3

Феанор стоял на балконе. Внизу, за мощным каменным парапетом была ужасающая крутизна, и нолдору нравилось смотреть в эту бездну.
Ветер, дующий на такой высоте просто со всех сторон, играл с ничем не перехваченными волосами нолдора – по аманской привычке Феанор не носил обода на голове. В Валиноре он это делал, чтобы подчеркнуть свое несходство с Финголфином, красовавшимся в серебряном венце (едва ни малой короне!), а здесь... просто привычка. Ветер закидывал длинные черные пряди Феанору на лицо то справа, то слева, то убирал их, то норовил перекинуть с затылка – но безучастный мастер не реагировал на эти шалости.
В конце концов ветер устал от бесплодных попыток привлечь внимание нолдора. Стих. Феанор не заметил и этого.
После недавнего разговора с Маэдросом он вообще мало что замечал.
О работе думать не мог. Да и то – какая это работа? Так, руки размять. Ничего серьезного.

* * *

Темный Вала почувствовал, что с Феанором снова что-то неладно. Пламенному нелегко было привыкнуть к жизни в Ангбанде – несмотря на полную свободу, несмотря на заботу Мелькора, несмотря на то, что война прекратилась. Чужая Музыка, чужой дом, чужой народ. Но мастер не может утратить свое призвание, как невозможно разучиться дышать. Коридоры крепости постоянно норовили привести Пламенного то в кузницу, то к спуску в шахты. Да и сам Мелькор частенько, словно бы невзначай, упоминал в разговорах металлы да камни. О деле, впрочем, пока молчал. Ждал, пока Феанор привыкнет.
Тот и вправду стал оживать. Облюбовал себе личную мастерскую, подобрал инструменты, несколько раз спускался в рудники – и вышел оттуда не с пустыми руками, уж об этом Мелькор позаботился.
И вот на тебе! Опять всё сначала. Темный Вала попытался вычислить возможные причины феаноровой грусти и решил, что виноват, пожалуй, опять Маэдрос. Больше некому. Стало быть, Пламенный всё же поговорил с сыном. И, видимо, с тем же результатом.
Что ж, значит, ждать больше нельзя. Если Феанора не увлечь делом, он так и будет страдать – а уж повод всегда найдется.
Тучи над Тангородримом сгустились, и из них густо посыпались градины – каждая величиной с хороший орех. Сегодня Маэдросу предстояло множество развлечений.

* * *

– Феанор, – Мелькор вышел на балкон и остановился за спиной нолдора. – Помнишь, я говорил, что у нас с тобой впереди работа? Время пришло, друг мой.
Феанор не сразу понял, о чем тот. Но когда понял...
Аманская привычка: быстрый взгляд на небо – нет ли там Орла. И – осанвэ, только осанвэ, ни в коем случае не вслух:
"То, о чем ты хотел сказать мне еще в Валиноре? То, зачем ты меня звал сюда?".
Мелькор повторил движение друга мгновенно, прежде, чем успел осознать это, но над головой было только затянутое тучами небо. Темный Вала удивленно моргнул, перевел взгляд на Феанора – и от души расхохотался.
Феанор засмеялся тоже. Но в его смехе было не веселье, скорее сарказм.
– Кажется, мне еще долго придется учиться жить без опасений, – скривился нолдо. – Так о чем ты хотел поговорить? Я слушаю.
Ему понадобилось усилие воли, чтобы подавить привычку подкреплять вопрос осанвэ в знак того, что он действительно спрашивает то, что хочет спросить.
– О Людях, – ответил Мелькор. – И об их пути в мире. Я хочу дать им свободу выбора. Ты – понимаешь?
Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
Феанор медленно кивнул. Это тоже было не столько согласие, сколько размышление.
Размышление еще не о Людях – тут он был готов долго и внимательно слушать Мелькора, – а размышление о собственной судьбе, о страшном пути утрат, которые начались много, много раньше гибели Финвэ, и которые сейчас Мелькор сделал не напрасными.
Сейчас. Желая дать Людям свободу выбора и ища помощи Пламенного в этом.
– Я слушаю тебя, – тихо сказал Феанор
– Атани по природе своей не принадлежат ни Тьме, ни Свету. И вольны выбирать то, что им ближе… вернее сказать, вынуждены выбирать, – пылающий взгляд Мелькора был устремлен вдаль. – Пока мир расколот, пока существует необходимость выбора, в Арде не прекратятся войны.
Темный Вала повернул голову и посмотрел прямо в глаза нолдору.
– Я хочу объединить оба начала и принести их Людям. Атани смогут тогда прокладывать себе путь сами, не придерживаясь торных дорог.
Феанор полагал, что он разучился удивляться давным-давно. Оказалось – нет. Едва веря тому, что услышал, он посмотрел Мелькору в глаза:
– Ты хочешь соединить свою Тему со Светом? С тем, что было всегда противоположно тебе? Я не ослышался?!
– Именно так. Ты, конечно, спросишь, для чего это нужно мне. Отвечаю: чтобы оградить Эндорэ от Валар. Раз и навсегда. У этих земель будет свой Свет.
Мелькор нарочно не сказал "моих земель".
– Сильмарили... – прошептал Феанор, понимая. – Вот зачем тебе нужны были Сильмарили.
– Да. Но я не властен над их Музыкой, – лицо Мелькора напряглось при воспоминании о попытке подчинить Камни. – Ты – единственный, кто может соединить две Темы.

4

Разумеется, я не сказал Пламенному всего. Мои слова были правдивы, но Феанор узнал ровно столько, сколько он способен был воспринять, во всяком случае, в тот момент. И ни на единую ноту больше.
Свет и Тьма объединятся в одной земле. Под одной властью. Да, Люди получат свободу выбора. Полную. Но любой из путей будет приводить их ко мне. То, что не получилось с Перворожденными, выйдет с Младшими. Я сам обучу и воспитаю атани, помогу им обрести силу. Под моей рукой они станут великим народом, оставив эльфов далеко позади.
Быть может, я еще вернусь в Аман. Только не пленником. Завоевателем. Хозяином мира. Если пожелаю того. Впрочем, Валар сейчас подобны старым инструментам, пылящимся в углу мастерской. Они от начала страшились Тьмы, теперь я лишил их Света, а Эндорэ закрыто для них из-за проклятия нолдор. В моих же руках скоро окажется все: и материя мира, и души Детей. Валар – прошлое Арды. Я – Властелин настоящего и будущего. Нет, они для меня не соперники больше. Истинно сильный не снисходит до мести проигравшим.
Настоящий мой соперник не здесь. Тот, кто говорил когда-то, что любой мой замысел, каждое деяние послужат лишь его славе. Что скажет он, когда те, кому он сам вверил будущее Арды, запоют во время Второго Хора мою Музыку?
Это будет чистая победа, не так ли, Отец?

далее