогают магические животные) [Котляр. 1985. С. 80-81]. В данном случае Нсонго чрезвычайно напоминает нам сестер-шаманок из олонхо, которые предотвращают гибель героя в Нижнем мире.
В различных произведениях об историческом лице, ставшем фольклорным персонажем, – зулусском "Черном Наполеоне" Чаке (ок. 1787 – 1828) – в роли героя-помощника выступает Дингисвайо – правитель, который приютил у себя изгнанного Чаку и его мать и сделал Чаку своим военачальником. В войне Чаки за возвращение себе престола (или за захват престола – в зависимости от версии сказания) Дингисвайо гибнет, попав в ловушку. Затем с тем же противником бьется Чака – и побеждает, начав свой победоносный путь к трону [Котляр. 1996. С. 248]. Невзирая на то, что перед нами исторические личности, описание событий четко укладывается в эпическую схему взаимоотношений наставника и героя как вольных или невольных противников (достаточно вспомнить бой Пандавов со всеми своими учителями). Здесь реализованы два мотива – скрытая враждебность учителя и ученика, приводящая к гибели учителя, и мотив "заместительной жертвы", поскольку на уровне структуры сюжета именно гибель Дингисвайо обуславливает дальнейшие победы Чаки. Отметим, что превращение помощника в заместительную жертву – достаточно распространенный сюжетный ход.
В малийских сказаниях о Сундьяте также есть интересующий нас эпизод: герой ссорится со своим верным сподвижником Факоли, который, кстати, приходился племянником злейшему врагу Сундьяты [Котляр. 1996. С.248] Причиной этой ссоры является "зависть к воинской славе наделенного сверхъестественными способностями Факоли, вызвавшая впоследствии его изгнание" [Котляр. 1996. С. 271] (курсив мой. – А.Б.). Мы видим здесь чрезвычайно архаичную мотивацию ссоры. Иномирность героя-помощника реализована как на мифологическом уровне (маг), так и на историзированном (родич врага).
* * *
Теперь мы рассмотрим знаменитый письменный эпос, стадиально близкий "Пополь Вух", – "О всё видавшем", вавилонскую поэму о Гильгамеше. И поэма Син-лике-уннинни, и двенадцатая таблица, содержащая перевод шумерского текста, строятся на той же теме, что и вторая книга "Пополь Вух" – нисхождение героя в потусторонний мир, смерть и поиск бессмертия [Баркова. Гильгамеш. 1998. С. 112-113]. В индейском эпосе причиной этого нисхождения была гибель отцов героев, в вавилонском – гибель Энкиду, спутника Гильгамеша. Учеными давно отмечено, что Энкиду играет роль заместительной жертвы при главном герое ([Гринцер. С. 232], см. также: [Мелетинский. 1969. С. 404-418]); из самого текста поэмы следует, что боги убивают Энкиду, чтобы оставить в живых Гильгамеша:
Эллиль промолвил: "Пусть умрет Энкиду,
Но Гильгамеш умереть не должен!" (С. 156) [Ссылки на текст эпоса приводятся по изданию: "Я открою тебе сокровенное слово". Литература Вавилонии и Ассирии. М., 1981].
Именно благодаря Энкиду оказывается возможной победа над Хумбабой и Быком. Сочетание признаков героя-помощника и заместительной жертвы в одном образе – достаточно частый случай. Другой чертой волшебного помощника в его образе является чудесное происхождение (сын богини земли, которого сначала надо "очеловечить" (табл. I, стлб. IV, 16-30)). Это совместное совершение подвигов главным и "младшим" героями ближе к сказке, где волшебный помощник всегда рядом, а не к уже рассмотренным формам эпоса. Разумеется, эти отличия объясняются степенью архаичности "Гильгамеша".
Итак, Энкиду гибнет. Гильгамеш бежит в пустыню, а затем начинает долгие поиски бессмертия, странствуя за пределы мира, посещая сад камней, общаясь с избежавшим потопа Ут-Напиштимом (табл. IX, стлб. V, 47-51; табл. X). Мы ясно видим структурное тождество поэмы Син-лике-уннинни и второй части "Пополь Вух": нисхождение главного героя в преисподнюю после гибели "младшего". Однако Гильгамеш ищет не воскрешения для Энкиду (как Хун-Ахпу и Шбаланке для отцов), а бессмертия для людей и лично для себя – то есть здесь на архаичную сюжетную схему (о глубине архаики свидетельствует сближение эпоса вавилонян и индейцев) накладывается авторская философская проблематика – поиски Гильгамеша заканчиваются неудачей, что в эпосе встречается крайне редко [Дьяконов. С. 308-310]. Даже не зная имени Син-лике-уннинни, мы распознаем авторскую обработку сказаний (С.Н. Крамер подробно писал о шумерских сказаниях о Гильгамеше, их отличии от вавилонской поэмы: История начинается в Шумере. М., 1991. С. 193-198).
Впрочем, сюжетные расхождения между "Пополь Вух" и поэмой о Гильгамеше можно объяснить и иначе: в индейском сказании герои спускаются в преисподнюю из-за слабого "младшего героя", которого, как мы убедились, воскрешают сравнительно часто; в то время как гибель героя-помощника всегда имеет черты заместительной жертвы, и его воскрешение невозможно. Точнее сформулировать так: герой-помощник не всегда гибнет, но если гибнет – то всегда как заместительная жертва.
К поэме Син-лике-уннинни примыкает шумерское сказание, сюжетно не связанное с поэмой, однако объединенное с ней идейно и, как мы увидим, реализующее ту же схему. Это повествование о том, как Энкиду отправился в Нижний Мир за утраченными Гильгамешем барабаном и палочками, нарушил запреты пребывания там живых и, погибнув, вышел к Гильгамешу тенью [Крамер. С. 199-202]. Хотя основное содержание сказания составляет описание преисподней, о которой мертвый Энкиду рассказывает своему господину, для нас важно, что и здесь он выступает как заместительная жертва и младший герой одновременно, а картины "видений ада" опять же сближают это сказание со второй книгой "Пополь Вух".
* * *
С Энкиду схож индийский Хануман. Анализируя его образ, П.А. Гринцер приходит к следующим выводам: Хануман – наследник волшебного помощника, имеющего зооморфные черты, а его путешествие на Ланку (обитель смерти) до Рамы и отчасти вместо Рамы может быть сопоставлено с обрядовым умерщвлением животного вместо человека [Гринцер. С. 233]. На Ланке Хануман едва ни гибнет, схваченный ракшасами; кроме того, путь на Ланку имеет явные признаки путешествия через Воды Смерти. Черты "младшего героя" в образе Ханумана дополняются чертами советчика главного героя; в отличие от Лакшманы, который выходит на бой вместо Рамы (то есть Рама вполне мог бы выйти на этот бой сам), Хануман совершает то, что Рама совершить никак не может, – он отправляется на Ланку как разведчик, на мифологическом уровне снимая границу между иным и Средним миром. Всё это характерно для героя-помощника.
Сходство Энкиду с Хануманом выявляет сюжетную ситуацию, в которой герой-помощник особенно нужен главному: это путешествие в потусторонний мир. Независимо от того, гибнет помощник или нет, он добывает для главного героя важнейшие сведения о запредельной стране.
Любопытно, что в народных версиях "Рамаяны" роль Ханумана существенно более значима: в сингальском, монгольском, малайском, китайском сказаниях именно Хануман возвращает Раме Ситу; кроме того, Хануману приписывается решающая роль в победе Рамы над Раваной – он разбивает сосуд, где хранится душа царя ракшасов (сиамское и малайское сказания), особым образом затачивает меч Рамы (филиппинское сказание), находит уязвимое место Раваны (китайское и монгольское сказания) [Гринцер. 1996. С. 82-83]. Отголоски этого есть и в "Рамаяне" Вальмики – Хануман предлагает Сите бежать, но она объясняет причины, почему ее побег с Хануманом невозможен.
Вводя термин "едва-не-смерть" героя, П.А. Гринцер понимает под этим и гибель субститута (Энкиду при Гильгамеше), и несостоявшуюся гибель субститута (Хануман и Лакшмана при Раме), и несостоявшуюся гибель самого героя (как правило, герой всё же гибнет, но затем его воскрешают) [Гринцер. 1974. С. 229-233, 285] – такова гибель Рамы и Лакшманы от стрел Индраджита. Это отождествление гибели "младшего героя" и гибели главного героя обусловлено вниманием ученого не к сюжетной стороне, а к мифологической семантике – к различным формам реализации мотива временной смерти.
В "Махабхарате" в роли героя-помощника оказывается Гхатоткача – сын Бхимасены от ракшаси. Полуракшас, появляющийся на поле битвы по призыву своего отца и истребляющий вражеское войско не оружием, а когтями и зубами, он отчасти напоминает "косматых" Ханумана и Энкиду (О значимости косматости в их образах см. [Гринцер. 1974. С. 233]). Их роднит нечто большее, чем внешняя полу-зооморфность: все трое выступают в роли заместительной жертвы (Хануман – несостоявшейся). Любопытно, что Гхатоткача своей гибелью спасает не отца, а дядю (см. выше о дяде и племяннике): никто не может одолеть полуракшаса и тогда Карна поражает его волшебным дротиком, который он приберегал для Арджуны (по этому поводу ликует Кришна – сын Бхимасены погиб, значит, Арджуна спасен).
Весь ход битвы на Курукшетре может быть сопоставлен с "Песнью о Гильоме": Дурьодхана, будучи старшим из Кауравов и фактическим главой войска, не возглавляет армию лично, но назначает одного за другим Бхишму, Дрону, Карну и Шалью – каждого после смерти предыдущего, а сам остается в живых до конца сражения и бежит. Таким образом, битву мы можем рассматривать как бой главного героя и его помощников бок о бок, причем то, что Дурьодхана назначает их предводителями своего войска, их и губит – Пандавы убивают их одного за другим не потому, что желают им гибели, а из-за того, что они возглавляют войско Кауравов. Таким образом, мы вправе усматривать в образе воевод Дурьодханы черты заместительной жертвы. Любопытно, что этим "Махабхарата" противоположна "Похищению Быка": в ирландском эпосе сражается либо Кухулин, либо вереница "младших героев", либо Конхобар во главе всего войска, в индийском же все герои вступают в битву одновременно.
Это встречается и в европейском эпосе – таков Фергус, сражающийся против войск родного ему Улада, таков бой Гернота (Гизельхера) с Рюдегером. В "Махабхарате" (в "Бхагаватгите") готовность сражаться даже с родичем объясняется долгом кшатрия и принципом "незаинтересованного деяния", но сходство с европейскими памятниками заставляет нас объяснить этот сюжетный ход иначе: на архаическую враждебность героя к родичам накладывается относительно поздняя гуманистичность, смягчение яростного нрава – и это приводит к конфликту между долгом бойца и привязанностями человека. В этом смысле Кришна, произносящий "Бхагавадгиту" в оправдание боя против своих, менее человек, нежели Арджуна, не находящий в себе сил поднять оружие на родичей и учителей. Однако сюжет берет свое – и Арджуна бьется. Заметим здесь же, что пары Фергус и Кухулин – Бхишма и Арджуна чрезвычайно сходны, и если Кухулин отступает перед своим наставником по его просьбе, то Арджуна оказывает последние услуги умирающему Бхишме.
В одной из последних книг "Махабхараты" – в "Ащвамедха-парве" – речь идет о совершении обряда жертвоприношения коня, обряда, знаменующего, что Юдхиштхира стал не просто царем, а царем царей. Суть обряда сводится к тому, что священный белый конь проходит по всем царствам и их владыки должны признать Юдхиштхиру своим властелином – добровольно или вынужденные к тому войском, которое сопровождает коня. Хотя формально обряд совершает Юдхиштхира как старший из Пандавов, войско, следующее за конем, возглавляет Арджуна, замещающий брата и выступающий в роли героя-помощника (в данном случае – при совершенно пассивном главном герое, ср. олонхо). Одним из царей, не желающих подчиниться, оказывается собственный сын Арджуны Вабхрувахана, который номинально не считается его сыном, так как рожден в результате совершения обряда путрика (зачатие от другого мужчины, если муж умер, не оставив потомства, или если он не способен к продолжению рода; именно так появились на свет Пандавы и Кауравы). Бой отца с сыном – широчайше распространенный мотив, но он всегда оканчивается гибелью сына, здесь же погибает отец (впрочем, Арджуну потом воскрешает дочь царя нагов). Почему исход боя столь необычен, становится ясно, если учесть, что в "Ащвамедха-парве" Арджуна играет роль "младшего героя" по отношению к Юдхиштхире.
В целом этот эпизод может быть рассмотрен как пример "вложения мотивов": бой отца с сыном оказывается реализацией мотива "гибель младшего героя". Любопытно, что вложение приводит к трансформации одного из мотивов: погибает отец в бою с сыном, хотя обычно дело обстоит наоборот.
далее
