.
X Международного конгресса молодых ученых Перспектива Нальчик, 2007 |
|
Животворящий смех и смерть у Ф. Искандера Жекамухова Ж.Х. КБГУ, г. Нальчик "На мудрых вместо гнева находили:
Спиноза В современном сознании смех соотносится в основном с жизнью. Ю. Борев рассматривает смех "как утверждение радости бытия": "смех – есть подобие жизни. Смех всегда есть смех над хаосом во имя гармонии, он – гармонизация хаоса. Смех тоже звучит вопреки миру, это радость вопреки злу и даже по поводу зла, во имя и по поводу хотя бы духовного его ниспровержения. Как жизнь созидание второй, доселе не существовавшей природы – живой, так и смех есть созидание второго бытия – бытия вымышленного, мира духовной гармонии, "организующей" хаос зла" [Ю. Борев 1997:193]. Смех утверждает жизнь, продлевает ее. Он выступает против всего того, что ей мешает, что отжило. В этом смысле смех выступает как союзник смерти, сопровождая устранение того, о чем говорят " туда ему и дорога". Парадокс смеха состоит в том, что он отрицает во имя утверждения жизни. Смерть – важнейший фактор человеческого существования. Она подводит черту жизни. Истины последней инстанции часто открывались людям перед смертью. Человек в этом смысле – самое несчастное из животных, поскольку знает заранее о том, что ему предстоит умереть. Но в то же время знание о смерти дает огромное преимущество человеку, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет человека искать смысл и оправдывать перед самим собой свое существование. Смерть – не конец, а венец жизни, она с самого начала присутствует в ней как упорядочивающий жизнь элемент. Человек в обыденной жизни старается не думать о смерти или же полагает, что смерть где-то очень далеко от него, живет так, будто он бессмертен. Мудрецы же, призывавшие помнить о смерти, думали прежде всего о жизни: каждый день жить так, как будто это последний день твоей жизни, ведь он и в самом деле может оказаться последним. Смерть, по мнению известного танатолога В. Стрелкого, – фундаментальное свидетельство нашего "неодиночества". Мы всегда находимся под ее пристальным взглядом. Ощущая ее присутствие, ее реальность, мы поддерживаем себя на уровне, превышающем тот, к которому склоняет нас наша животная природа. Смерть предполагает высший уровень ответственности. Лишить человека его конечности – означает, помимо всего прочего, устранить эту ответственность. Смерть, как и рождение, формирует границы человеческой жизни. Все, что вне этих границ, для человека не существует. Смерть сопровождает человека с момента его рождения. Какое бы время его жизни мы не взяли, человек всегда достаточно зрел для того, чтобы умереть. Казалось бы, знание о грядущем уничтожении должно было бы поразить нас неизбывным страхом. Обессмыслить все дела, начинания и мечты. Однако этого не происходит: человек почти не думает о смерти в своей обыкновенной жизни, и лишь изредка испытывает тоску смерти, переживая кончину близких или поддавшись настроению минуты. Только тогда и настигнет его животный страх надвигающегося конца, страх глубокий и необъяснимый. Сказав "животный страх", мы вновь вспомнили о животном, определив его именем человеческий страх перед смертью. И это подсказывает следующее рассуждение: животное – вот то существо, которое полностью принадлежит миру страха. Животное не знает о том, что оно смертно, оно не ощущает ее повседневно. Мысль дала человеку знание о смерти, знание, нестерпимое для любого существа. И тогда, оставаясь живым, человек стал прежде всего смертным, но при этом место животного страха в его голове занял не еще больший ужас, а смех. Конечно, смеяться над умирающим или умершим кощунственно. Но смех может быть направлен против смерти как таковой. Он – средство защиты от страха смерти. В глубокой древности у разных народов сущеествовали обряды имитации смерти. Однако это была смерть в окружении смеха. В этой двойственности смеха, пульсирующего между жизнью и смертью, многие ученые видят разгадку так называемого "черного юмора", который тоже может быть разным. В одном случае он является безвкусным и циничным глумлением над ценностью жизни. С другой стороны, он может притуплять страх смерти, показывая ее обыденность и тем самым возвышаясь над ней. В реальной жизни противоположности жизни и смерти, радости и горя часто переплетаются. Такое сосуществование радости печали, жизни и смерти вызывает смех сквозь слезы и слезы сквозь смех и даже смех вместо плача, порой истерический смех. Иногда и сам смех бывает "до слез", "до упаду", " до смерти", хотя, конечно, последнее чаще всего в переносном смысле. В произведениях Ф. Искандера смех тоже выступает как средство защиты от страха смерти. Например, это очень четко прослеживается в рассказе "Колчерукий". В центре произведения – характер старика по прозвищу Колчерукий, с которым не может справится даже смерть. Он вечный насмешник и страшный ругатель, смех и брань являются его "языком". Во время болезни Колчерукого пришла из больницы весть о его кончине. Односельчане, как водится, приехали со своими поминальными приношениями к нему на подворье, выкопали могилу. Колчерукий же вернулся живым и здоровым и, оставив себе щедрые поминальные дары, стал обихаживать свою могилу – посадил на ней персиковые и тунговые деревья. Выкопанная на всякий случай могила словно возрождает Колчерукого к новой жизни, а мальчик, случайно провалившийся в нее ночью, является воплощением рождения нового в чреве смерти: " – Так это ты провалился в могилу?.. - Да, – отвечал я. .. - Ну и как тебе там показалось?.. - Хорошо, – отвечал я, стараясь проявить благодарность за гостеприимство. Все-таки это была его могильная яма. - Место хорошее, сухое, соглашался он [Ф. Искандер 1988: 198]. Весь рассказ пронизан добрым смехом, направленным на самого себя. Именно этот смех и добрая ирония помогают преодолеть страх перед смертью. После того как выяснилось что Колчерукого вызывают по доносу к начальству, лошадник Мустафа предлагает ему "залезть в свою могилу, а то… в Сибирь отправят", на что Колчерукий, тоже не смеясь, отвечает: "Сибирь не боюсь, боюсь, ты мою могилу займешь" [Ф. Искандер 1988:198]. Однако приходит все-таки смерть и к Колчерукому, но и тогда он разыгрывает последнюю шутку, заставляя все село на похоронах смеяться над лошадником Мустафой: "…среди провожающих раздался такой взрыв хохота, который не то, что на похоронах. На свадьбе не услышишь. Хохот был такой, что секретарь сельсовета, услышав его в сельсовете, говорят, выронил печать и воскликнул: - Клянусь честью, если Колчерукий в последний момент не выскочил из гроба!" [Ф. Искандер 1988:234]. Смех в "Колчеруком" – это смех на могиле, смех, преодолевающий смерть Бессмертен герой, способный посмеяться из-за гробовой доски, побеждающий смерть жизнью своего духа; бессмертен и народ, рождающий такого героя и весело смеющийся на его похоронах: "Когда умирает старый человек, в наших краях поминки проходят оживленно. Люди пьют вино и рассказывают веселые истории…Человек завершил свой человеческий путь, и если он умер в старости, дожив, как у нас говорят, до своего срока, значит, живым можно праздновать победу человека над судьбой" [Искандер: 1988:230]. Образы "веселых смертей" играют особую роль в рассказе. Смеющаяся старуха, жена Колчерукого, прообраз "веселой смерти". Пустующая могила, вызывающая поток насмешек, анекдотов и разоблачений, – тоже "веселая смерть". Пир, устроенный по поводу превращения смерти в выздоровление, – еще одно проявление "веселой смерти". И, наконец, уже загробная шутка Колчерукого над Мустафой. Это и не мягкий юмор, и не смех сатирический или уничтожающий. Это смех животворящий. Именно этот термин, по-нашему мнению, применим к смеху, когда он рассматривается как средство защиты от страха смерти. Пока существует человек, существует и страх перед смертью. Но страх лишает человека способности смеяться, не дает ходу разуму. И здесь может помочь только животворящий смех. По словам Карасева, "главное – дотянуть до смерти, а там видно будет – вот, что предлагает смех разуму, всякий миг готовому назвать жизнь бессмысленной перед угрозой неминуемого конца…" [Л.В. Карасев 1996:194].
Литература
|
.
.
|
благодарим за помощь "Мифу" Прекрасный подарок курильщику - электронная сигарета. Не предназначенные для того, чтобы отучить человека от курения, электронные сигареты тем не менее значительно облегчают жизнь окружающим, поскольку у них нет дыма. Также в организм курильщика попадает значительно меньше вредных веществ. |
.
.
|