Петр Первый перевернул все основы жизни московского государства. Он не просто “прорубил окно” в Европу – он старательно и беспощадно рубил корни, на которых покоилась старая Россия. Подобно ребенку, играющему в шахматы, он отводил своим фигурам строго определенное место, а если проигрывал партию, то злобно смахивал их с шахматной доски. Только доской, на которой молодой царь увлеченно учился играть по-взрослому, была Россия, а фигурой – ее граждане. "Телевик" представляет: Петр Первый и его государство.

Вопреки общепринятому мнению, общество при Петре стало не намного образованнее, чем прежде. Предписанная образовательная программа для дворянских детей включала в себя сведения по закону Божиему, начальную геометрию и цифирь, то есть арифметику. Именно последняя наука особенно не нравилась служилому сословию и именно ее, после корабельного дела, более всего любил царь. Столь разное отношение к умению считать таит в себе глубокий смысл применительно к тем условиям. Старинный уклад Московской Руси был причудливым сплавом законов, государевой воли и многочисленных традиций. До Петра подобное многообразие никого не волновало. А вот во всех реформах первого российского императора, за исключением разве что бритья бород, просматривается упорное стремление упростить, выпрямить и привести к общему знаменателю управление и собственное население, втиснуть многообразие жизни в рамки строгого математического уравнения. Именно поэтому, кажется, реформы Петра и не достигали в большинстве своем поставленной преобразователем цели. Ведь делались они во имя государства. Однако многие ли понимали хорошенько, что это такое?

В Московской Руси о значении государства не очень-то задумывались: главой Руси был государь, как каждый – глава в доме своем. От него все проистекало и к нему возвращалось. Именно Петр придал понятию государства философский смысл. Российское государство, а впоследствии – российская империя стала для царя настоящим идолом. Он сам, вопреки традиции, считал себя служителем этого идола. Реформы следуют одна за другой: реформа армии, реформа налогообложения, реформа управления… По авторитетному мнению Ключевского, они вызывались к жизни настоятельной необходимостью, и необходимостью этой была долгая война со Швецией. Впрочем, об этой войне мы поговорим в следующей программе.

Историки, ведущие исследование этого периода, нередко сами не могли найти общий стержень для всех многочисленных нововведений. А значит, что такого стержня не было и у инициатора этих нововведений. Например, Сенат и деление на губернии были учреждены по той простой причине, что Петр имел привычку вопреки традициям разъезжать по всем концам Российского государства, а телефон и интернет к тому времени не изобрели даже многомудрые европейцы. Таким образом, Петр попытался переложить функции управления на своих подданных. Забыв, правда, спросить их, хотят ли они брать эти функции на себя. Реформы закончились неудачей, как и многие другие. Петр винил своих подданных. “Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей”. Такой же взгляд на вещи бытовал и у его сторонников. “Трудится великий монарх, да ничего не успевает; пособников у него мало; он на гору сам-десять тянет, а под горы миллионы тянут, как же его дело споро будет?” Это слова бывшего крестьянина Посошкова. Ключевский, настроенный к Петру в общем-то благожелательно, замечает по этому поводу, что образ царя выглядит до смешного жалким. Ведь искусство хорошего руководителя состоит не в том, чтобы все делать самому, а в том, чтобы наладить дело и приставить к нему нужных людей. Гениальному правителю, как называют Петра большинство историков, подобного умения явно не хватало. Это и не удивительно: если на государственную деятельность Петра, то совершенно ясно становится, что человек всегда для него был только средством и никогда целью. Целью его, или, если угодно, идеалом, было созданное его воображением нечто, подобное тогдашней видимой Европе; ради этого идеала он не щадил современных ему людей, приносил их в жертву. Оправданием ему, по сложившемуся мнению, служит то, что он действовал на благо не своего времени, а будущих времен и поколений, или, по модной терминологии конца XIX века, — являл любовь к дальним, а не к ближним.

“Начало славных дел Петра мрачили мятежи да казни” – именно так выразился Пушкин. Тут поэт слукавил – вольно или невольно. Эти слова можно поставить эпиграфом ко всей жизни первого российского императора. Его заботило все, что угодно – международное положение в Европе, учреждение собственной промышленности, победы над шведами, строительство парадиза – так, словно в насмешку, назвали выморочный Санкт-Петербург. Но его совсем не волновало благосостояние доставшегося ему народа. Даже наоборот: одно из значительнейших достижений Петра – ликвидация дефицита бюджета ко времени его смерти – было достигнуто ценой полного обнищания окончательно закабаленных низших слоев населения.

Склонность Петра к математике и к мышлению отвлеченными категориями сказалась и здесь. Именно при Петре в самой отвратительной форме расцвело крепостное право, именно при нем практически все крестьяне стали тем, кого на старой Руси называли полными холопами, то есть рабами. Если раньше государевы крестьяне служили царю, а крепостные – помещикам, то по новым законам они все должны были служить средством – средством ликвидации дефицита бюджета и обогащения служилого дворянства. Именно их слезами и кровью оплачено появление новой России – мировой державы. Вводится подушная подать, изобретается множество мелких налогов. Несчастные современники Петра жили в постоянном напряжении, не зная, откуда последует новый удар по кошельку. Петра можно понять: его забавы требовали очень много денег. Откуда же их еще было брать?

Одна из наименее широко известных, но не несомненных качеств Петра – его скупость при неумении хозяйствовать. Никто не смог бы обвинить его в расточительности – но государь, по крайней мере, имел крышу над головой и ел досыта. И при всем при этом с упрямством рачительного, но жестокого хозяина император хочет всех приставить к делу – даже священников – пусть, мол, растят сады. Все на пользу государству – так можно определить главный принцип правления Петра. О том, что государство состоит из людей, император забывал. Впрочем, тут его винить трудно: до самого выгодного для экономики страны вложения – в людей, их благосостояние и их будущее – и в России, и в Европе додумались гораздо позже. Перепись, проведенная для уточнения размера подушной подати, показала страшный результат. По сравнению с концом семнадцатого столетия подданных в государстве стало на треть меньше. И так хочется надеяться, что большинство из этих подданных просто сбежали как можно дальше от преобразовательного пыла Императора России и Отца Отечества. Так хочется…

Удивительно, как это вся Россия при Петре не пустилась в бега. Петр заранее считал, что от доставшегося ему невежественного, упрямого и косного народа добром ничего добиться нельзя. Государю даже в голову не пришло проверить, так ли это. Изучая сопровождающие царствование Петра Великого бунты, испытываешь настоящее потрясение. Всей этой неразумной траты народной энергии и государственных средств и людей для подавления бунтов можно было легко избежать. Возмущение вызывали не столько начинания молодого государя – о них никто, кроме него самого, ближайшего окружения и чиновников, толком не знал. Главной причиной стали иноземное платье, запрет на бороды, неуважение к церкви, введение чуждых внешних обычаев, с которыми горожане не могли, да и не хотели примириться. Нельзя не согласиться с мнением княгини Дашковой – ближайшей подруги блистательной Екатерины Второй, которая считала, что если бы Петр обладал умом великого законодателя, он предоставил бы правильной работе времени постепенно привести к улучшениям, какие он вводил насилием, а ценя добрые качества наших предков, не стал бы искажать их оригинальность чуждыми обычаями.

Да и какая, в самом деле, разница, заседают ли в сенате вельможи в париках или в русском платье, бородатые ли или бритые солдаты? Вспомним, именно с подобных мелочей начался кошмар, который впоследствии образованные и утонченные потомки станут именовать славными делами Петра и новой эпохой в жизни государства. Неудивительно, что современники в большинстве своем после таких потрясений просто не ждали от очередных реформ ничего хорошего для себя. Государственные чиновники, получая очередной указ государя, написанный небрежно и маловразумительно, должны были сами определить, что именно имел в виду Петр, каким образом можно выполнить желание государя и так далее – и все это под угрозой каторги, лишения имущества, казни – обычных мер воздействия императора на несознательных граждан. Понятно, что многие из них предпочитали не делать ничего. Петр считал, что российский народ ему не подходит. Современники с ним соглашались – такой государь им тоже не подходил. Однако главное Петру все-таки удалось: он, хотя и не сразу, сумел ввести в российское общество понятие государства как такового, мифические интересы которого оправдывают все. В московской Руси куда больше заботились о человеке и о его достоинстве.

Это особое сознание государства наиболее ясно проявляется после полтавской победы, как следствие славы, как мысль, реагирующая на начавшееся в Европе превозношение России, победительницы страшного и для Европы врага. “О нас здесь все говорят, — пишет из Парижа русский посол, — о величии нашего государства”. Эта уверенность в нашей значительности, признанной в Европе, окончательно окрепла ко времени Ништадтского мира со Швецией. “Мы из тьмы неведения (неизвестности о нас) на театр славы всего света, из небытия в бытие произведены” (из речи канцлера Головина при праздновании мира). Также слова Неплюева, Константинопольского посла, о Петре: “сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди”. Мы теперь люди, а были не людьми; было небытие, а теперь бытие; была тьма, а стал свет — характернейшие утверждения, пафос нового сознания, так сказать, вновь рожденные.

И всему этому можно было бы радоваться. Только вот служение государству понималось более чем своеобразно. Главным достоинством гражданина стала способность донести до властей информацию о прегрешениях своего соседа. Самым уважаемым занятием признавалось фискальство. Самой важной государственной задачей – изыскание новых способов вытрясти из населения побольше средств. И все это прикрывалось новым идолом. Отныне именно этот идол станет в России предметом поклонения – вплоть до нашего времени. Именно этому идолу век за веком приносили кровавые жертвы российские императоры и большевистские вожди. Миф неожиданно обрел плоть. Потому что государство – это миф. Реальны его подданные. И сколько не спрашивай государство российское, чего оно хочет, что ему во благо и к чему оно стремится – ответ все равно придется давать его гражданам. То есть нам. Птенцам гнезда петрова.