Мечта о красоте среди проблем сегодняшней жизни... Суждено ли ей воплотиться? Правда ли, что Добро и Зло жили давным-давно, а ныне Добро исчезло, а Зло измельчало, превратившись в безысходную серость? Правда ли, что благородство и верность слову существуют только в книжках? Правда ли, что высокую любовь придумали писатели, а в жизни есть только похоть и разврат? Правда ли это?

Нет, решительно не хочется в это верить. А если ты молод, полон сил и желания потратить их на настоящее дело, и при этом ты еще и хорошо образован, – то поверить в такое просто невозможно. И тогда юноши и девушки начинают поиски противовеса этой серости.

Последнее десятилетие магнитом, притягивающим их к себе, является Средиземье.

Помните строчку из песни: “Медленно и чинно сходим со страниц”? Средиземье – это мир, развернутый на страницах книг английского писателя Дж.Р.Р. Толкиена. Книги эти – повесть-сказка “Хоббит”, роман-эпопея “Властелин Колец” и хроника-легенда “Сильмариллион”. А также тринадцать томов черновиков к этим произведениям, изданные сыном писателя Кр. Толкиеном и не переведенные на русский язык.

На уровне обыденного сознания Средиземье – мир вымышленный, но... Но – история этого мира выписана с такой скурпулёзной точностью, что никак не выглядит плодом фантазии одного человека. Но – языки этого мира (а в книгах достаточно много текстов на них) вполне поддаются лингвистическому анализу и сравнительно-историческому исследованию. Но – география Средиземья описана достаточно убедительно с точки зрения специалистов по тектонике. И самое главное “но”: характеры героев обрисованы с потрясающей достоверностью, а все поступки просчитываются психологически. Причем даже в тех случаях, когда перед нами не человек, а эльф, гном, хоббит или кто-либо еще.

Что-то есть в книгах Толкиена такое, что заставляет (помимо своей воли!) верить в реальность описанного им мира. И очень примечательна форма, в которой это неверие выражается: “На самом деле всё было совсем не так!”. Два утверждения в одной фразе: “На самом деле было всё!” и “Не так”. Почему “не так”? – да потому, что любая книга никогда не вместит в себя всей полноты жизни. Но первая половина фразы “На самом деле было всё!” – это неколебимая убежденность в том, что Средиземье – не творение фантазии профессора Оксфордского университета Дж.Р.Р. Толкиена (или кратко: Профессора), а мир, существующий (или существовавший?) не вполне ясно где.

Я воздержусь здесь от пересказа книг Толкиена: читавшему он не нужен, а не читавшему он их не заменит. Да и речь у нас пойдет не о них. Речь пойдет о толкиенистах – о людях, большинству из которых 18–23 года, кто верит в реальность Средиземья. Почему я считаю необходимым писать о них на страницах именно этого журнала? Потому, что толкиенистское движение захватывает огромную часть молодежи, причем лучшую часть – народ не просто образованный, но мыслящий, творческий, одухотворенный. Тех, в чьих руках наше будущее.

Толкиенистское движение существует. Хотим мы того, или нет. Если мы – педагоги, ищущие новые пути общения с нашими учениками, будем демонстративно не замечать толкиенистов – что ж, лучше от этого не будет никому. Хуже – не знаю...

Когда-то встретиться с московскими толкиенистами было очень просто: надо было придти в четверг вечером к библиотеке в Нескучном саду. Однако сейчас там группируются совершенно разношерстное молодежное сборище, в котором десятка два “старых” толкиенистов, приходящих сюда по доброй памяти, совершенно не заметны. Причина интеллектуального, духовного, а подчас и нравственного упадка традиционных “четвергов” в Нескучном саду проста: обилие передач и статей о толкиенистах (сделанных, как правило, грубо или поверхностно) способствовало тому, что вокруг движения собиралась масса совершенно постороннего народа. Но из этого совершенно не следует, что сама субкультура исчерпало себя.

Мы привыкли, говоря о любом движении, начинать с обрисовки его целей и задач. В данном случае сделать это будет очень трудно, потому что толкиенистское сообщество сознательно избегает всякой формализации, и, например, предложение ввести членские билеты (чтобы отмежеваться от пришлых) воспринимается как несмешная шутка. У большинства толкиенистских клубов Москвы отсутствует официальная регистрация и списки членов, не говоря уж о Программах, Уставах и Положениях. Причина этого понятна: движение, в основе которого лежит духовное переживание тонкой реальности и творчество, главный объект которого – сама жизнь, такое движение не может существовать в грубых условиях бюрократической формализации.

Здесь следует обозначить мысль, к которой я буду не раз возвращаться в этой статье: толкиенистская субкультура – это не эскапизм, не бегство от реальности, это способ внутреннего противостояния грубости и пошлости современной жизни, но отнюдь не уход в выдуманный Толкиеном или самим собою мир. И если мы попытаемся всё-таки определить цель этого движения, то должны будем признать ею Творчество во всех его аспектах: от первого собственноручно выструганного деревянного меча до сотворения собственного мира или, что сложнее, формирования собственной личности.

Разумеется, само толкиенистское движение неоднородно. Те, для кого книги Толкиена послужили духовным толчком, далеко не всегда похожи друг на друга. Кстати, с “древнейших” времен существования движения среди толкиенистов ходят различные “Классификации по степеням толкиенутости”, общий вид которых примерно следующий:

степень 1: прочел – понравилось;

степень 2: Средиземье существует на самом деле;

степень 3: Толкиен всё напутал, на самом деле всё было совсем не так;

степень 4: В паспорте – Гэндальф (или: психиатр говорит, что всё в порядке, но мама ему не верит).

Конечно, это шутка, но известная доля правды в этих классификациях есть. Я позволю себе высказать некоторые соображения о типах толкиенистов, или, если угодно, об этапах пути в этой субкультуре.

Раньше начальный этап действительно был “прочел – понравилось”; теперь его следует назвать скорее “услышал – понравилось” или “увидел – понравилось”, – потому что многие приходят в движение из интереса к общению в этой среде. Назовем этот этап “Любопытство”.

Следующий этап – “Игра”. Желание подняться над будничной жизнью приводит к тому, что человек втягивается в атмосферу Игры-в-Средиземье, берет себе имя любимого героя (что приводит к появлению Галадриэли XI, Гэндальфа VIII, Фродо IX и т.п.), называет где-то подобранную палку – мечом, одевает поверх куртки старую занавеску, утверждая, что это плащ... Всё это выглядит со стороны немного смешно, немного наивно, и у большинства со временем проходит. Но на этом же этапе человек жадно впитывает в себя толкиенистские стихи и квэнты (так называются собственные истории о Средиземье), не без зависти присматривается к искусно сделанному оружию и доспехам, бархатным и шелковым платьям, бисерным украшениям, какие и не снились выставкам-продажам. И наступает...

...новый этап – Творчество. Оно проявляется во всём: человек ищет свое место в Средиземье, составляя свою квэнту (вспоминая или придумывая – как вам угодно – свою тогдашнюю жизнь); он берет себе свое имя (как правило, на одном из эльфийских языков); он учится ремеслу – оружейному, рукоделию, плетению из бисера; он учится играть на гитаре и поет, как правило, на собственные стихи. Такой человек становится творцом удивительного и хрупкого мира Средиземья на земле, он становится в полном смысле слова толкиенистом.

До высшего этапа доходят немногие и, может быть, это к лучшему. Ибо последний этап – Вера. Глубочайшая вера в подлинность Средиземья, в реальность всех описанных событий (чему не противоречит утверждение, что не все события описаны верно), в свою причастность к средиземским радостям и бедам, которых гораздо больше, чем радостей. Такие люди становятся авторами развернутых квэнт или даже книг (см. ниже), они с жадностью читают всё, что можно достать из непереведенного Профессора. Такие люди становятся лидерами, они приобретают собственных последователей. Они могут быть названы продолжателями Толкиена, но не в том смысле, что они пишут продолжение его книг, – просто они вширь и вглубь разворачивают картину Средиземья, нередко детально описывая события, вскользь упомянутые у Толкиена.

Рядом с такими стоят и те, у кого в их кругу общения есть идея и цель (не только теоретическое исследование Толкиена, но и организация ролевых игр, о которых см. далее), причём идея довольно реалистичная и хорошо осуществимая. Они активны, так как цель требует реализации, они многого добиваются и предпочитают дело слову. Они всегда на виду.

Применительно к большинству тех, кто заметно выделяется своим искусством, мастерством, писательским талантом или силою веры в Средиземье, в толкиенистское среде звучит слово “дивные”. Кстати, так в книгах Профессора люди называют эльфов. Вот что пишет о таких хорошо известная московским толкиенистам Эйлиан: “Отмечу ещё один психологический аспект дивности, на который почему-то внимания не обращают. Есть два совершенно несхожих между собой типа дивности. Условно назовём их "дивностью от избытка" и "дивностью от недостатка", смысл сейчас станет ясен. К первому типу тяготеют люди талантливые, романтические натуры, увлекающиеся всем необычным, совершенно к фанатизму не склонные. В "большом мире" их ценят, они там вполне могут реализоваться или уже реализовались. Другой тип - дивность от недостатка. Люди, склонные к такому типу, особыми талантами не отличаются, часто имеют какой-нибудь физический недостаток, они замкнуты, необщительны, страдают комплексом неполноценности, не могут реализоваться в жизни, слывут чудаками. В качестве компенсации часто увлекаются нетрадиционными религиями, йогой, полностью уходят в это занятие”.

Последнее суждение для нас чрезвычайно важно, поскольку самым традиционным упреком в адрес толкиенистов является фраза

Мол, нечего играть в сказку, возраст не тот. Нечего аспирантке МГУ говорить, что она – эльф. Нечего студенту МИФИ утверждать, что он – гном. Нечего доценту Переяславльского университета называться Гримой Злоязычным. Нечего! – реальной жизнью жить надо.

Надо, кто же спорит. И, как ни странно, они ею живут. Среди собственно толкиенистов (т.е. вставших на путь Творчества) почти все – студенты вузов, цвет нынешней интеллектуальной молодежи. И в подавляющем большинстве случаев их научные работы представляют в университетских кругах не меньший интерес, чем песни и квэнты – в толкиенистских. Глубоко осмысливать Толкиена может только человек с развитым интеллектом, поэтому высшее образование – непременный атрибут большинства членов движения.

Здесь мне вспоминается один смешной случай. Несколько лет назад эльфийскую владычицу Альвдис (в миру – старшего преподавателя Университета истории культур) пригласил прочесть курс лекций по мифологии в Переяславльском университете уже упомянутый Грима, в квартире которого собираются переяславльские толкиенисты. В тот вечер среди собравшихся был некто Леший (он же – преподаватель этого университета). И когда один из студентов спросил Гриму, не примет ли он у него сейчас, в непринужденной обстановке, пересдачу, – эти трое переглянулись и предложили отвечать комиссии. Тот предпочел отвечать в учебное время.

Где уж толкиенистам жить реальной жизнью!

А если говорить серьезно, то “уход толкиенистов от жизни” гораздо больше декларируется глядящими со стороны, чем кем бы то ни было внутри движения. Конечно, в этой среде хватает тех, кто далек от реальных проблем, но... но это никак не связано с сутью движения. Как было написано в одной из толкиенистских статей, “если человек любит и хочет погружаться в депрессии - Средиземье для него такой же повод, как ссора с родителями или дождик на улице”. Повод – отнюдь не причина. Именно о таких Эйлиан говорит о “дивности от недостатка”.

Кстати, среди толкиенистов немало и социологов, пишущих курсовые работы не материале движения. Вот выводы одной из них (речь идет о причинах, побудивших ребят придти в движение): “Hаиболее важными оказались новые и интересные друзья, желание другого образа жизни и общий интерес к чему-то нестандартному. Hа втором месте были литературные пристрастия и как наименее значимая была отмечена причина плохих отношений в семье и с окружающим обществом.

По вопросу о том, сколь понятно их поведение окружающим, никто не ответил, что они принципиально не могут ничего понять (!), примерно 35% считает, что полного понимания достичь вряд ли удастся и остальные 65% считают, что "обычные люди" все понять могут, просто малоинформированны или не задумываются”.

И напоследок. Юношу, два–три раза в неделю пропадающего в каком-нибудь местном Камелоте, где он фехтует со своими собратьями по Круглому Столу, обязательно обвинят в уходе от жизни. И будут не обращать внимания на тот факт, что тренер этого Камелота – мастер спорта по историческому фехтованию (большинство родителей вообще не знает, что такой вид спорта существует). Но хочется спросить, чем такие занятия отличаются от обычных спортивных тренировок? Только одним: тем, что на них кроме тела развиваются еще и ум (чтобы боец вышел на республиканский или международный турнир в доспехе по “последней моде” X, XII или XIV века, необходим широчайший спектр знаний), и душа (рыцарские идеалы, всё-таки...). Стало быть, уход от реальности здесь не больше, чем в любой спортивной секции, но среди здешних профессионалов (уже не с деревянными, а с железными мечами) парень с могучими мышцами и пустыми глазами – явление крайне редкое. Автор этих строк за долгие годы общения видел только одного. Может ли любой другой вид спорта похвастаться подобным?

Так почему же всё-таки эти обвинения звучат? Почему девочку, идущую по городу в “эльфийском” плаще и бисерной ленточке на голове, непременно будут обвинять в уходе от жизни? А вот паренька, часами играющий на компьютере в футбол и гордого тем, что он выигрывает мировое первенство – нет? А ведь он постепенно наживает болезнь позвоночника и деградацию мышц ног. Как специалист по мировой мифологии, я могу это объяснить только особенностями человеческого мышления.

Вдумайтесь в эту фразу: “человеческое мышление”. Этот застывший оборот речи возник в те времена, когда разум людей вполне допускал наличие других мыслящих сущностей, кроме человека. Не-людей. И дело здесь в подсознательном и древнейшем человеческом недоверии к не-людям. Да, именно к ним, хотя я не буду утверждать, что все толкиенисты, называющие себя эльфами, гномами и т.д., людьми не являются. Дело не в том, кем они себя считают. Дело в том, как их воспринимают окружающие.

А они видят нечто иное. Не стандартное. Инаковое. В тупеющем за компьютером этого нет. Его не будут ругать за уход от мира.

Для подавляющего большинства “взрослых” толкиенист только на словах плох тем, что не “живет реальной жизнью”. На уровне глубинного восприятия он плох тем, что его пространство больше на пару измерений, чем обыденное. И это неприятие способных ВИДЕТЬ – не вина родителей и учительниц, а основная черта человеческого мышления, берущая начало еще в той глубочайшей древности, когда появление не-человека в человеческом племени никого бы не удивило. Парадокс, но факт: самые закоренелые материалисты мыслят предельно мифологически, боясь не-людей. Вот так.

И в заключение – еще одна цитата из толкиенистской прессы: “Субкультура всегда готова принять в свои ряды любого, кто пожелает и, за исключением особого случая "дивных", легко уживается в обществе, не слишком афишируя свою особую жизнь и принимая участие и в обычной жизни стандартного общества. Просто люди с более глубоким духовным миром находят свою отдушину не в стандартных средствах (дискотеки, кино, алкоголь), а в чем-то более изощренном, интересным и способствующим их развитию как личности”.

Кажется, приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что настоящие толкиенисты не уходят от реальности. Но как же тогда быть с их вполне серьезными утверждениями, что они не люди, а эльфы, гномы, хоббиты и проч.? Ответ предельно прост. Эти девушки и юноши понимают более тонкие уровни мира, нежели ощущаемый всеми, и свою обостренную способность восприятия облекают в образы нечеловеческих рас.

Кстати, подобное явление в человеческой культуре отнюдь не уникально. Еще Л. Леви-Брюлль описывал особенности образного переживания окружающего мира: если человек ощущает свою мистическую (либо эмоциональную) связь с каким-либо явлением, животным, растением, предметом, то на эмоциональном уровне (отнюдь не на логическом!) он будет отождествлять себя с ним. Так, аборигены племени бороро заявили ученому, что они – красные попугаи. Подобный тип мышления был назван Леви-Брюллем пра-логическим; его можно определить также как мышление символами: например, толкиенист способен эмоционально воспринимать свой клинок как стальной, хотя на логическом уровне он прекрасно понимает. что клинок – деревянный.

Последнее чрезвычайно важно. Еще раз хочется подчеркнуть, что ни о каком психическом нарушении здесь нет и не может идти речи, просто в сознании современного человека воскрешаются (а точнее, пробуждаются) архаичные формы восприятия мира. Известно, что чем менее регламентирована религиозная жизнь общества, тем активнее в сознании людей именно архаичные формы мистического осознания мира. Культура Советской эпохи переполнена примерами подобного рода, и толкиенистское движение здесь – просто одно из проявлений своего времени.

Отождествление самых разнообразных явлений, сущностей и предметов на основе их мистической символики Леви-Брюлль называл сопричастием. Именно это мы и наблюдаем в толкиенистской субкультуре. Человек ощущает себя сопричастным по тем или иным душевным качествам некоему герою Средиземья (присутствующему в книгах Толкиена или нет – неважно) и берет себе его имя. При этом он ничем принципиально не отличается от индейца бороро, считающего себя красным попугаем, и, кажется, это комплимент – в наше технологизированное время сохранить такую непосредственную чистоту восприятия мира удается совсем немногим.

Рассмотрим теперь эту проблему с другой точки зрения. Объясняя мышление толкиениста законами пра-логического, мы исходили из традиционной материалистической посылки, что ничего подобного Средиземью не существует и существовать не может. Однако так ли это? Чем тогда объяснить, например, тот факт, что не просто сотни людей согласны с тем, что в книгах Профессора описан реальный мир, но, более того, обсуждая ряд событий, не входящих в эти книги, совершенно разные люди, не сговариваясь, рассказывают об этих событиях одинаково? Чем это объяснить, как ни воспоминанием?

Слово сказано. И в самом деле, если мы верим в переселение душ в пределах Земли, то почему не в Средиземье? Кажется, рассуждения о множественности миров уже не удивляют большинство мыслящих людей. Так почему бы ни допустить реальность существования еще одного? (А если сознание решительно протестует, то, что ж, Леви-Брюлль всегда к услугам скептиков.)

Если вам удастся разговорить толкиениста, убежденно считающего себя эльфом (или представителем любой другой расы), то он вам объяснит, что тело у него, конечно, человеческое, но душа его прежде была... – далее следует квэнта. Такой народ глубоко чувствует природу, умеет говорить с лесом, безупречно находит места силы, где природная энергия брызжет из земли, как гейзер. Сколько раз бывало так, что перед выездом в лес приходилось “проводить среди туч разъяснительную работу” и вместо обещанного дождя светило яркое солнце. Кстати, опытные туристы и особенно геологи умеют делать то же. Надо ли говорить о том, что все подобные личности являются неплохими экстрасенсами, а кое-кто – немного магом.

Речь здесь идет о природной магии или, точнее, о магии природы. Человек-эльф чувствует жизнь земли и является проводником этой силы, направляя ее земле же во благо. Неудивительно, что толкиенистское движение смыкается с экологами. Только экологи действуют разумом, а люди-эльфы – энергией.

Поэтому особо важна та позиция, которую займут педагоги относительно таких ребят. Пятнадцати–двадцатилетний человек, ощущающий свое сопричастие миру магии и вращающийся в кругу, где все обостренно чувствуют мир, не может не развить свои природные биоэнергетические возможности. Эти возможности всегда выше обычного – иначе бы он не задавал вопросы о сверхъестественном. Однако молодежная среда не может регулировать проявление этих способностей в безопасных пределах. Не повредит ли наш эльф себе чрезмерным увлечением исцеления других? Кто убережет его от ошибок? Задумаемся...

Толкиенист без природы – всё равно что зверь в клетке. Без постоянных выездов в лес (с начала мая по конец сентября, не взирая на студенческую сессию) толкиенистская жизнь немыслима. И так уж повелось, что большинство этих выездов – ради проведения ролевых игр.

Сразу стоит оговориться, что ролевое движение и толкиенистское – не одно и то же, хотя общего между ними много. Ролевые игры можно устаивать по любой исходной ситуации – книжной, исторической или взятой, как говорится, из головы. Ролевая игра – всегда игра, то есть проживание некоей жизни в течении двух–трех дней, после чего игрок расстается со своим образом либо сразу, либо относительно быстро. К ролевой игре почти никто не относится серьезно, как к “параллельной жизни” – например, игрок может сказать: “Я не буду убегать от стражников, мне интересно, как они меня схватят и сожгут ли меня на костре?”. Другой пример: очень многие ребята любят выбирать себе на игру персонажей, не близких, а противоположных им по духу. И хотя у человека в действительности благородного и доброго почти никогда не получается успешно сыграть подлеца и злодея, тем не менее попытки играть своего нравственного антипода не ослабевают.

В отличие от условного мира ролевых игр в толкиенистской среде нет ролей – есть свое имя, с которым человек сживается более чем глубоко и серьезно, о чем мы уже говорили ранее. Причем важно отметить, что на больших играх толкиенист почти никогда не стремится взять себе “свое” имя (в тех случаях, когда игра идет по Средиземью) – либо оно для него слишком много значит, чтобы быть объектом игры, либо им руководит уже упомянутое стремление к противоположному.

Если начать анализировать внутреннюю сущность того и другого движения, то мы должны будем определить их как радикально несхожие: врастание в образ в одном случае – и выбранный персонаж в другом; месяцы или годы жизни со своим именем – и короткое время игры; искренность – и театральность. Однако такой анализ будет не вполне точен: ранее мы говорили о степенях глубины ухода в субкультуру, и то, что обрисовали сейчас, характеризует именно тех, кто дошел до степени Веры, но ни в коей мере не относится к ребятам, для кого Средиземье – игра. А ведь таких очень и очень много. Поэтому толкиенистское движение немыслимо без ролевых игр.

С другой стороны, самый серьезный толкиенист переживает Средиземье настолько сильно и искренне, что более прочих нуждается в психологической разрядке. О том, что игры являются одной из наилучших форм этого, говорить не приходится – на Западе да и с недавних пор у нас это стало общим местом психологии и психотерапии. Не стоит повторять очевидные вещи и писать о том, как ролевые игры помогают снять стресс и т.п. – это не нуждается в комментариях.

Важнее, на мой взгляд, отметить другой аспект. Ролевая игра – это очень серьезная школа жизни. На ней время спрессовано максимально (годы уменьшаются в два дня) и плотность событий соответствующая. Поэтому каждый игрок раскрывает свою личность во много раз больше, чем в будничной жизни, проходя через вполне человеческие (даже если он играет дракона) проблемы и принимая вполне человеческие решения; он имеет возможность как бы прожить жизнь начерно, совершая ошибки на игре – и избегая их потом в жизни.

И есть еще одна причина, подвигающая молодежь ездить на игры (она касается не только игр, но и вообще самовосприятия толкиенистов). Что толкает молодую интеллигенцию, живущую не безмятежной, но благополучной жизнью, принимать на себя беды и страдания героев Средиземья, или искать “смерти” в славной битве на игре? Почему квэнты большинства толкиенистов трагичны? Что же, им не хватает проблем в реальной жизни, и они ищут их в вымышленной?

Конечно же, проблем хватает. Однако дело не в их количестве, а в их масштабе. Молодежь душит много мелких проблем – а сильной личности хочется крупных. И отдушиной для нерастраченных сил души являются как игры, так и квэнты.

Простите за ироничный заголовок, но по-иному как-то не скажешь. А проблема, о которой пойдет речь, – одна из серьезнейших.

Когда русские толкиенисты начинают общаться со своими английскими или американскими собратьями, то они совершенно не могут понять системы ценностей друг друга. Любой западный толкиенист, собственно, потому таковым и является, что принимает мир Толкиена всецело и безоговорочно. Силы, названные в книгах Профессора благими, им и воспринимаются как благо. И он без тени сомнения повторяет вслед за Толкиеном: “Враг нес в мир Зло”. А в ответ слышит вдруг: “Нет. Враг нес в мир Свободу”.

Примечательно, что многие, не причисляющие себя к “черным” и утверждающие, вслед за Высоцким, что “Враг есть враг”, тем не менее к благим силам относятся весьма скептически. Откуда эта нелюбовь к Добру?

Дело в том, что силы Добра у Толкиена (особенно в начальных главах “Сильмариллиона”) изображены как силы Порядка, карающие любое проявление свободной воли как отступление от предписанного Благого Пути. Не правда ли, что-то очень знакомое? – впереди светлая жизнь, все к ней строем, а каждый шаг в сторону...

И против этого восстает практически каждый из глубоко воспринимающих не только приключенческую, но и философскую сторону книг Толкиена. Поэтому так мало среди толкиенистов сознательно “светлых”, т.е. называющих благом то, что им называл Толкиен (большинство “светлых” просто не ставит перед собой философских вопросов).

Вот что пишет по этому поводу в послесловии к своей книге “Эанарион. Сказание о Неугасимом Огне” Альвдис Н.Н. Рутиэн: “И совершенно неудивительно, что почти все толкиенисты, серьезно задумывающиеся о картине мира по имени Арда, решительно не приемлют именно этого расчерченного свыше порядка. “Кольцо Тьмы” Перумова, “Черная Книга Арды” Ниеннах и Иллет – одни названия чего стоят! Я сейчас не хочу касаться художественной стороны этих вещей, важно другое: все русские продолжения Толкиена, написанные в первой половине девяностых годов – все! (включая и “Эанарион”) – в различной форме бунтуют против того, что в “Сильмариллионе” названо безусловно правильным и прекрасным. (“Последний Кольценосец” К.Еськова, вышедший позже, картины не меняет.) Нам всем сейчас около тридцати, и мы хорошо помним Программу Партии – и в Средиземье ее не хотим”. Все три названные книги (в отличие от “Эанариона”) стоят именно на отождествлении Мелькора–Моргота (названного Толкиеном Врагом) и принципа Свободы. И хотя “Черная Книга Арды” – это слезливые дамские переживания по поводу того, что нехорошие Светлые регулярно побеждают хороших Темных, а “Последний Кольценосец” – типичный шпионский роман, они полностью совпадают в изображении подавляющего большинства положительных героев Толкиена подлецами и негодяями. “Кольцо Тьмы” гораздо интереснее (хотя его продолжение “Адамант Хенны” – вещь откровенно слабая): в нем задается вопрос о праве Людей на собственный выбор пути, о праве не быть послушными учениками всезнающих эльфов. И если в книгах самого Толкиена и его ярых оппонентов Ниеннах, Иллет и Еськова взаимопонимание между Добром и Злом невозможно (кто бы ни назывался Добром), то у Перумова хоббит Фолко и человек Олмер из заклятых врагов превращаются в соратников, когда в миг своего торжества Олмер осознает, какую страшную ошибку он совершил, и только Фолко может ее исправить.

Если все изданные русские версии Средиземья – это книги “черной” направленности, то среди неизданных представлен полный спектр идейных оценок: от всецело принимающих систему ценностей Толкиена “Хроник Дома Финарфина” Эйлиан, до близкой к “Черной Книге Арды” “Дороги идущему” Эны Деметр. Особняком стоит уже упомянутый “Эанарион”, автор которого видит в мире не две, а три силы: силы Порядка (Добро Толкиена), Разрушения (Зло Толкиена) и Свободы. Последнюю силу автор связывает с образом народа нолдоров и его вождя Феанора, великого мастера, не пожелавшего жить в западном раю, где благо и счастье дарованы свыше.

А каковы же истоки этого бунтарства? Вспомним “Сказания о титанах” Я.Голосовкера. Тоже картина мира с точки зрения побежденных, которые хотели одного: быть свободными. Быть собою. А могучие властители Олимпа на это им отвечали, что единственное право титанов отныне – быть послушными воле победителей.

Но “Сказания о титанах” известны не всем, чего не скажешь о Лермонтове. От его “Демона” протягивается прямая нить к “Черной Книге Арды”: тот, кого все называют Злом, – это живой страдающий дух, обреченный на одиночество, на непонимание, а его любовь к девушке приносит ей смерть (соответственно Мелькор и Элхе). От “Мцыри” протягивается столь же четкая нить к “Эанариону”: герой-бунтарь, готовый жизнью заплатить за то, чтобы вырваться на свободу из тихого и сытого монастыря.

Кстати, авторы этих вещей – ровесники великому писателю, так что их бунтарство еще и возрастное.

А разве так бывает? – спросите вы. А по-другому неинтересно! – ответят вам толкиенисты. Жизнь должна быть прекрасной, и никак иначе. Почти по Чехову, только на первом месте здесь стоит красота отношений.

И даже не очень важно, что реально клятвы в вечной верности своей даме сердца или своему королю забываются где-то через полгода, – важнее то, что молодежь стремится поставить себя в такую моральную структуру, где понятия чести, гордости, верности, служения, самопожертвования будут живыми, актуальными, истинными. Да, мы дети своего века, мы в большинстве своем разучились держать данное слово – но тем ценнее то, что существует субкультура, ориентированная на возрождение нравственных принципов. И хотя стремиться быть благородным много легче, чем действительно быть им, само намерение уже более чем похвально.

Итак, мы видим основную форму толкиенистского творчества – ритуальное поведение. Оно захватывает всех, кто входит в движение, и проявляется самым различным образом, но, в первую очередь, в непосредственном живом общении. Вся субкультура пронизана вассалитетом – либо социальным (король и десяток его поданных), либо семейным (генеалогическая система в лицах, даром что “прадеду” восемнадцать лет, а “правнуку” двадцать один). Слово “старшего” – закон, воля короля – свята. И эта иерархия будет проявляться отнюдь не только тогда, когда ребята находятся среди единомышленников, но и в бытовой обстановке.

Ритуальное поведение может принимать и внешние формы. Какой королевский двор без рыцарских турниров? Без балов? Без состязаний певцов-менестрелей? Вот основные варианты толкиенистского времяпрепровождения.

О любви к простейшей внешней форме проявления рыцарственности – сражению на мечах или шпагах – говорилось уже достаточно. Чем серьезнее юноша или девушка уходят в фехтование, тем профессиональнее становятся – от игрового размахивания деревянным клинком до участия в международном “железном” турнире. Бывают и дуэли, разумеется, бескровные, однако за честь на них сражаются абсолютно всерьез.

Последние несколько лет в Москве проходит примерно полдюжины больших балов в год. Малые (где число приглашенных менее полусотни) не считал никто. Что танцуют на этих балах? Некоторые толкиенистские клубы серьезно изучают и ставят исторические танцы (полонез, менуэт, алеманду, павану, гальярду, не говоря уж о вальсе), но более распространено нечто иное. Ребята берут либо стилизованную кельтскую музыку, либо просят петь своих же товарищей песни их сочинения – и под это танцуют нечто. Любопытно, что, с одной стороны, такой танец трудно сравнить с любой известной традицией, но, с другой, движения танцоров абсолютно слажены и стилистика едина – в основе танца лежат плавные и образные движения рук. Чем объяснить то, что десятки девушек и юношей, не сговариваясь, движутся совершенно однотипно? Чем, как ни общим воспоминанием?

То же самое, кстати, относится и к бальным нарядам. Есть весьма успешные попытки точного воссоздания исторических костюмов, но они тонут в море фасонов собственного сочинения, где хорошо заметны эльфийские наряды – приталенное длинное платье “колокольчиком” с широкими рукавами и длинная прямоугольная мужская туника с отделкой по краям. Как и во всех случаях, когда дело касается чего-то эльфийского, сотни ребят единодушно убеждены, что эльфы одевались так и только так.

И, наконец, поэтическое творчество. Не быть автором стихов – такая же редкость в субкультуре, как быть поэтом – за ее пределами. И неважно, что далеко не всегда эти стихи действительно хороши с поэтической точки зрения (хотя победителей конкурсов бардовской песни среди толкиенистов немало), важно, что духовные возможности человека находят путь воплощения. А это главное.

Пожалуй, сказано всё самое основное. И напоследок – несколько цитат. Эйлиан: “Мои родители с самого раннего детства упрекали меня в том, что я "не от мира сего". Их крайне беспокоило, что мне иллюзии милее реальности. Будучи хорошими родителями, они честно старались сделать меня человеком из мира "сего". Сводилось это к тому, что они пытались запретить мне читать книги и писать стихи. Примерно с тем же успехом можно попробовать запретить дышать, но, с другой стороны, что же им, бедным, оставалось делать?

И вот - все их усилия пропали даром. Я, взрослый (по паспорту) человек с высшим образованием, младший научный сотрудник (теперь уже бывший - надоело) одного из центральных московских НИИ, по-прежнему куда более нежно, чем нашу драгоценную реальность, люблю те самые иллюзии, от которых меня пытались отучить”.

“Вот куда мы хотим! В мир, где есть Добро и есть Зло. Просто, как абстракции. Но указанные творцом. В мир, где подлеца не назовешь иначе, как подлецом, потому что точно известно, относительно чего считать и по каким параметрам оценивать. И где Добро и Красота ходят под руку. И где есть воздаяние и за плохое, и за хорошее. Где под любой маской все-таки есть лицо. Мы хотим в мир, где такая этика. Мы хотим не в чужой, а в наш мир, но в такой, где этика возведена в ранг внутреннего закона. А это и есть Средиземье”.

(Альвдис Н.Н. Рутиэн)