Школа кагьюпа
Традиция школы кагьюпа (каджупа в другом произношении) уходит своими корнями в Индию, в мистический опыт сиддхов. Линия духовной преемственности кагьюпы начинается с махасиддхи Тилопы, который получил основные практики непосредственно от ади-будды Ваджрадхары (“Дордже Чанг” по-тибетски). Тилопа был автором не менее одиннадцати руководств по йоге, включенных в Тибетский Канон, среди них – “Гуру-садхана” и “Ачинтья-махамудра”. Тилопу именуют “наставником великих йогинов”, в числе которых были Атиша и Наропа. Сам Тилопа входил в прямую линию передачи Чакрасамвара-тантры, которая прослеживается от махасиддхи Сарахи.
Сараха был приверженцем прямого, безопорного Пути. Он говорил: “Если Истина уже проявлена, то какой толк в медитации? Если же она скрыта, искать ее – значит измерять мрак. Мантры и тантры, медитация и концентрация – всё это источник самообмана. Не засоряй концентрацией мысль, чистую по своей природе, а пребывай в блаженстве самого себя и прекрати эти мучения. Природа небес изначально чиста, но от всматривания и разглядывания взгляд застилается туманом”. Сараха всецело проводил мысль о тождестве сансары и нирваны: “Как нет различия между морем и волнами, так нет различия между буддами и другими существами”.
Тилопа (988-1069) был одним из самых выдающихся учителей махамудры (букв. “великий знак”), доктрины, которую Б.Д. Дандарон называл вершиной развития индо-тибетской философской мысли. Махамудра и есть основа, сердце учения ваджраяны о единстве мудрости и метода. Махамудру определяют как целостное восприятие мира, О махамудре так пишет Дагпа-ринпоче, ученик Миларепы: “В ней нет ни хорошего, ни плохого, она вездесуща и всеохватна. Невозможно о ней сказать, что она “есть” или что ее “нет”. Она – невидимая и невоспринимаемая шунья. При созерцании ее возникает самадхи. Она есть причина и закон возникновения материальных элементов и всего феноменального мира, и даже относительно не отчуждается от сансары и нирваны. Тождество блаженства и шуньи – это ее природа. Абсолютная, невидимая ее форма полна высшей мудрости. Махамудра есть ясный свет интуитивного понимания через мистическое озарение, который не касается определенного объекта, и всё же является состраданием ради блага заблудших существ”.
Передавая учение махамудры, Тилопа говорил: “Пустота не требует опоры. Махамудра сама по себе опора. Без усилий, оставаясь раскованным и естественным, можно разорвать оковы и достигнуть освобождения”. Тилопа неоднократно повторял о том, что именно ум – причина заблуждений: “Тот, кто цепляется за ум, не видит истины того, что находится за пределами ума. Тот, кто управляет в Дхарме, не находит истину того, что находится за пределами практики. Чтобы узнать, что находится за пределами ума и практики, необходимо совершенно рассечь корень ума и смотреть невооруженным глазом. Так следует избавиться ото всякого различения и пребывать в покое”.
Наропа был известным пандитом, великим ученым и настоятелем Университета Наланда, одного из самых значительных центров буддийской культуры в средневековой Индии. Однако его знания оставались на интеллектуальном уровне. И чтобы достичь сущностного понимания, он отказался от должности настоятеля и отправился на поиски Тилопы, который был ему указан в видениях как Учитель, способный пробудить его духовно.
Поиски Наропы были долгими и изнурительными, он много раз видел Тилопу, принимавшего различные облики, но не узнавал его. Наконец Наропа наконец набрел на рыбака, который жарил рыбу на сковороде, а затем, щелкнув пальцами, оживлял ее и бросал обратно в воду. Так Наропа встретился со своим учителем. Наропа стал его учеником и двенадцать лет терпеливо сносил буйный и непредсказуемый характер своего гуру. История ученичества Наропы у Тилопы примечательна тем, что высокую мудрость учитель передавал через поступки, которые европейцу покажутся эксцентричными.
Тилопа не давал ему никаких учений, но постоянно испытывал его на способность к самоотречению. Однажды, когда учитель и ученик находились в горной пещере, Тилопа попросил его спуститься в долину и принести воды. Несмотря на страшную жару, Наропе удалось из последних сил взобраться обратно с водой. Как только Тилопа увидел его, он снял сандалию и ударил ею Наропу по лбу. Наропа упал, оглушенный. Придя в чувство, он почувствовал огромную перемену: в нем пробудилось подлинное знание.
Наропа получил практику дакини Ваджраварахи, и реализовал ее спустя полгода медитаций. После этого магические достижения Наропы стали поистине удивительными. Так, рассказывают, что когда он увидел у дороги труп слова, он приказал этому трупу встать и дойти до места кремации, где тот и рухнул. Эксцентричность поведения была присуща и Наропе: когда сиддха Шантипа послал своего ученика к алтарю, то ученик увидел, что на алтарь уселся йогин ужасающего вида; в испуге ученик убежал к наставнику. Шантипа узнал в сидящем на алтаре Наропу, простерся перед ним и получил многие важные посвящения. Атиша, перед тем как отправиться в Тибет, получил благословение умирающего Наропы; есть письменные свидетельства о том, что Атиша принес в Тибет реликвии Наропы, то есть чудесные белые шарики шарира, представляющие собой материализацию духовной энергии великого человека.
Наропа был автором двадцати трех письменных работ, и все они сохранились в тибетском переводе, из санскритских оригиналов обнаружен лишь один. Ряд его трудов посвящен практике Ваджраварахи; еще один является комментарием на Калачакра-тантру, а наибольшее значение имеют “Шесть йог Наропы”. Хотя этот текст принадлежит традиции кагьюпы, широкую известность он приобрел после того, как на него написал комментарий Цонкхапа. Эти шесть йог суть следующие: йога внутреннего тепла (“туммо”), йога иллюзорного тела (“гью-лю”), йога сновидений (“ми-лам”), йога ясного света (“од-сал”), йога переноса сознания (“пхова”), йога промежуточного состояния (“бардо”).
Если относительно личности Наропы нет сомнений, то его сестра Нигума в одних текстах выступает как человек, а в других – как дакини, половина тела которой была подобна радуге. О Нигуме говорится, что она передала своему ученику Кхьюнпо практику иллюзорного тела, так что он мог проецировать себя одновременно в 128 обликов. Его видели сидящим в воздухе и проповедующим толпе. Кхьюнпо был широчайше образован, он знал традицию бон, ньингмапы, Калачакры, семь раз посещал Индию. О нем говорят, что им было основано 108 монастырей в Тибете; он передал учение Нигумы и оно стало малой школой в кагьюпе.
В Индии, на своей родине, Наропа был бы забыт, если бы не его ученик, тибетец Марпа, который перевел все труды гуру на тибетский. Значимость переводов Марпы была столь велика, что к его имени прибавляют “лоцзава”, “переводчик”. Марпа провел в Индии семнадцать лет, обучаясь у многих выдающихся учителей. Впоследствии он писал, что слушал наставления ста восьми индийских гуру, изучил сто восемь работ по грамматике и поэтике, а также сто восемь работ по тантре и получил сто восемь устных передач Учения. Хотя внешне Марпа жил как обычный домохозяин, человек вспыльчивый и эксцентричный, он был великим йогином, а также поэтом и даже ввел в Тибете новый поэтический стиль. Марпа считается первым тибетским учителем традиции кагью, которую применительно к нему и его главному ученику Миларепе называют “каргью”, от слова тибетского слова “кар” – “белый”. Это связано с тем, что Марпа, не будучи монахом, носил белую рубаху, равно как Миларепа ходил в белой накидке (само имя Миларепы означает “одетый в хлопковые одежды”). Однако со временем название школы стали образовывать от слова “ка”, “наставление”, так что современный термин “кагьюпа” означает “школа наставлений”, либо “линия преемственности”.
Пожалуй, самой знаменитой личностью в кагьюпе является йогин и поэт Миларепа (1039-1122), один из величайших духовных поэтов человечества. Его “Сто тысяч песен” глубоко чтимы тибетцами, равно как и жизнеописание Миларепы, составленное с его слов его учеником Рэчунгом Дордже. Житие Миларепы представляет собой драматичное описание духовного восхождения от гнева и заблуждений к умиротворению и мудрости.
Миларепа был непревзойденным мастером йоги внутреннего тепла туммо; основную часть своей жизни он провел в горах, среди снегов, не имея топлива и подчас почти не имея пищи. Так, однажды пещеру, где он медитировал, на несколько месяцев погребло под снегом, а у Миларепы был с собой лишь мешок ячменя; когда весной ученики пришли забрать тело учителя, они обнаружили, что он жив, а ячмень съеден не весь.
Среди учеников Миларепы особо выделяется Гампопа, которого называют мастером синтеза, поскольку он сначала был приверженцем кадампы (школы, основанной Атишей; ее преемницей стала гелукпа), а затем вошел в линию передачи кагьюпы. Он предостерегал как относительно чрезмерного увлечения интеллектуальными упражнениями, так и против медитации без должной подготовки. Вот несколько его высказываний.
“Один короткий проблеск Просветления во время медитации более ценен, чем знание, почерпнутое из книг, дискуссий и размышлений”. При этом: “Медитация без должной подготовки путем изучения и восприятия доктрины может привести к пагубному блужданию в дебрях бессознательного”. Гампопа учил: “Оставь свой ум в покое, и он достигнет Просветления сам по себе, подобно тому, как вода сама по себе становится прозрачной, если ее не мутить”. Это высказывание ни в коем случае не подразумевает оправдания духовной пассивности, успокоение ума – это свобода от умствований, но не вялость. Более того, Гампопа советовал использовать для духовной практики каждую жизненную ситуацию, даже если она не кажется подходящей. В этом Гампопа прямо следует Миларепе, который говорил: “Болезнь йога, как правило, следует рассматривать как призыв к религиозному подвигу, и он не нуждается в том, чтобы кто-то молился о его выздоровлении. Он должен относиться к своей болезни как к средству, помогающему проходить Путь, и быть всегда готовым принять страдания и даже смерть”.
Относительно ученичества Гампопы у Миларепы существует в высшей степени поучительное предание. Назвав Миларепу своим учителем, Гампопа первым делом сменил темно-красную монашескую тогу на белую накидку, на что Миларепа возразил: “Ты не должен становиться моей копией! Тебе надо взрастить твое собственное знание. Мое знание является моим, а твое должно стать твоим”. После этого Гампопа занялся медитацией и ему было несколько видений: Будда, мандала, шесть миров сансары и так далее. Каждый раз он радостно сообщал об этом учителю, однако Миларепа охлаждал его пыл, говоря, что это лишь иллюзии и подлинная реализация практики еще далека. Наконец Гампопа увидел во сне, что его голова отсечена и укатилась вниз по склону горы, - и это было знаком того, что корень его самости полностью уничтожен.
Несмотря на выдающиеся достоинства учеников Миларепы, они не достигли славы своего учителя – великого поэта. В своих стихах Миларепа удивительно сочетал буддийскую философскую мудрость с искреннем восхищением природой и наблюдательностью. Для самым высоких абстрактных категорий он находит неожиданно простые и ясные сравнения. Чуткость Миларепы к миру, окружающему его, нашла свое отражение в иконографии: поэта изобажают с рукой, приставленной к уху, внимающим тем звукам, которые недоступны обычному слуху.
Вот несколько его стихотворений.
* * *
Поле Успокоенного Ума
Я орошу и удобрю стойкой верой,
Затем засею его отборными семенами,
Рожденными из незапятнанного сердца,
И над полем, как гром, раздастся искренняя молитва,
И благодать прольется на него ливневым дождем.
К волам и плугу Сосредоточенной Силы
Я прикреплю лемех Правильного Метода и Разума.
Волы, ведомые целеустремленным пахарем
Твердой рукой к одной цели,
Кнутом упорства и усердия подстегиваемые,
Разрыхлят затвердевшую почву Невежества, порожденного
Пятью Греховными Страстями,
И очистят ее от камней закосневшей греховной жизни,
И удалят все соринки лицемерия.
Затем серпом Истины Кармических Законов,
Будет собрана жатва Праведной Жизни.
Эти зерна, которые суть Возвышенные Истины,
Будут собраны в Хранилище,
К которому не приложимы никакие умопостроения.
Пусть все, кто искренне стремится к Истине,
Будут ограждены от препятствий и задержек на Пути.
* * *
В Храме Холма Бодхи, моем теле,
В моей груди, где находится Алтарь,
В чертоге верхнем треугольном, находящемся в сердце,
Конь Ума, стремительный, встает на дыбы.
Какой петлей поймать этого Коня?
К какому столбу привязать его, когда он будет пойман?
Какую пищу давать, когда он взалкает?
Чем поить его, когда он возжаждет?
В каком чертоге держать его в холодную пору?
Чтобы поймать Коня, нужна Петля Единой Цели.
Он должен быть привязан, когда будет пойман, к Столбу Медитаций.
Он должен быть накормлен, когда голоден, Учениями Гуру.
Он должен быть напоен, когда возжаждет, от Потока Сознания.
Он должен содержаться, когда ему холодно, в Чертоге Пустоты.
Седлом будет Воля, а уздой – Разум.
Его наездник – Молодость Разума, неусыпная Бдительность.
Шлем наездника – альтруизм махаяны.
Его кольчуга – Знание, Мысль и Созерцание.
На спине у него – щит Терпения.
В руке он держит длинное копье Устремления.
Сглаженный тростник Ума или Причина Универсума,
Выпрямленный отсутствием гнева и ненависти,
С перьями из Четырех Бесконечных Добродетелей,
С заостренным кольцом-стрелой Ума, сделавшегося проницательным,
Вставляет он в гибкий лук Духовной Мудрости
И, закрепив в отверстии Пути для Мудрых и Правильного Метода,
Натягивает лук до полноты Приобщения
И пускает стрелы он среди всех народов.
Они попадают в Преданных и уничтожают дух эгоизма.
Так побеждаются враги – все злые страсти,
И наши родные получают защиту.
* * *
С той поры, как благодать моего Владыки вошла в меня,
Я всегда сохранял сосредоточенность ума.
Привыкнув с давних пор размышлять
О Любви и Сострадании,
Я забыл о разнице между мной и другими.
Привыкнув с давних пор медитировать на Гуру,
Окруженному сиянием надо мной,
Я забыл обо всех тех, кто правит авторитетом и силой.
Привыкнув с давних пор медитировать на моих богах – как от меня неотделимых –
Я забыл о своей земной телесной оболочке.
Привыкнув медитировать на избранных
Истинах, передаваемых шепотом,
Я забыл всё, что сказано в переписанных и напечатанных книгах.
Привыкнув созерцать Три Тела как сущие во мне,
Я забыл о надежде и страхе.
Привыкнув медитировать об этой жизни и о будущей как о единой,
Я забыл о страхе рождения и смерти.
Привыкнув с давних пор сам изучать мой собственный опыт,
Я забыл спрашивать мнение друзей и братьев.
Привыкнув с давних пор сохранять мой ум в несозданном состоянии свободы
Я забыл об условностях и придуманных обычаях.
Привыкнув с давних пор знать смысл Несказанного,
Я забыл о способе изучения корней слов
И происхождения слов и фраз.
И пусть ты, о многоученый,
Найдешь подтверждение моим словам в авторитетных книгах.
* * *
Фантасмагории, галлюцинации и видения демонов –
Все производятся от йоги
И все идут обратно и исчезают в ней опять.
Если будет кто-либо тяготеть к реальности видений –
Запутается в своей медитации.
Если он не знает, что все препятствия
Обнаруживают пустоту проявлений ума,
Он обманется в своей медитации.
Самый корень всего замешательства
Тоже происходит из ума.
Тот, кто осознает природу этого ума,
Видит великое свечение без прихода и ухода.
Наблюдая природу всех внешних форм,
Он осознает, что они не что иное,
Как иллюзорные картины ума.
Он видит также тождественность Пустоты и Формы.
Более того, медитировать – иллюзорная мысль.
Не медитировать – иллюзорно также.
* * *
Когда кто-то говорит о не-практике,
Но ум его всё еще активен –
Он говорит о свечении,
Но фактически слеп
На ступени Не-Практики
Нет этого!
* * *
Я счастлив, потому что оставил своих родных.
Потому, что отбросил привязанность к моей стране,
Я счастлив.
Я безразличен к этому месту, и я счастлив.
Потому, что я не ношу надменно одеяние богослужителя,
Я счастлив.
Потому, что я не стремлюсь к семье и дому,
Я счастлив.
Потому, что я обладатель великого богатства Дхармы,
Я счастлив.
Потому, что я не забочусь об имуществе,
Я счастлив.
Потому, что я не боюсь потерять ничего,
Я счастлив.
Не имея ни утомительной работы, ни утомленности,
Я счастлив.
Бандиты, воры и грабители никогда не пристают ко мне,
И во все времена я счастлив!
Прекратив злодеяния и бросив грешить,
Я счастлив.
Следуя Путем Заслуг,
Я счастлив.
Потеряв всякую гордость и зависть,
Я счастлив.
Погруженный в покой и уравновешенность,
Я счастлив.
Без надежды или страха,
Я счастлив.
В сфере не-цепляющейся Освещенности
Я счастлив.
* * *
Звук грома, хоть и силен, - пустой звук.
Цвета радуги, хоть и прекрасны, быстро исчезают.
Мир, хоть и радостен, подобен сновиденью.