"Реализм... доходящий до фантастического"

Имперский Петербург... Величественная столица, "Северная Венеция", возникшая как чудо на безлюдных берегах Невы, - на месте болот встали дворцы, убогость этих мест сменилась великолепием столь быстро, что трудно поверить в реальность такого превращения. Город, возникший как призрак, - и город призраков : это не только волшебные белые ночи, когда все реальное становится чудесным, но это и медленное превращение живых людей в призраки - ведь нездоровый климат точит их силы. И удивительно ли, что в этом городе-призраке оказываются возможны самые фантастические события: нос майора Ковалева превращается в господина и разгуливает независимо от своего владельца; портрет ростовщика губит художника Чарткова, две собачки вступают в переписку, безвинно погибший чиновник становится мстительным привидением, Медный Всадник скачет по улицам, чтобы покарать оскорбившего его. Эти странные и страшные вещи могут произойти только в Петербурге - туманном и холодном городе, где любовь - мечта, где счастье - призрак, где нет настоящей радости жизни: так, Мечтатель из "Белых ночей", неожиданно выйдя за город, "точно... очутился в Италии - так сильно поразила природа... полубольного горожанина, чуть не задохнувшегося в городских стенах", так же говорит о Петербурге и Вареника Доброселова: "Когда мы оставляли деревню, день был такой светлый, теплый, яркий; сельские работы кончались; на гумнах уже громоздились огромные скирды хлеба и толпились крикливые стаи птиц; все было так ясно и весело, а здесь, при въезде нашем в город, дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпа новых, незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых!" (Курсив наш. - А.Б.).

Но только ли призрачностью своею странен Петербург? Не удивительно ли, что Макар Девушкин и Варенька переписываются, живя через двор, а когда она уезжает и когда они действительно могут общаться только благодаря письмам, то переписке их приходит конец? Не странно ли, что образ шинели настолько завладевает сознанием Акакия Акакиевича, что "нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели", он тем самым "питался духовно"? И как странно и в то же время ужасно, что счастье губит человека - будь то Горшков из "Бедных людей", умерший потому, что слишком большой удачей оказалось для него выиграть процесс, или же Вася Шумков из "Слабого сердца", сходящий с ума "от благодарности" начальству и взаимной любви?

И мы понимаем другую причину фантастичности Петербурга: это не просто город белых ночей, поднявшийся на болотах, это столица империи, где ярче всего виден контраст между "вечным титулярным советником" и "значительным лицом", контраст между Невским проспектом и теми комнатами, где "зеленые закоптелые стены, потолок, завешенный паутиной", где "немного гнилой, остро-услащенный запах какой-то", в котором "чижики так и мрут". Жить в таких комнатах тяжело в любом городе, но именно в Петербурге бедный человек в полной мере осознает, насколько унижено его достоинство.

К чему же приводит бедного человека постоянно попираемое чувство собственного достоинства? Он может попытаться отрешиться от реальности, стать мечтателем, либо сделаться в большей или меньшей степени амбициозен, либо даже пытаться бунтовать, но всегда остается одинок: мечтатель сравнивает себя с улиткой, потому что "селится он большею частию где-нибудь в неприступном углу, как будто таится в нем даже от дневного света" и "кончает он тем, что знакомые у него все переводятся", а Акакий Акакиевич разговаривает с собою "как с благоразумным приятелем, с которым можно поговорить о деле самом сердечном и близком".

Одиночество приводит к тому, что вместо друзей реальных у человека появляются друзья выдуманные, вместе жизненную дорогу, - и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу". Мечтатель говорит о себе: "Мне тоже и дома знакомы. Когда я иду, каждый как будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: "Здравствуйте, как ваше здоровье? и я, слава богу, здоров, а ко мне в мае прибавят этаж"... Из них у меня есть любимцы, есть короткие приятели; один из них намерен лечиться это лето у архитектора. Нарочно буду заходить каждый день, чтоб не залечили как-нибудь, сохрани его господи!.."

И не только мечтатели могут общаться с неодушевленными предметами, но и пушкинский Евгений в своем гневе грозит не царю, а Медному Всаднику, и, чтобы покарать безумца, Всадник приходит в движение - подобно тому, как "забегают вперед" приветствующие Мечтателя дома. Но вещи для бедного человека - не только его товарищи, они еще и воплощение его амбиций:

Макар Девушкин переживает, "что есть под боком у него такой господин, что вот идет куда-нибудь к ресторану да говорит сам с собой: что вот, дескать, эта голь чиновник что будет есть сегодня? а я соте-папильйот буду есть, а он, может быть, кашу без масла есть будет. А какое ему дело, что я буду кашу без масла есть?", ему "стыдненько", он несчастен оттого, что его мундир изношен: "ведь для людей и в шинели ходишь, да и сапоги, пожалуй, для них же
носишь". Так простая чиновничья шинель для маленького человека вдруг оказывается и символом чести, и подругой жизни.

Пытаясь подняться над своим униженным положением, бедный человек сравнивает себя с сильными мира сего, хочет понять, чем он хуже их: "ведь через то, что камер-юнкер, не прибавится третий глаз во лбу. Ведь у него же нос не из золота сделан, а так же, как и у меня, как и у всякого" И невыполнимое в реальной жизни желание возвыситься приводит к возвышению в мечтах, будь то мечты героя или автора- Девушкин утешает себя тем, что "и мудрецы греческие без сапог хаживали", Поприщин фантазирует, "может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником?", воображает себя испанским королем; Настенька признается: "вот и начнешь мечтать, да так раздумаешься - ну, просто за китайского принца выхожу. ", Гоголь, сочувствуя Акакию Акакиевичу, говорит, что несчастье обрушилось на него так же, как "на царей и повелителей мира", в фантастическом финале "Шинели" автор восстанавливает справедливость, заставляя бедного чиновника и "значительное лицо" поменяться местами, - теперь уже не чиновник дрожит перед генералом, а генерал перед чиновником, и привидению "генеральская шинель пришлась совершенно по плечам" (эту фразу можно понимать буквально, а можно и в переносном смысле, и тогда она означает, что Акакий Акакиевич стал генералом) Однако первым сравнил бедного чиновника с "державцем полумира" Пушкин, изображающий в картине наводнения словно окаменевшего Евгения, сидящею на мраморном льве, к которому спиною обращен Медный Всадник - оба сидят верхом, оба каменно-неподвижны. Так имперская мощь монумента и немой протест против нее противостоят один другому

Мы видим, что как бы ни относился маленький человек к реальности - пытаясь уйти в мир грез, или глубоко оскорбляясь своим бедственным положением, или восставая против несправедливости - его духовный мир сильно трансформирован, у него нет реальных друзей, зато есть вымышленные, которыми становятся неодушевленные предметы, этот человек, мечтая о недостижимом возвышении, сравнивает себя с владыками мира Вообще его душа очень неустойчива (недаром Достоевский назвал свой рассказ - "Слабое сердце") он "уж слишком все принимает к сердцу' стоит солнышку проглянуть - то и "на душе такой праздник", "утром пройдешься по Невскому, личико встретишь хорошенькое, и на целый день счастлив", и наоборот - Мечтатель, который "ни одного знакомства не умел завести", признается: "мне вдруг показалось, что меня, одинокого, все покидают и что все от меня отступаются", "ни один, решительно никто не пригласил меня, словно забыли меня, словно я для них был и в самом деле чужой'" Излишняя "горячность сердца" приводит бедного чиновника к тому, что он все возводит в абсолют. "Право, Аркаша, я тебя так люблю, что не будь тебя я бы, мне кажется и не женился да и не жил бы на свете совсем" (Курсив наш - А Б), - признается Вася Шумков другу

И когда в такой неустойчивый, хрупкий мир бедного чиновника входит любовь то что счастье всегда оказывается обманчивым, недолговечным, и даже взаимное чувство становится несчастным. В призрачные белые ночи встречает свою Настеньку Мечтатель, он добивается ее взаимности, чтобы в тот же миг потерять ее навсегда, - любовь оказалась бесплотным призраком, ускользнувшим из рук. Мечты о недоступной генеральской дочери сводят с ума Поприщина. Вася Шумков с трудом убеждает себя, что их с Лизой взаимная любовь - "не химера", т е не призрак; "наше счастье ведь не из книжки сказано, ведь это на деле счастливы мы будем!.." - и все же он не выносит своего счастья и сходит с ума.

Трагична и любовь героев "Бедных людей" - умирает студент Покровский, в которого в ранней юности влюблена была Варенька, нежному отеческому чувству Девушкина приходит конец, когда Вареньку увозит помещик Быков. Финал "Бедных людей" является горькой иронией над финалами традиционных любовных романов, где вовремя появляется богатый герой, влюбляющийся в прекрасную, несправедливо обиженную героиню, он бросает свое состояние к ее ногам, навсегда вызволяет из мира нищеты и увозит в какую-нибудь чудесную страну; все это есть и у Достоевского - Варенька вырывается из ненавистного ей Петербурга и навсегда прощается с нищетой, но вместо влюбленного героя мы видим пошлого и самодовольного помещика Быкова, который "женится на купчихе", если Варенька ему откажет, и жизнь с ним будет для девушки не меньшим горем, чем прозябание в бедности.

Так же, как вместо реальных товарищей бедный человек находит себе товарищей вымышленных, вместо реальной любви он часто живет любовью придуманной: герой "Белых ночей" рассказывает Настеньке о своих "иступленных мечтаниях" о настоящей страсти, Макар Девушкин зачитывается бульварными романами про "бешеный, клокочущий восторг души" - неизрасходованная сердечная привязанность находит выход либо в такого рода грезах, либо в овеществленной мечте - как у Акакия Акакиевича шинель, заменившая ему "подругу жизни".

Трагична и любовь пушкинского Евгения, но причина несчастья как будто иная - не чрезмерная мечтательность, не бедность, не страх перед начальством, не разница в социальном положении, а разбушевавшаяся стихия, наводнение. Но отчего же Параша делается жертвой наводнения? - оттого, что "по воле роковой / Под морем город основался..." - иными словами, истинной причиной трагедии людей стала воля Петра, создавшего губящую их государственную машину, символом которой и является Петербург

Государство, империя Петра, во Вступлении к "Медному Всаднику" представляется воплощением воли, разума, торжества порядка и созидания в противоположность аморфной, хаотичной стихии, которую укротил великий царь. Но вместе с тем созданная им государственная машина уже действует независимо ни от чьей воли - и даже незлобный генерал является для бедного чиновника воплощением ужаса и расправы ("Слабое сердце"). Государственная машина сама превращается во всесметающую стихию, где человеческие чувства уже не значат ничего - "значительное лицо" был "в душе добрый человек, хорош с товарищами, услужлив, но генеральский чин совершенно сбил его с толку. Получив генеральский чин, он как-то спутался, сбился с пути и совершенно не знал, как ему быть"; начальник Макара Девушкина оказывает ему благодеяние, даря сто рублей, но эти деньги уже ничего не могут изменить в судьбе Вареньки. Евгении и Вася Шумков сходят с ума; причина гибели одного - неукротимая природа, а другого - страх чиновника перед начальством, но бессмысленная гибель от разбушевавшейся стихии или смерть, обусловленная каким-то бесчеловечным замыслом сверхчеловеческой воли, - разница для жертвы невелика. Иными словами, в государственной машине рациональное становится иррациональным. Мы возвращаемся к тому, с чего начали - к противоречивости, алогичности, фантастичности имперского Петербурга.

Иррациональность государства проявляется постоянно: Акакий Акакиевич четыре дня как умер - а его требуют в департамент, его же - мстительного мертвеца - велят поймать "живого или мертвого", Макар Девушкин так боится гнева генералов за его нищету, что ему начинает казаться, что на него даже на картинах в доме ростовщика "генералы смотрят такие сердитые". И если уж нарисованные генералы гневаются на убогого бедняка, то неудивительно, что Медный Всадник гонится по улицам за своим оскорбителем.

Алогична, иррациональна вся жизнь маленького человека, начиная с самого рождения' когда Акакия Акакиевича крестили, он "заплакал и сделал такую гримасу, как будто предчувствовал, что будет титулярный советник". Мир вокруг него приобретает самые фантастические формы - в переписывании "ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир", Акакий Акакиевич и в городе "видел на всем свои чистые, ровным почерком выписанные строки" и далеко не сразу " замечал он, что он не на середине строки, а скорее на середине улицы" - так мир для него превращается в огромный лист канцелярской бумаги, где сам человек - буковка на середине строки-улицы; эта картина и фантастична и реальна - ведь государственная машина низводит простых людей до уровня своих мелких деталей.

Все вещи вокруг маленького человека живут собственной жизнью - старая шинель "имела какое-то странное устройство: воротник ее уменьшался с каждым годом более и более", нитка никак не желает слушаться портного Петровича. Даже зимний мороз предстает как "сильный враг всех, получающих четыреста рублей в год жалования". Но не только этим алогичен мир - самые разные вещи вдруг оказываются сопоставленными, это уже упомянутые пушкинские два неподвижных седока - Евгений верхом на льве и Медный Всадник, это и два прозрения в "Шинели" - молодого чиновника и "значительного лица", который уже не смог кричать на подчиненных; это и собачки, ведущие себя как люди (в самом деле, если человек говорит с собакой, то почему бы ей и не выучиться человеческому языку?), сравнивающие жениха своей хозяйки с собственным кавалером Трезором.

Иррациональность мира подчеркивается упоминанием лестницы, "умащенной.. помоями", или "великодушно воспомоществования петербургского климата", благодаря которому "болезнь пошла быстрее", или лечения "единственно уже для того, чтобы" умирающий "не остался без благодетельной помощи медицины". Разве в такой действительности, в реальности, которая настолько лишена здравого смысла, маленький человек может сохранить ясность ума, не стать сначала мечтателем, живущим в мире грез, а потом и вовсе сумасшедшим? Эта проблема не исчерпывается образом бедного чиновника - ведь в подобную беду попадает и князь Мышкин, герой романа Достоевского "Идиот".

Петербург, город великолепия и ужасной нищеты, город Разума, доходящего до полной иррациональности, неизбежно порождает мечтателей, и рано или поздно мечта сталкивается с действительностью и гибнет сама и губит человека - его неустойчивая душа, его "слабое сердце" не выдерживает настоящей любви или он задавлен бедностью, но скорее - и то, и другое вместе. Единственной попыткой выхода является бунт - но и тот оборачивается против бунтаря, губя его не руками правосудия, а невозможностью сопротивляться стихии. Эта же тема будет потом поднята Достоевским в романе "Преступление и наказание", где задавленный нищетой Раскольников сравнивает себя с Наполеоном, однако стихией, против которой он безуспешно пытается бороться, оказывается не государство, а, напротив, - человечность. Раскольников - своего рода "маленький человек наоборот", если мечты маленького человека безобидны и трогательны, а когда они рушатся, он гибнет, то мечта Раскольникова страшна и разрушительна, и она точно так же терпит крах при столкновении с действительностью (совершив убийство, Раскольников оказывается не в силах это перенести), но ее крушение ведет к возрождению человека

Почти все мотивы, связанные с образом маленького человека (и шире - мечтателя), уже намечены и у Пушкина в поэме "Медный всадник". Итак, наш герой - это бедный чиновник, размышляющий о несправедливости] жизни, - ведь он, дворянин, не занимает подобающего ему положения (ср. Поприщина, который гордится своим дворянством и мечтает возвыситься, кстати, оба героя размышляют лёжа, т. е. при полном бездействии). Другие мысли Евгения - о невесте и женитьбе, здесь ближе всего образ Васи Шумкова, рисующего Аркадию картины семейного счастья Фраза "размечтался, как поэт" вызывает аналогии с началом "Бедных людей", когда Девушкин тоже "помечтал довольно приятно" и едва ли не стихами. Далее, в сцене наводнения мы видим Евгения, застывшею рядом с Медным Всадником, - этот эпизод мы уже анализировали и убедились, что сопоставление маленького человека и Государя присуще и Гоголю, и Достоевскому. Невеста Евгения Параша погибает - можно провести параллель, видимо, с неизлечимо больной Варенькой Доброселовой. Крушение любви переживают герои всех произведений, которые мы рассматриваем, и уже было отмечено, что той силой, которая разлучает любящих или героя с предметом его любви, является не чья-то злая воля, а иррациональность Петербурга, иррациональность государства, подминающая под себя человека.

Безумие Евгения подобно безумию Васи Шумкова и Поприщина, а ею скитания по Петербургу напоминают нам странствия Мечгателя. Образ Медною Всадника символизирует государственную стихию, уничтожающую всякого, кю встанет на пути. "Куда ты скачешь, гордый конь, / И где опустишь ты копыта?" - вопрошает Пушкин, не задавая вслух еще один вопрос: кто следующим погибнет под копытами этого коня? Бунт Евгения против этой силы обречен так же, как желание Акакия Акакиевича добиться справедливости - чтобы отомстить, ему надо прежде умереть, как желание Поприщина возвыситься, приводящее его к сумасшествию. Медный Всадник, преследующий своего оскорбителя, оказывается одним из многих оживших неодушевленных предметов, которые мы видим в произведениях Гоголя и Достоевского Наконец, гибель Евгения аналогична краху всех других маленьких людей. Завершая краткое рассмотрение образа бедного чиновника у Пушкина, Гоголя, Достоевского, нельзя не подчеркнуть еще раз, что причина несчастий маленького человека и близких ему - не просто социальная несправедливость, а стихийность, надчеловечность государства, от которой не может защитить даже генерал-благодетель, что эти беды усугубляются фантастичностью, иррациональностью Петербурга - города-символа, жизнь в котором неизбежно делает из маленького человека - мечтателя, чье существование протекает в мире грез, на границе реального и вымышленного, - поэтому в произведениях, описывающих жизнь маленького человека, мы и видим, говоря словами Достоевского, "реализм... доходящий до фантастического".



Портал "Миф"

Научная страница

Научная библиотека

Художественная библиотека

Сокровищница

Творчество Альвдис

"После Пламени"

Форум

Ссылки

Каталоги


Общая мифология

Общий эпос

Славяне

Европа

Финны

Индия

Античность

Средиземно- морье

Сибирь, Африка, Америка

Дальний Восток

Буддизм Тибета

Семья Рерихов

Искусство- ведение

Толкиен и толкиенисты

Русская литература

На стыке наук

История через географию

А.Л. Баркова (c) 1993-2012
Миф.Ру (с) 2005-2012