Мы оставили девятнадцатилетнего новгородского князя Александра Ярославича в момент первого его триумфа – шведы, вторгнувшиеся в новгородские земли, были разгромлены и убрались восвояси. Однако прошло совсем немного времени – и юный князь, по выражению летописца, «распревся» с новгородцами и уехал в Переяславль. Причины ссоры неизвестны. Историкам остается только гадать, что же произошло. И любые версии тут, согласитесь, имеют право на существование. Может быть, новгородские власть имущие обиделись, что князь-воевода отправился воевать, не доложив о том никому. А так как самые богатые горожане были купцами, а не военными стратегами, доводы о секретности и быстроте на них не подействовали. Может быть, сам Александр, говоря по-простому, задрал нос и повел себя с обидчивыми гражданами вольного города, как суздальский князь с собственными подданными. Не будем забывать, что хоть дети тринадцатого века взрослели очень рано, не в пример нынешним, князю-полководцу едва исполнилось девятнадцать! В таком возрасте, право же, излишняя гордость простительна – и у людей постарше, бывало, от успехов головы кружились… Однако большинство историков, мне известных, так или иначе связывает уход Александра в Переяславль с очередной войной с Ливонским Орденом. Именно так – это была самая настоящая война.

Я лично думаю, что дело было не в обидчивости новгородцев и не в гордости Александра. А именно в этой самой угрозе. Проблема в том, что далеко не все новгородцы воспринимали возможное вторжение как угрозу. Судить о тринадцатом веке с позиций века двадцатого по меньшей мере не слишком разумно. Не было в тринадцатом веке единой Руси – был конгломерат княжеств, жители которых далеко не всегда осознавали свою национальную общность с соседями. Да и принцип, по которому каждая нация имеет право на самоопределение, родился гораздо позже. И слова такого не было - нация. А Новгород к тому же был крупнейшим средневековым городом, причем городом торговым. И управлялся торгашами… то есть, простите, бизнесменами. Это музы молчат, когда грохочут пушки – а вот защита экономических интересов сплошь и рядом из денежной сферы переходит в военную.

Я не собираюсь утверждать, что Александр помешал мирной и взаимовыгодной торговле между Швецией и Новгородской республикой – тем более что свой экономический интерес шведы выражали более чем своеобразно. И до, и после Невской битвы они не только товары везли, но и норовили основать на чужих землях свои города. Точнее говоря, крепости. С гарнизонами. Что вызывало у новгородцев вполне закономерное недовольство. И жители Новгорода приобрели весьма неприятную привычку: при любой попытке возвести самовольное строение на их территории жаловались администрации в лице Невского. А с ним шведы связываться не хотели. Было бы слишком смело предполагать, что такие же чувства владели рыцарями Ливонского ордена, однако война началась уже после отбытия Александра на родину. Однако у рыцарей экономические интересы отнюдь не стояли на первом месте. На первом месте была Вера.

В тринадцатом веке вопросы веры были куда более важными, чем что-либо иное. Так что современных историков, утверждающих, что спор шел за спорные территории, дань и экономическую выгоду, понять можно. Но сами рыцари, по-видимому, действительно ставили перед собой великую и благородную, с их точки зрения, цель. Обратить языческие, а также неправильно-христианские народы в истинную веру. Соответствующую догматам католической церкви. Все имущественные интересы Ливонского Ордена были все-таки на втором плане. И именно поэтому Новгород Великий и сейчас является частью России. Потому что и для новгородцев, за редчайшим исключением, вера была куда более важна, чем для современного человека, и перекрещиваться в католичество они не захотели.

Часть новгородцев, по-видимому, не видела ничего плохого в том, чтобы перейти под покровительство Ливонских рыцарей. В конце концов, какая разница, кто будет защищать город – русские князья или немецкие полководцы? Если экономические интересы при этом не страдают? Возможно, именно это и послужило причиной отказа Александра от уважаемого звания «Новгородского Князя». Он был суздальцем – и хотя бы поэтому к возможному союзу Новгородской республики с Ливонским Орденом относился без всякой симпатии. Но воевать ему не давали. Потому что любая война – это не только и даже не столько полководческий талант, патриотический порыв или религиозный экстаз. Все куда более прозаично - армию надо по крайней мере вооружить и накормить. А новгородский князь, в отличие от всех остальных русских властителей, фактически являлся наемником, а не хозяином города. И изыскать дополнительные средства ему было негде. Только просить, просить и просить… у истинных хозяев города.

Так или иначе, Александр уехал. И через некоторое время рыцари заняли Псков. Там тоже были люди, достаточно высокопоставленные, которые не видели ничего плохого в том, чтобы в Пскове стоял немецкий гарнизон. И перед рыцарями открыли ворота. Именно этот факт дал скептикам двадцатого века возможность утверждать, что Невский (с подачи новгородцев) лишил псковичей права на самоопределение в сторону Германии.

Как именно вели себя немецкие рыцари в Пскове, неизвестно. Известен результат – ворота города открылись перед Александром. Видимо, «дружественные немцы» за кратковременное пребывание в Пскове успели надолго испортить себе репутацию и отбили всякое желание иметь с ними дело. Сами псковичи уже много позже смерти Александра они давали убежище всем князьям из рода Александра, в том числе опальным, какими бы неприятностями это не грозило. В знак благодарности за освобождение от незваных гостей.

Псковичи оказались во власти Ордена. Рыцари заняли Копорье. И вот тут новгородцы от всей души возмутились. А так как воевать без князя они за все время существования блестящей северной боярской республики так и не научились, то приняли решение просить помощи у суздальцев. Говоря проще, снарядили к великому князю владимирскому послов с привычной всем Рюриковичем просьбой, больше похожей на требование: «Нужен князь! Срочно! Не дадите – к другим пойдем!»

Скорее всего, новгородцы имели в виду Александра, однако Ярослав решил иначе. То ли великий князь решил, пользуясь случаем, прищучить противников старшего сына, то ли сам Александр наотрез отказался иметь дело с обидчиками, но в Новгород поехал его младший брат, Андрей. Тут-то и стало ясно, что на любого князя новгородцы категорически несогласны. Только Александр!

Конфликт завершился – к всеобщей радости. «Приехал князь Александр, и рады были новгородцы», - безыскусно сообщает летописец. И война началась.

Собственно, основания сомневаться в достоверности общепринятых представлений о Ледовом побоище у скептиков имеются. Ведь житие – хоть и выдающееся, но литературное произведение, и автор ставил себе целью не зафиксировать все события в точности, а прославить дорогого ему человека. Что и делал, не очень заботясь о соблюдении исторических фактов. Итак, попробуем ненадолго позабыть о существовании жития Александра и сосредоточимся на источниках.

Если суммировать все летописи, в которых рассказано о войне с Ливонским орденом и о Ледовом побоище, получается следующая картина. Андрей Ярославич (о его личных чувствах история умалчивает), практически изгнанный из города, отправился на Низ, то есть во Владимир – собирать войска. Александр двинулся к Пскову и занял все дороги, ведущие к городу. Псков был взят в рекордно короткий срок – видимо, сторонники Александра и союза с Суздальской Русью просто открыли ворота крепости. Освободив новгородские города и дождавшись суздальского подкрепления, князь перенес военные действия на земли чуди. Традиционно они считались сферой влияния Ордена, и именно ливонские рыцари собирали дань с местного населения. Домаш Твердиславич, брат посадника, и Кербет были отправлены в «розгон», т.е. в конную разведку, встретили отряд рыцарей и были разгромлены.

Узнав об этом, Александр повернул обратно – на лед Чудского озера. Немцы в сопровождении чуди – по-видимому, это было местное ополчение, рядовые, говоря современным языком. Русские встали на льду – на Узмени, у Вороньего камня. Немцы пробили строй знаменитой «свиньей» - клином. И... потерпели сокрушительное поражение. Бегущих с поля боя врагов русские преследовали на протяжении семи верст.

Самый больной вопрос – о потерях. В Ливонской хронике число павших рыцарей – двадцать. В русской летописи – четыреста. Откуда такой разнобой? – то и дело задаются вопросам те, кто только-только открыл для себя увлекательный мир исторических загадок. Между тем, не лгут ни те, ни другие. В русских летописях говорится не о РЫЦАРЯХ, а о немцах. А каждому рыцарю в то время полагался небольшой отряд – человек двадцать кнехтов, как их называли. Братья-рыцари, по-видимому, их не считали, а русские не считали нужным разбираться, кто тут командир, а кто – простой немец. Чудь не считали ни те, ни другие. Ну а тем, кто считает число убитых слишком незначительным, могу только сообщить, что для военного европейского средневековья цифры эти весьма и весьма значительны.

Война, как и полагается, закончилась мирным договором, заключенным на условиях новгородцев. Русичи праздновали победу. Откуда им было знать, что неблагодарные потомки объявят битву вымышленной, их самих – агрессорами, ни за что обидевшими мирных немецких рыцарей, а их князя, Александра Храброго, - злейшим врагом русского народа, дутым героем, отвернувшимся от просвещенного Запада и на долгие века отдавшим вверенный ему народ в рабство к диким азиатам-монголам. Предателем и кровавым тираном, ради личной власти лишившим Русь светлого просвещенного европейского будущего. Сразу предупреждаю – я с этим, так сказать, мнением категорически не согласна.

передачи об Александре Невском: 1 2 3 4 5 6