Rambler's Top100
На главную
научной страницы На главную
портала “Миф” К другим работам
по общей теории эпоса

Баркова А.Л. Функции "младших героев" в эпическом сюжете

* * *

Мы вернемся к эпизоду из "Монашества Гильома" – "Заточение Гильома у Синагона", но рассмотрим его в другом ракурсе.

При описании темницы, куда заточен Гильом, настойчиво подчеркивается ее сверхъестественная отвратительность:

...тюрьмы подземной, Холодной, грязной, непроглядно мрачной,
Где стаи крыс прожорливых шныряли,
Кишели гады, пауки и жабы.
Вплоть до немецких стран тюрьмы нет гаже

(3204-3208; см. также 3511-3512)

Так образ темницы из реального узилища превращается в воплощение мифологемы Нижнего мира. Заметим, что пребывание в этом подземелье в течение семи лет не сказывается отрицательно на Гильоме – он прибавляет в весе.

События этого эпизода развиваются так: с великим трудом пленив Гильома, Синагон держит его в подземелье семь лет, а затем требует от его родича Ландри, чтобы тот призвал Людовика и французов к походу на него, Синагона. Когда же французы приходят, осаждают сарацинского короля и положение Синагона становится отчаянным, он предлагает Гильому перейти на его сторону, тот отказывается, и его заточают в башню. В решительный момент боя французов с сарацинами Гильом вышибает дверь, в одиночку сражает множество врагов и вместе с соотечественниками завершает разгром Синагона.

Возникает закономерный вопрос: зачем Синагону понадобилось провоцировать поход французов против него? Если он хочет биться с Людовиком, то почему не нападет сам? Мы полагаем, что ответ лежит в мифологическом подтексте данного эпизода. А именно: поскольку темница, куда Синагон заточает Гильома, имеет ярко выраженные черты Нижнего мира, то и сам Синагон может рассматриваться как персонаж, генетически восходящий к образу владыки преисподней, который, как известно, тождествен своим владениям ([Пропп 1996. С. 235 и др.] Ср. также в греческой мифологии "Аид" – и название мира мертвых, и имя его владыки) и не может их покинуть.

Синагон и Ландри – персонажи, четко соответствующие своим ролям в архаической схеме мотива "герой в подземелье", – с той лишь разницей, что из-за полного отсутствия не только матримониальной ситуации, но и вообще женщин в этом эпизоде, Синагон никак не может быть тестем. В роли спутника-помощника выступает не только Ландри, но и всё французское войско – ситуация, уже встречавшаяся нам в "Джангаре". В целом "Заточение Гильома у Синагона" можно считать одним из наиболее показательных воплощений эпико-героической модели реализации мотива "герой в подземелье".

Другая, еще более колоритная реализация этого мотива – песнь "Взятие Оранжа". Ее сюжет сводится к следующему. Гильом и Орабль, супруга сарацинского короля, заочно влюблены друг в друга. Чтобы увидеться с ней, Гильом в сопровождении двоих спутников проникает переодетым в Оранж, где правит пасынок Орабль. Орабль благосклонно встречает влюбленного француза, однако сарацины опознают Гильома и нападают на него. Безоружный, он бьется жердью, пока Орабль ни достает ему и его спутникам доспехи. Эти трое и Орабль запираются во дворце, который сарацины вынуждены штурмовать. После безуспешного штурма враги проникают во дворец через подземный ход, одолевают Гильома числом и бросают его вместе со спутниками в темницу. (Здесь мы встречаемся с первой логической неувязкой: совершенно непонятно, как трое могут держать круговую оборону дворца. Объяснить эту неувязку просто: автору необходимо ввести тему подземного хода, хорошо знакомую нам по другим сказаниям и играющую важную роль в этом сюжете.)

Итак, Гильом – в подземелье. Далее события развиваются по ожидаемой схеме: Орабль спускается к нему, тайно выводит его и спутников во дворец, кормит их – любопытно, что никто при этом не замечает Гильома. Далее они создают весьма оригинальный план спасения: один из спутников Гильома должен выйти подземным ходом и сообщить французам, что Гильом в плену; а чтобы этот вестник не заблудился в подземном ходе, Гильом и Орабль провожают его до половины дороги (sic!). Мотивация столь алогичного поведения Гильома проясняется при сравнении с "Алпамышем" и близкими по сюжету сказаниями: герой никогда не бежит из подземелья через подземный ход, кроме того, он как правило не принимает свободу непосредственно из рук героини, помощь которой в деле освобождения героя должна быть только косвенной. Тот факт, что до отправления вестника Гильом пребывает во дворце незамеченным, объясняется инерцией сюжетного клише: как мы знаем, героиня обычно кормит героя в подземелье, и подъем во дворец в данном тексте – не более чем неудачная трансформация клише.

Гильом должен быть освобожден французами, и он, ожидая спасителей, играет в шахматы с Орабль. Попытаемся разрешить вопрос, почему он не может воспользоваться подземным ходом (также как и Алпамыш, и Илья Муромец, о котором речь пойдет далее). Для этого нам нужно понять, что из себя этот подземный ход представляет. Как мы отметили, вестник Гильома боится заблудиться в этом ходе. Это драгоценная деталь: она свидетельствует, что перед нами не реальный тайный выход наружу, а нечто вроде лабиринта. Ранее мы ссылались на суждение А.Ф. Лосева о том, что Критский Лабиринт – не реальное сооружение, а мифологический образ, воплощающий запутанность и безысходность Нижнего мира. Сарацины, легко находящие дорогу в этом подземном ходе (собственно, даже не ищущие, а просто знающие ее) – это наследники образа мифологических врагов, обитателей преисподней. Орабль – тоже сарацинка (хотя и хочет принять крещение, что делает ее положительным, а не демоническим персонажем), кроме того, она – женщина, то есть пока всецело принадлежит Нижнему миру, а потому властвует над путями преисподней (она во всём типологически тождественна Ариадне). Иными словами, подземный ход, прорытый к темнице героя, – это один из путей внутри Нижнего мира, им легко пользуется иномирная героиня, но вывести героя в мир людей этот ход не может. Герой ждет помощи сверху (Алпамыш – в буквальном смысле слова; Гильом ждет помощи от соотечественников, типологически – существ Среднего мира). А пока что он играет в шахматы с Орабль.

И тут в действие вступают законы не клише, а данного сюжета. Ведь французское войско идет освобождать Гильома! – значит, он должен снова оказаться в темнице. Что и происходит. Далее следует уже упомянутый эпизод с предложением перейти на сторону врага и бой Гильома с сарацинами. Одновременно подходят французы, но здесь символика структуры сказания нарушается: они проникают во дворец по подземному ходу (видимо, автор жесты слишком увлечен этим образом). Песнь завершается победой французов, крещением Орабль под именем Гибор и свадьбой.

Как видим, перед нами сказание, чрезвычайно близкое ко второй части "Алпамыша" и подобных ей эпических произведений. Так, героиня казахского сказания о Кобланды, дочь калмыцкого хана Карылга тайно мечтает стать мусульманкой, она освобождает Кобланды и его спутника Карамана, причем Караман соглашается на побег немедленно, а Кобланды – далеко не сразу; во время погони Карылга рассказывает Кобланды об уязвимом месте в доспехе ее отца, которого герой поражает. В финале Карылга выходит замуж за Кобланды. Затруднительно определить однозначно, реализацией какой именно модели мотива "герой в подземелье" оно является – оно имеет черты всех трех. Четко разграничены функции персонажей: причина заточения – сарацинский король (пасынок героини), вестник – спутник, помощью которого герой не пользуется (Гильом не бежит через подземный ход), и героиня, помогающая будущему супругу. В роли спасителя здесь, как и в предыдущем сказании о Гильоме, выступает войско "мира людей".

Нет необходимости указывать на очевидное сходство обоих сказаний жесты Гильома с былиной об Илье и Калине. Более того, ряд моментов во французских песнях проясняет символику отдельных былинных эпизодов. Однако наша былина принципиально отличается ото всех рассмотренных выше эпических произведений – тем, что в ней мотив заточения присутствует дважды, причем формы воплощения этого мотива несхожи и по составу персонажей, и по стадиальности.

* * *

Первая часть былины – заточение Ильи Муромца в погребе. Мы видим сюжет, уже ставший привычным, отсутствует только спутник-помощник в какой бы то ни было форме. В роли архаического тестя опять оказывается правитель, в данном случае не вражеский (как в жесте Гильома), а свой – князь Владимир. Заметим, что в рассмотренных нами текстах первый персонаж ни разу не был тестем или будущим тестем героя ("Калевала" является относительным исключением) – как правило, это вражеский царь, иногда оказывающийся родичем героини. Подобное расхождение с выводами С.Ю. Неклюдова объясняется тем, что его статья написана с привлечением сказочного материала, мы же рассматриваем только эпос.

Причину заточения Ильи Муромца надо рассмотреть особо. Хотя пир Ильи с голями кабацкими существует в форме отдельной былины, ряд ее элементов проникает в тему ссоры с князем в былине об Илье и Калине. А именно: Муромец, волоча княжескую шубу и приговаривая, что так бы он расквитался с Калином-царем, обливает эту шубу вином (Григ. № 402 и др.); в другом варианте говорится, что голи кабацкие по просьбе Апраксьи прокладывают подземный ход в темницу, где сидит Илья. Почему для нас важен мотив опьянения Ильи и его связи с голями кабацкими? Сравним его с опаиванием Алпамыша с его джигитов старухой Сурхайиль. В былине вино является косвенной причиной заточения героя, в узбекском сказании – прямым средством, то есть в обоих случаях вино оказывается в роли мифологического "ключа" к подземелью. Как известно, вино наряду с другими хмельными и галлюциногенными напитками использовалось в культовой практике именно для этой цели – для символического (и психологического!) открытия врат потустороннего мира (на материале шаманизма см.: Элиаде М. Шаманизм: Архаические техники экстаза. Киев. 1998. С. 158, 174-175; на материале дионисийства см.: Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 149-155; на материале индийской культовой практики см. Елизаренкова Т.Я. "Ригведа" – великое начало индийской литературы и культуры // Ригведа. Мандалы I -IV. М., 1989. С. 479). Поэтому важно, что Сурхайиль именно опаивает Алпамыша вином, а не насылает, например, сонные чары; что Илья Муромец не просто произносит угрозы, но опять же льет вино на княжескую шубу.

Теперь о голях. Как прекрасно показано А.К. Байбуриным, голи кабацкие, то есть люди, выпавшие из социальной системы, наряду со всеми типами нищих относились (не в текстах, а в живом мировосприятии русского человека вплоть до двадцатого века) к потустороннему миру. Так, например, на похоронах одежду умершего отдавали нищему, чтобы тот замолвил словечко за покойного и ему на том свете было бы хорошо [Байбурин. 1993. С. 114]. Поэтому обращение Апраксьи к голям с просьбой прорыть ход в подземелье оказывается внутренне логичным: иномирные существа должны проложить путь в Нижнем мире.

Относительно Апраксьи заметим, что она выступает не только как спасительница Ильи Муромца (она кормит его), но и как советчица князя Владимира, чем подтверждает, что "роль женщины в героических сказаниях – предвидеть трагические последствия необдуманных поступков своих мужей" [Хэтто. С. 168]. В этом смысле нам кажется, что замена Апраксьи безымянной дочерью Владимира – это позднейшее привнесение в былину, нарушающее ее внутреннюю структуру (незамужняя дочь, с которой не связано никакой матримониальной ситуации!).

В тех вариантах былины, где Апраксья не фигурирует, Илья Муромец проводит в подземелье без еды и питья несколько лет, однако не гибнет. Это мы уже встречали в сказании о Гильоме. Возможное объяснение этой детали таково: поскольку (как это показано в статье С.Ю. Неклюдова и как мы видели на примере "Джангара") герой, будучи в Нижнем мире, находится в состоянии временной смерти, то пища ему не нужна; когда же временная смерть сменяется заточением, то эпическая традиция, еще помня об иномирных чертах подземелья, специально акцентирует, что герой не ест пищу в Нижнем мире [Пропп. 1996. С. 67]; когда же представления о подземелье полностью демифилогизируются, то героиня-спасительница не только помогает герою выбраться наверх, но и кормит его. В этом смысле кормление героя героиней противоположно сказочному кормлению героя бабой-ягой: герой сказки ест пищу мертвых, чтобы войти в потусторонний мир; герой эпоса должен из темницы (Нижнего мира) выйти.

Анализируя жесту Гильома, мы выяснили, почему герой не может бежать подземным ходом; теперь, обращаясь к внутренней логике былины, ответим на вопрос, почему Илья Муромец не хочет этого делать. Почему он позволяет посадить себя в погреб? Ведь он не находится в беспамятстве, как Алпамыш, не задавлен числом врагов, как Гильом, не изранен, как Хонгор. Ответ находим в нартском эпосе осетин, цикле Батрадза. Этот герой после совершения каждого своего подвига уходит на небо, откуда спускается при угрозе людям со стороны очередного чудовища. Мы полагаем, что в теме заточения Муромца контаминированы сразу несколько мотивов: 1) добровольный временный уход героя в иной мир, пока миру людей не угрожает опасность; 2) заточение в подземелье; 3) ссора эпического государя с лучшим из богатырей, имеющая изначально мифологический подтекст, на который затем накладывается социальный. Кроме того, эпический герой по закону жанра не способен к собственно бунту, решительному ослушанию государя – иначе такой богатырь переходит в стан врагов. На уровне подтекста эпический государь – воплощение блага, как бы ни был он на уровне повествования далек от идеала.

Наконец, освобождение. Его формы не могут быть соотнесены ни с одной из описанных в начале этой главы моделей: героя освобождает тот, кто его заточил. Такая исключительная форма развязки неудивительна – мы впервые встречаемся с заточением, которое составляет лишь половину сюжета, кроме того, мы еще не рассматривали случаи, где героя заточают представители "своего" мира.

К какой модели можно отнести первую половину былины об Илье и Калине? Мы полагаем, что (с оговорками) к сказочно-архаической, поскольку главную роль в спасении Ильи играет Апраксья, и от нее князь Владимир узнаёт о том, что Илья Муромец жив, – то есть роль женщины здесь та же, что и в архаических сказаниях Сибири и Средней Азии.

Вторая часть былины. Как мы уже отмечали, детальное описание боя (три подкопа, пленение татарами, разговор с Калином-царем, ярость Муромца, бьющегося телом татарина, и освобождение) присутствует далеко не во всех вариантах. Здесь мифологическая форма мотива "герой в подземелье" предельно историзирована; почти никто из сказителей не соотносит татар и подкоп с Нижним миром.

А между тем, текстуально этот эпизод весьма любопытен. Ни в одной из записей былины не говорится о том, что, когда Илья Муромец попал в подкоп, то татары, чтобы связать его, спустились туда или, напротив, вытащили Илью наверх. Нет! Судя по отсутствию вертикального перемещения татар и провалившегося в яму Ильи, его связывают и приводят к Калину-царю прямо в яме. Что совершенно неудивительно на фоне рассмотренных примеров мирового эпоса. Другое дело, что сказители едва ли осознают, что отсутствие вертикального перемещения значимо, а не опущено. Впрочем, мы имеем один текст, где вертикаль активизирована:

Поехали, он два окопа перескочил,
А в третий пал.
Конь выскочил и убежал.
Говорят в Киеве:
"Видно, нет Ильи Муромца в живых,
Что конь один прибежал".
А Илье татары ноги сковали, руки связали.
Ну, Илья лежит и думает:
"А ведь смерть мне-ка на бою не сказана".
Стал сподлоба поглядывать, отмуриваться.
Развязал себе руки,
Развязал себе ноги, ну и вышел из ямы.
Взял татарина позавесистей, позаплечистей,
Стал по силушке похаживать,
Стал по силушке помахивать

(Карел., № 6, 447-463).

Как видим, хотя бой происходит "наверху", Илью связывают "внизу".

У некоторых сказителей пленного Илью Муромца приводят к Калину-царю (например, Кир., IV, с. 38; П. Ряб.- Андр., № 1), Калин предлагает богатырю перейти на его сторону, тот отказывается. Аналогичный эпизод мы встречали в сказаниях о Гильоме – с той разницей, что там для такого разговора героя выводят из темницы. Вообще сходство между русской былиной в ее второй вариации (с заточением и участием в битве Самсона) и песни "Взятие Оранжа" очень сильно: одинаково реализуется мотив "герой в подземелье" в первой части обоих произведений, затем следует повторное заточение, разговор с вражеским царем, избиение врагов архаическим оружием и освобождение вовремя подошедшим "своим" войском. Однако едва ли здесь имеет место влияние французского текста на русскую былину или наоборот (это влияние невозможно исторически), к тому же в жесте говорится об одном заточении, в былине – о двух, причем мы показали ранее, что первая и вторая части вполне могут обходиться друг без друга.

Вторую часть былины об Илье и Калине, видимо, следует считать воплощением позднеэпической формы мотива "герой в подземелье", поскольку освобождением из подкопа Муромец обязан исключительно собственной ярости, а Самсон с дружиной только довершают разгром врага. Но четко провести здесь грань между эпико-героической и позднеэпической формой реализации этого мотива затруднительно.

Существенно более архаична былина о Потыке, в первой части которой герой должен идти в могилу вместе со своей умершей (мнимо умершей) женой Марьей Лебедью Белой. Там богатырь вступает в поединок с некоей змеей, которую принуждает оживить свою супругу. После этого он выбирается вместе с ней на землю, причем в некоторых записях он должен дернуть за веревку колокола, чтобы другие богатыри вытащили их (Аст. № 150, 40-42). Перед нами позднеэпическая модель, хотя она содержит ряд архаичных моментов (бой со змеем из-за женщины, нить жизни).

Итак, наш абрис воплощения мотива "герой в подземелье" показал, что он может накладываться на все три мотива, выделенные во вступлении и во второй главе, – и временная пассивность героя, и бой с войском, и едва-не-гибель "младшего героя" могут быть связаны с заточением героя в подземелье. Однако мотив "герой в подземелье" совершенно необязательно будет реализован через эти три мотива (см. "Алпамыш"), равно как и они не обязательно будут реализованы через него (см. античный, ирландский эпос). Перед нами как бы два силовых поля, частично перекрывающиеся.

далее




Вступление

Глава I
Теоретический инструментарий

Глава II
Сильный “младший герой”

Глава III
Слабый “младший герой”

Глава IV
Герой-помощник

Глава V
Герой в заточении

Глава VI
Факультативные реализации
мотивов

Заключение
“Младший герой”среди других эпических персонажей

Библиография



Портал "Миф"

Научная страница

Научная библиотека

Художественная библиотека

Сокровищница

"Между"

Творчество Альвдис

"После Пламени"

Форум

Ссылки

Каталоги


Общая мифология

Общий эпос

Славяне

Европа

Финны

Античность

Индия

Кавказ

Средиземно- морье

Африка, Америка

Сибирь

Дальний Восток

Буддизм Тибета

Семья Рерихов

Искусство- ведение

Толкиен и толкиенисты

Русская литература

На стыке наук

История через географию

Баркова А.Л. (с) 1993-2012
Миф.Ру (с) 2005-2012

Rambler's Top100

благодарим за помощь "Мифу"

Лежалые трубы или труба б/у по качеству часто не уступают новым, значительно отличаясь от них в цене. Также они могут быть использованы в качестве свай, водостоков или для временных сооружений.