|
Волна
* * *
На севере рос мальчишка. Обыкновенный… или, во всяком случае, не считающим себя чем-то особенным. Возраст не тот, чтобы задумываться о своей исключительности.
Дни напролет он пропадал в горах, пытаясь помогать пастухам (больше мешал, но как прогонишь такого славного малыша?); он одинаково весело болтал с людьми, с животными и с духами этих гор, не задумываясь о том, что с овцами большинство лотианцев говорить не умеет, а пикси или ниски могут быть очень опасны. Мальчишка, конечно, выучил, что его мать – дочь Рианнон, но кто эта Рианнон – понимал смутно, и почему это имя защищает его от беды – не задумывался вовсе.
Он просто жил – как живут все пятилетние пацаны.
У него были мама и папа. Папа – низкий, смуглый, темноволосый и очень красивый – потому что его тело было разрисовано синими узорами. Мальчишка, тайком, пока никто не видит, макал палец в грязь и рисовал на себе такие… ну, почти такие… в общем, похожие. Мама была беленькой. У нее была белая кожа и очень странные волосы. Светлые-светлые. Мама была очень высокой – выше папы, да и большинства пастухов. Говорили, что мама красавица, но по сравнению с папой она была неинтересной: у нее же не было таких замечательных синих рисунков на теле!
Мама и папа жили в башне, очень большой и зимою очень дымной. Каково там летом, мальчишка не знал: как только сходили снега, он удирал в горы. Мама пыталась его удержать, зато отец не возражал. Отец был очень умным, он понимал, что лазать по горам – это гораздо интереснее, чем сидеть в какой-то башне! Отец летом тоже куда-то уезжал, потому что он был этим, как его, королем. Что это такое – мальчишка не очень понимал, но точно знал: через год или через два папа возьмет его с собой. И это будет ух как интересно!
Так и рос Друст, сын Ирба. Облаченный почти весь год только в юбку из кожи оленя, загорелый до почти отцовской смуглоты, веселый и счастливый, как может быть счастлив ребенок, самая большая беда в жизни которого – наступление осени и необходимость вернуться в башню.
Кромка жизни: Ирб
Растет парень. Умный, ловкий, самостоятельный. Из лука стреляет уже прилично… для своего возраста. Пора искать ему хорошего учителя меча – а то луку любой пастух научит, а вот мечу только южанин.
С Мархом поговорить бы об этом. Он присоветует.
Да и вообще – я соскучился по моему Коню. Похвастаться перед ним сыном… пусть скорее находит свою златокудрую суженую, себе такого же парня заведет.
В Лотиане сейчас спокойно, так что почему бы нам и не съездить в гости? Перезимуем.
Надолго отлучаться не следует, и мы срежем путь через приграничье Аннуина. Дорога через весь Прайден займет не больше дня. Ну и, скажем, месяц проведем в Корнуолле. Мой парень не любит скучную лотианскую зиму – вот и побегает по Корнуоллу, там теплее.
А в Лотиане зимой самое страшное событие – это буран. Но тут уж никакой король не поможет.
Кромка судьбы: Друст
Ух ты!
Мы едем в гости. К дяде Марху. На юг. Там зимой снег бывает один-два дня, не больше.
Вот здорово! Не то что у нас.
А еще дядя Марх – друг папы и брат мамы. И король. Как папа. И еще что-то… я не запомнил.
Я думал, мы поедем на лошадях. А оказалось всё гораздо интереснее. Мы выли из башни и папа повел нас в круг камней. Потом мы все взялись за руки и оказались… а я не знаю, где.
Я никогда тут не был.
Так интересно: небо серое, снега нет совсем, горы незнакомые. Папа говорит, что мы еще сегодня придем к дяде Марху.
Кромка бытия: Манавидан
Марх так хорошо опахал Корнуолл, что до него мне не добраться. Но он наивно считает себя неуязвимым. Слабость каждого из нас – в тех, кого мы любим.
Ирб со своим щенком даже не счел нужным уйти в Аннуин. Идет по границе миров, свято убежденный в безопасности. Смешно! Вроде он умный… был.
Тебе будет очень больно узнать о гибели друга, сестры и их сына, а, Марх?
Уверен, твое отчаянье будет безмерным. Достойной наградой за мои труды.
Будь они корнуольцами – хоть один из них! – их бы защищала священная борозда. Но они лотианцы. Им не поможет ничто, кроме собственной силы, – да и она не убережет тоже.
* * *
Смутно различимые гребни холмов и кромка неба начали смываться, земля стремительно уходила куда-то вниз… Друст еще не понял, что это, еще считал это интересным, а Ирб закричал:
– Гвен! Зови мать! Он был ее мужем, он не тронет ее! Зови, спасай Друста!
Ответа мамы мальчишка не услышал: с ревом прорванной плотины начала прибывать вода – до колен, до пояса, до груди… Мама подняла его, посадила на плечи – Друст заревел на всякий случай, но вода не пропала, и только папа кричал что-то, а потом…
Потом окрестные горы обернулись волнами.
Выше любых гор.
Они обрушились на них. Мерзкая соленая вода попала в рот и нос, такая противная… когда волна схлынула, то Друст принялся отплевываться.
Они оказались на островке посреди моря.
Папа кричал:
– Рианнон, стерва, подстилка, это твоя дочь и твой внук, спаси их от своего …
Последнего слова мальчик не понял.
Их островок был как плот – волны кидали его, но он не тонул.
А потом море стало стеной. Волна была выше башни – и обрушилась на них… Гвен и Друст завизжали от страха…
…обрушилась бы.
Эта стена воды налетела на невидимый утес. И раскололась.
Ирб что-то кричал про Рианнон… все слова были незнакомые. Но бабушка, кажется, поняла именно их – Друст увидел, как по гребням волн скачет белая кобылица. Мальчик никогда не видел мамину маму, но сразу догадался: это она. Это ее звал папа такими интересными словами.
– Спаси их, б…
Вероятно, Ирб хотел сказать "богиня".
Друст не понял, как оказался на спине белой лошади, мама села сзади, а папа…
– Папа!
Следующую волну Ирб отразить не смог.
– Па-апа-а-а!!! – звенел на ярящейся стихией крик ребенка.
* * *
– Папа! Папа! – кричал Друст, не понимая, где он, не видя, что моря больше нет.
– Успокойся, – незнакомая женщина… бабушка? – прижимала его к себе. – Будь мужчиной.
– Где папа?!
– Он погиб.
Друст заревел, отчаянно, до черноты, до слепоты…
Он видел происходящего, не понимал, что белая кобылица несет их сквозь миры, не заметил, как они снова оказались в мире людей - подле незнакомого высокого замка. Не увидел и того, кто выбежал им навстречу.
Друст только почувствовал, что его сжимают руки… отца?
Мальчик очнулся. Этот широкоплечий рыжеволосый человек был не похож на Ирба. Но его рукам хотелось довериться.
– Малыш… малыш… – повторял он, и Друсту стало спокойнее от этих слов. Он приник головой к его плечу.
* * *
– Марх, Ирб погиб. Убит Манавиданом. Он выпустил силу Ворруда.
Молчание.
– Это его сын. Друст.
Молчание.
– Я не смогла… Не успела…
– Обоих?
– Нет, Гвен жива.
Бесстрастный голос:
– Что с ней?
– Не знаю. Она… ей… вряд ли она вернется в мир людей.
– Ясно.
– Марх, я не могла спасти троих!
– Не кричи. А то я решу, что ты не захотела спасать Ирба.
Кромка миров: Рианнон
Ты презираешь меня, сын мой. Ты смеешь меня презирать.
Ты мне не веришь. Ирб твой друг… был твоим другом, и для тебе "не смогла" значит "не захотела".
Как мне объяснить тебе, что я испугалась Манавидана и сама?
Поверишь ли ты, что я никогда не видела своего бывшего мужа в такой ярости? Поверишь ли, что я испугалась за собственную жизнь?
Из Ворруда не выходил никто – и промедление грозило бы мне… я не знаю, чем. Над Воррудом у меня нет власти, Марх.
А Ирб уже был в Ворруде, когда я прискакала.
За что Манавидан так возненавидел его – я не знаю.
Поверишь? Нет?
Кромка горя: Марх
За что, малыш? За что тебя так?
Ты как котенок - свернулся и спишь. Детские раны заживают быстро - что на теле, что на душе. Пройдет совсем немного времени - и смерть отца станет для тебя лишь смутным воспоминаем детства.
Я постараюсь тебе заменить его. Я сделаю для тебя всё, что сделал бы для собственного сына. Нет, не так. Я сделаю гораздо больше - чтобы хоть как-то оплатить мой долг.
Ты не узнаешь этого, маленький Друст, не узнаешь никогда: это я, я виноват в смерти Ирба. У Манавидана не было причин ненавидеть его. Он метил в меня. А я… глупец, мы о стольком говорили с Ирбом, о важном и пустячном, но я забыл рассказать ему о ярости моего отчима. Забыл предостеречь.
Если бы Ирб знал…
Поздно.
Я даже не знаю, какими тропами он ушел. Что происходит с теми, кто гибнет в Ворруде?
…Он прожил сотни лет или даже тысячи - и погиб из-за меня. Всего лишь неосторожность друга. Лишь одна нерассказанная история своей юности. Пустяк.
Мы, живущие веками, привыкли, что хрупка человеческая жизнь. Мы привыкли к смертям людей, как они сами, должно быть, привыкли к листопаду.
Им наша жизнь кажется вечной - и мы забываем, что и она висит на точно таком же волоске.
Спи, маленький Друст. Тебе не стоит знать всего этого. Что изменит твоя скорбь? - разве что сделает жертву Ирба напрасной.
Если бы его можно было вернуть скорбью - я бы завыл, как сотня плакальщиц.
Но он погиб, чтобы ты жил. Жил не в горе, а в счастье.
Так что будем жить, малыш. И постараемся жить счастливо - по крайней мере, ты.
* * *
Горевать Марху не было времени: у него на руках был мальчишка, с которым приходилось быть неотлучно. Даже ночью брать в свою постель, иначе ребенок не спал и ревел от страха. Твердил "Волна! Волна! Папа!"
С Друстом надо было что-то делать. Марх, при всей любви к Ирбу и Гвендолен, не годился в няньки их сыну. Даже сироте.
Так что король собрал эрлов на совет.
Только нелюдь.
Сам Марх явился в собрание с племянником на плечах. Мальчишке эта поездка верхом явно нравилась.
На трон король садиться не стал, остановился посреди залы и рявкнул:
– Пусть уйдут те, кто не хочет или не может помочь Друсту!
Никто не вышел.
Тогда Марх самым нецарственным образом согнулся, спустил малыша на пол и легконько толкнул его:
– Выбери, у кого бы ты хотел погостить.
Колл, сын Коллфевра, скорчил ему забавную рожу, и Друст подбежал к нему.
Колл скорчил другую рожу.
Друст засмеялся – первый раз со дня гибели отца.
* * *
В тот же день, вечером, они сидели у очага – Марх и Колл. Рядом спал мальчишка, по привычке крепко сжимая руку дяди.
– Воспитаешь его?
– Это несложно. Героев растить легко.
– Что же трудно?
– Трудно вырастить достойного человека. Но я постараюсь.
– Он переживет свое горе?
– Он мал. В этом возрасте беда забывается быстро.
– Или не забывается вовсе.
– Марх, пусть шрамы остаются – но раны всё-таки заживают.
- Увезешь к себе?
- А куда еще? Хен Вен обрадуется… ухрюкается от счастья.
- Ты уверен, что он ей понравится?
- А ты в этом сомневаешься? Да ну?
- Это хорошо, - медленно кивнул Марх.
- Что именно? - Колл посерьезнел.
- Хорошо, что он выбрал тебя. Или ты его - неважно. Хорошо, что он будет расти у тебя. Вдали ото всех.
- Сменить ему имя?
- Не стоит. Мои эрлы не болтливы. О спасенном сыне Ирба скоро забудут. Ты же не собираешься принимать гостей и показывать воспитанника?
- Да уж!
Они оба рассмеялись: Колл славился своей нелюдимостью.
Потом эрл-Свинопас спросил:
- Марх, что ты задумал? Для чего ты хочешь спрятать Друста?
- Не поверишь: не знаю. Просто… лучше появиться сразу сильным. И не показывать до поры свою мощь - пока не понадобится. А в этом мальчике заключены немалые силы. Пусть его считают погибшим. Пусть о нем забудут. Тем ярче будет его возвращение - но уже не ребенка.
Колл кивнул и сказал негромко:
- Будь уверен, мой Король: сын Ирба взрастет в тайне и явится во всей мощи – в свой час и к своей славе.
далее
|
