* * *

– Рассказывай. – Тон приказа был неуместен, но на другой Феанор был сейчас неспособен. – Рассказывай, что произошло за те дни, что я тут валялся.
Мелькор усмехнулся:
– О-о! Вижу, ты пошел на поправку.
Глаза его, впрочем, оставались серьезными.
– Я отправил Маэдросу твой "труп", – жестко сказал Мелькор.– А заодно распорядился передать ему, что больше смертей не желаю и готов обсудить условия мира. Посланные должны вернуться завтра.
– Зачем ты это сделал?! – Феанор вскочил, забыв о ранах. Ему едва начало казаться, что прошлое хоть отчасти вернулось, что Мелькор снова может стать ему братом, как вдруг… зачем?! – Я что, сам не мог поговорить со своим сыном?! Мальчишки… – Феанор зажмурился в ужасе, представив себе, что будет с Маэдросом и прочими, едва они узнают о смерти отца, и в гневе нолдо закричал: – О каком мире можно говорить, если они назовут тебя моим убийцей?!
– Ляг, – в голосе Темного Валы послышалось раздражение.– Не то я прикажу привязать тебя к ложу до тех пор, пока ты не выздоровеешь или не научишься хоть какому-то подобию выдержки.
Дождался, пока нолдо уляжется, и продолжил чуть мягче:
– Судя по тому, что ты учинил с Белегаэром, Валар едва ли благословили тебя на поход в Эндорэ. И навряд ли утратили к тебе интерес с тех пор, как ты покинул Аман. У моего братца достаточно возможностей, чтобы наблюдать за Средиземьем. Он наверняка уже знает, что ты у меня и жив. Если ты выйдешь из Ангбанда, произойдет именно то, чего ты так опасался в Валиноре. Напомнить?
Не дожидаясь ответа, Мелькор продолжил:
– Итак, в глазах Валар ты должен оставаться моим пленником. Им это выгодно – не нужно возиться с тобой самим. Рисковать, нападая на меня без крайней необходимости, они не решатся: Сильмарили достались мне, а не им.
Взгляд Темного Валы стал сочувственным:
– Если бы твои сыновья знали, что ты в плену, они не успокоились бы, пока не вызволили бы тебя, так ведь? А мне нужен мир. Твое "тело" доставили им со всеми почестями. Кроме того, ты "погиб" в бою – так какие ко мне претензии? Нолдор плохо знают Эндорэ. У них нет приличных укреплений. Они неплохие воины, но их главной ударной силой был ты. Если у Маэдроса есть хоть капля здравого смысла, он не станет теперь со мною ссориться.
Мелькор ждал от Феанора ответа, но тот молчал: хлесткий вопрос "Напомнить?" ожег его сильнее бича балрога.
Напоминать было не нужно. Феанор помнил слишком хорошо, чего он опасался на самом деле…

8

Я удивился, услышав приговор. Всего лишь ссылка. Домашний арест. Пустяк.
Хотя заточением в Мандос Валар меня начали стращать с тех самых пор, когда впервые сказали мне о моем сходстве с Мелькором. Как я и полагал, они просто пугали меня.
Когда меня судили, я молчал. Из гордости – отчасти. Но была и другая причина: я мог сказать слишком много. Манвэ понимал это. Может быть, потому он и назначил столь малую кару.
Но когда он отдал приказ: "Мелькора – схватить!", – я вздрогнул.
Потом был Форменос. Я не решался послать Мелькору осанвэ. Я не хотел знать, где он. Я боялся это знать – потому что меня мог допросить Ирмо. Мягким и нежным прикосновением к сознанию он бы вытянул из меня всё. Не знать было лучше.
Я был уверен: Мелькор успел скрыться. Если бы его схватили – я бы почувствовал это. Я всей душой желал одного: чтобы он сумел уйти от преследователей!!!
А потом я понял, кто его преследует.
Оромэ.
Тот, кто учил меня когда-то.
И мир раскололся надвое.
…Наверное, и даже наверняка, он раскололся уже давно. Просто я не хотел замечать этого. Я хотел быть другом Мелькору и продолжать привычно говорить о Манвэ "Король", подразумевая "Мой Король". Я до последнего не хотел думать о том, что новая война неизбежна, и что должен буду выбирать, с кем я.
Я не хотел думать об этом, хотя отлично знал, что Манвэ не верит в раскаянье своего брата. Как знал и то, что Манвэ сам признал его Раскаявшимся.
Теперь – я оказался меж молотом и наковальней.
Быть с Мелькором! С моим единственным другом! – кричало всё во мне.
А потом я представил себе, что должен буду выйти против Оромэ. Или против его майар.
Или… или… нет же, этого не может быть!.. или – против любимейшего ученика Оромэ.
Против Келегорма, сына Феанора.
Или против учеников Ауле – Карантира и Куруфина.
Или против ученика Ирмо – против Маглора.
И вот тогда я благословил Манвэ за эту ссылку. И тогда я сказал себе: война Мелькора – это не моя война.
Я ошибался, полагая, что у меня нет никого дороже друга.
Я не знаю, кем я дорожу сильнее – сыновьями или им.
И знать не хочу.

9

– Феанор, – тихо сказал Мелькор, и в голосе его не осталось и следа давешней жесткости, – у меня действительно нет другого выхода. Мне жаль...
Помолчал, отвернувшись к окну, потом снова взглянул на нолдора – тем, особенным, теплым взглядом, который доводилось видеть лишь его близким друзьям.
– Я заключу мир с твоими сыновьями, я отдам им южные земли и не стану вмешиваться в их дела, – для Мелькора, который привык "вмешиваться" всегда и во всё, это был истинный подвиг. – И я позабочусь о том, чтобы ты мог следить за их жизнью.
Феанор молчал, кусая губы, потом заговорил, и его негромкий голос дрожал от напряжения:
– Мелькор, я прекрасно понимаю, что мне теперь нет выхода из Ангбанда. Но надо объяснить мальчишкам, что я жив. Только им; они сохранят эту тайну. Иначе… ты убил моего отца… молчи, сейчас речь не об этом!.. теперь мальчишки уверены, что ты убил меня… Они не остановятся, пока ни отомстят. А отомстить они… – Феанор не договорил.
То, чего он так пытался избегнуть, свершалось.
– Надо сказать им, что я жив. – Он почти просил.
– Они уже видели тебя мертвым. Они не поверят. Но даже если бы это было не так… Феанор, узнай твои сыновья, что ты в плену, неужели ты считаешь, что они не попытались бы спасти тебя любой ценой? А если сказать им правду – примут ли они ее?
– Что ты сделал со мной… – в этих словах не осталось ни гнева, ни упрека, была лишь обреченность. – Зачем было сохранять мне жизнь, если ты отнял то, что ее составляло…

далее