На главную страницу
"Форменоса" На главную страницу
"Миф.Ру" К оглавлению
"Саги о Звездном Сильмариле"

Сага о Звездном Сильмариле

   

Путь - на - Восток

Он взял незаконченную диадему в руки и внимательно рассмотрел ее со всех сторон. Хорошо получалось. По меркам Тириона - даже очень хорошо. И она очень пойдет матери.
Сколько же лет он не был в Тирионе? Десять, пятнадцать Лет Валар?... Здесь, в Форменосе, он забыл о времени…
Не беда, что он поедет в Тирион с подарком только для матери: отцу не нужно вещное проявление сыновней любви, он будет счастлив просто увидеть сына и, кроме того, - отец будет горд молодым мастером, когда увидит эту его работу…
Он снова принялся плести из серебрина тончайшее кружево, которое послужит обрамлением белым камням диадемы. Руки прекрасно знали свою работу. Мысли мастера были далеко.
Он понимал, что собирается впервые в жизни обмануть Феанора. Понимал, что делает это очень неискусно. Понимал, что Феанору известно всё об истинной причине его поездки в Тирион - не повидаться с родителями, а узнать об Амроде и Амрасе.
…Тогда, десять-пятнадцать лет назад, дочь его дяди родила Феанору близнецов. Она хотела дочь - это знали все. И Феанор еще заранее твердо решил, что ребенок останется с Нерданэлью. И потому, когда близнецы родились, Феанор твердо сказал жене: "Твои. Я не буду вмешиваться ни в их воспитание, ни в их жизнь". И уехал в Форменос.
Он понимал, насколько Феанору всё это время хочется узнать о младших сыновьях. Но сам вождь не поедет никогда - и никого не попросит об этом. Вот и приходится его другу преувеличивать свое желание повидать Нолодмара и Раинтайвэ…
Он усмехнулся, подумав о матери: "Наверное, она совсем не изменилась". Сколько он ни помнил Раинтайвэ - она всегда выглядела юной девой, а ведь ее дочь уже замужем… Но Стремительная Птица, казалось, ускользала от времени, от горестей, от тревог: она летела в танце по мраморным полам дворцов Тириона, смех ее звенел, песни ее очаровывали. Прекрасная Раинтайвэ… Она будет рада приезду сына - и, когда он вернется, узнает наконец о его многолетнем отсутствии…
Отец - совсем другое. Нолодмар тяжело переживает разлуку с сыном, да и со своим другом и родичем Махтаном (Раинтайвэ, жена Нолодмара, приходилась Махтану сестрой, а жена Махтана - сестрой Нолодмару) - но кто виноват, что отец не согласится уехать из Тириона в Форменос, а они с Махтаном могут быть только подле Государя.
Жаль, жаль, что отец не с ними! - но увы: Нолодмар хотя и добр, но решений своих не меняет.
Мастер накладывает серебриновое кружево на диадему. Мысли его по-прежнему далеко. Размышления о разлуке с отцом уносят его волной воспоминаний вверх по реке памяти - к истокам, к его первому расставанию с родительским домом.
К первой встрече…

Он был совсем юн, когда, по обычаю нолдор, испросил благословение отца на странствия по Валинору; а получив его, отправился на юго-запад, к горам, о самоцветах которых шла смутная молва среди нолдор .
В пути он был долго и кое-что нашел, но много менее интересное, чем ожидал. Он шел медленно, утомленный разочарованием больше, чем горными тропами.
И вдруг он увидел выше по тропе, в пещере, небольшой эльфийский костер - отблески светло-голубого пламени плясали на камнях.
Он поднялся к пещере.
Там сидел юноша-нолдор, на вид несколькими годами моложе его; в одной руке он держал самоцвет, в другой - какой-то странный кинжал. Увидев стоящего на пороге, этот юноша положил камень и произнес традиционное приветствие:
- Пусть твой путь приведет тебя к желанной цели, - улыбнулся и добавил: - Входи. У огня места довольно.
- И тебя пусть путь ведет к удаче. Тинтамен Нолодмарион благодарит тебя за гостеприимство.
Эти слова служили приглашением представиться - но называть свое имя в ответ было вовсе не обязательным, и Тинтамен не удивился, когда неизвестный промолчал.
Указав Нолодмариону рукой на место у костра, неизвестный очень медленно и бережно убрал кинжал в ножны. Эта осторожность привлекла внимание Тинтамена, он успел рассмотреть кинжал и был поражен тем, сколь дорогой и, по его мнению, столь же бессмысленной была эта вещь, - ибо лезвие кинжала было из чистого серебрина.
Любому эльфийскому мастеру было известно, что серебрин - редчайший природный сплав двух металлов, но драгоценен он не редкостью, а тем, что камни, оправленные в него, словно дышат, что покрытые серебрином струны арфы поют почти сами, и что носящего серебриновые украшения никогда не оставят душевные силы. Говорят, что в Эндорэ серебрина почти нет, в Амане, впрочем, тоже - почти весь добытый серебрин привезен Махтаном и Элемниром с гор на юге Арамана.
Потратить столько драгоценного металла на лезвие кинжала - роскошь непозволительная и столь же безумная, ибо нет в Арде металла мягче, чем серебрин. Серебриновый кинжал сразу же согнется, едва владелец попытается что-то разрезать им!
Однако Тинтамен слишком хорошо знал законы вежливости, чтобы осмелиться спросить незнакомца о назначении столь странной вещи.
Молодой нолдор вновь приветливо улыбнулся Тинтамену:
- Я вижу, ты устал. Позволь предложить тебе… - он протянул ему сушеные фрукты и флягу с родниковой водой. И, видя, что тот не решается взять, добавил: - Будем считать, что ты у меня в гостях. Право хозяина - угостить.
Тинтамен тоже улыбнулся:
- Тогда право гостя - на ответное угощение, - и протянул свои припасы.
неизвестный взял немного - в отличие от голодного Тинтамена, больше из вежливости - и потом спросил:
- Можно ли мне узнать, какие поиски ведут моего гостя?
Тинтамен стал рассказывать о своем не слишком удачном странствии (не забывая при этом про угощение); неизвестный слушал его внимательно, иногда слегка хмурясь. Так мудрый мастер слушал бы ученика.
- Понятно, - сказал он, когда Тинтамен закончил. - Теперь слушай меня. Вот наша гора… - он взял камень и стал рисовать им на полу пещеры. - Вот ущелье… Если пройти сюда…
Нолодмарион жадно ловил каждое слово, при этом невольно отметив про себя одну особенность незнакомца: учтивость сочеталась в нем с решительностью и властностью, но не унижающей, напротив - так решительно учитель исправляет ошибки ученика. В его манере объяснять Тинтамен улавливал знакомые нотки, и серебриновый кинжал служил Нолодмариону объяснением, откуда они, - ведь столько серебрина во всем Амане можно было получить только от его дяди - от Махтана.
Но назвать неизвестного учеником Махтана разум отказывался - незнакомец, несмотря на его молодость, держал себя слишком независимо, чтобы к нему можно было применить слово "ученик".
Всё это Тинтамен отметил почти неосознанно и не сделал попытки решить загадку (если незнакомец не пожелал назвать своего имени, то пусть он останется неузнанным).
- … и там ты найдешь столько самоцветов, что сможешь унести лишь самые понравившиеся.
- Спасибо. Что бы я делал, не встреть тебя!
В ответ неизвестный улыбнулся широко и добро:
- Нашел бы туда дорогу сам.

Вкусная еда и согревающий душу эльфийский огонь - не те противники, с которыми может бороться усталый юноша: вскоре после разговора Тинтамен крепко спал у костра.
А неизвестный, дождавшись этого, снова вернулся к занятию, прерванному появлением гостя .

Тинтамен проснулся оттого, что странные алые сполохи метались по стенам пещеры. Не шевелясь и держа глаза лишь чуть приоткрытыми, он принялся смотреть.
Костер горел ярче прежнего. Неизвестный нолдор сидел у огня, держа в одной руке неправильной формы рубин, а в другой - тот самый серебриновый кинжал. Он то острием, то лезвием дотрагивался до разных граней рубина - и камень по-новому вспыхивал.
Тинтамен сначала подумал, что он не вполне проснулся, что это ему чудится, что на самом деле свет костра отражается от рубина, - но нет: прикосновение серебринового кинжала заставляло камень сиять.
Затем нолдор убрал рубин и достал один за другим еще несколько камней - и каждый раз пещера окрашивалась сполохами новых цветов. Тинтамен, и в мечтах не видевший такого чуда прежде, забыл делать вид, что он спит, а мастер был настолько поглощен своим делом, что не замечал этого.
Наконец он взял большой сложный кристалл кварца и долго рассматривал его, прежде чем решился начать. Нолодмарион затаил дыхание - судя по мастеру, сейчас должно было произойти что-то необыкновенное.

И вот кинжал коснулся кристалла… - и пещера вспыхнула всем многоцветием красок, потом они сменились белым сиянием, потом белые блики заплясали, иногда слегка окрашиваясь золотым, синим, алым…
Когда неизвестный, удовлетворенно вздохнув, убрал кинжал в ножны, он встретился взглядом с застывшим в восхищении Тинтаменом.
- Понравилось? - спросил он, устало улыбаясь.
- Ты позволишь мне взглянуть на твои работы, когда я вернусь в Тирион? - промолвил вместо ответа Тинтамен, безумно боясь отказа.
- Ты найдешь меня у своего дяди, Нолодмарион.

* * *

Месяцы или годы прошли в странствиях - он не заметил. Путь, указанный неизвестным мастером, привел Тинтамена поистине в сокровищницу Ауле - и Нолодмарион среди этого великолепия самоцветов забыл обо всем. Но когда, наконец, он направился назад в Тирион, то желание встретиться с незнакомцем было в его душе сильнее ожидания встречи с отцом.
Он шел домой, но почему-то оказался в мастерской Махтана.

Обычно он не входил к дяде без стука - но тут вдруг, сам не зная почему, просто распахнул дверь… и глаза в глаза встретился со своим незнакомцем.
- Ты как раз вовремя, Нолодмарион, - сказал он так, словно с их встречи не прошло и дня. - Иди сюда. Поговори с ним.
Тинтамен подошел к рабочему столу и увидел то, с чем он должен был поговорить.
Перед ним стоял огромный бутон лилии, и Нолодмарион не сразу понял, что это цветок, созданный из бесчисленных тончайших каменных пластин, соединенных серебриновыми нитями. Не верилось, что этот цветок - рукотворный; казалось, он источает аромат.
Тинтамен поднял восхищенный взор на мастера, а тот спокойно и совершенно серьезно сказал:
- Поговори с ним. Ты помог мне его сделать - и он послушается твоего голоса.
- Он словно живой… Как бы мне хотелось, чтобы он распустился… - прошептал Тинтамен - и не поверил своим глазам!
Цветок начал распускаться.
Его чашечка медленно раскрывалась, и оправленные в серебрин камни стали слегка светиться… при виде этого многоцветного сияния душу Тинтамена наполнила безотчетная радость - так человеческое сердце радуется раннему утру.
Цветок раскрылся полностью - и застыл, сияя.
Молодые нолдоры в молчании любовались им; потом незнакомец сказал:
- Спасибо тебе за него, Нолодмарион.
- Мне? - в недоумении спросил Тинтамен. Он лишь теперь осознал слова незнакомца "Ты помог мне его сделать". - При чем здесь я?
Тот подошел к нему, положил руку на плечо и серьезно посмотрел в глаза:
- Ты хорошо помнишь, что было тогда в пещере?
Тинтамен кивнул. Незнакомец продолжал:
- Ты спал. Когда ты проснулся - у меня в руках сиял рубин.
- Да… - спокойно сказал Нолодмарион - и вдруг его словно обожгло понимание! Еще не желая верить самому себе, он спросил у мастера: - Как ты узнал, что я проснулся?
Тот молча кивнул в ответ на невысказанное и потом тихо произнес:
- Камни, с которыми я работал, пока ты спал, светились гораздо слабее… - он покачал головой, потом вновь поднял на Нолодмариона глаза. - У тебя - сила работать с камнями. Ты будишь в них спящую жизнь. Ты даешь им свет, Тинтамен (Сияющий Путь).
Нолодмарион смущенно молчал. Ему казалось, что мастер сильно преувеличивает, произнося незаслуженную похвалу.
В этот момент распахнулась дверь, и с порога раздался громкий и радостный голос Махтана:
- Ну, Феанор, ты наконец закончил? Можно взглянуть?
Тинтамен расширенными глазами посмотрел на своего незнакомца:
- Феанор? Ты - Феанор?!
Тот чуть усмехнулся:
- Я не хотел тебе говорить: ты бы сразу вспомнил, что я - принц.
У Тинтамена всё поплыло перед глазами; он пытался осознать происходящее - и не мог в него поверить: Феанор, прославленнейший из мастеров, благодарит его за помощь в работе!..
Тем временем Махтан, осмотрев цветок, отозвал Феанора в сторону и тихо спросил:
- Что ты собираешься делать с этим чудом?
Молодой мастер улыбнулся :
- То, о чем ты меня собираешься попросить, наставник.
Тогда Махтан спросил громко:
- Так как он у тебя раскрывается?
Феанор подошел к цветку, руками поднял ему все лепестки обратно в бутон и сказал:
- Очень просто. Этот цветок чувствует отношение к нему.
- Серебрин? - спросил Тинтамен.
Феанор кивнул:
- И от серебрина светятся камни. А камни лучше всего слышат Тинтамена. Поэтому, Тинтамен, прошу тебя, попроси цветок снова открыться - для Махтана.
Нолодмарион молча склонился над цветком. Тот начал раскрываться.
- Чудо, просто чудо… - выдохнул Махтан.
Феанор улыбнулся Нолодмариону:
- Тинтамен, поскольку цветок слушается тебя - пусть это будет мой тебе подарок.

Несколькими днями позже они бродили по Тириону - и Тинтамен, радуясь, как ребенок, говорил Феанору о рождении своей сестры Тинтаэль, появившейся на свет во время его странствий.
Дослушав его, Феанор рассмеялся:
- у тебя за это время появился еще один родич, Тинтамен.
- Кто это?
- Я .
- Ты?!
- Я. С тех пор, как я - муж Нерданэли.
- Это же замечательно, Феанор! Ты, я, отец, Махтан - мы теперь одна семья, мы будем творить все вместе!
- Все вместе… - как эхо, откликнулся Феанор. - Об этом я и хотел поговорить с тобой.
- Я слушаю.
Они сели на мраморную скамью. Феанор, сцепив руки на коленях, начал:
- Аман велик и прекрасен, Тинтамен, но мое сердце зовет меня прочь за пределы Амана. В Араман. Там нет ни Света Древ, ни сияющей красоты - но там есть свой свет - Свет Звезд, и своя красота - суровая и неяркая, но красота. Там трудимся мы - из Перворожденных это твой дядя и Элемнир, и многие нолдоры, родившиеся в Валиноре. На юге Арамана в горах мы добываем серебрин. Много серебрина. Он так нужен нам.
Феанор помолчал и продолжил:
- Но дело даже не в серебрине. Если быть честным - он повод, а не причина нашей жизни в Арамане, - Феанор вдруг резко поднял голову и посмотрел Нолодмариону в глаза: - скажи: ты странствовал и вернулся с чудесными камнями - так что было важнее для тебя, Тинтамен: сами камни или их поиск?
Тот задумался, потом отвечал:
- Я не стану утверждать, что камни были важнее поиска.
- Тогда ты поймешь, что значит для нас Араман.
- Мне кажется, я понимаю… - медленно произнес Нолодмарион.
Глаза Феанора блеснули:
- Раз так - то почему бы тебе не присоединиться к нам?
"Так вот почему отец так холодно отнесся к моим словам о Феаноре… - понял Тинтамен. - Он знал, что Феанор позовет меня в Араман еще раньше, чем Феанор позвал. А я ведь и впрямь готов пойти с ним…"
- Я хотел бы к вам присоединиться, Феанор… - Тинтамен говорил медленно, тщательно выбирая слова, - и я присоединюсь…
- Но?
- Но не сейчас. Мой поспешный уход обидит отца.
- Я не тороплю тебя.
- И еще, Феанор. Ты из странствий принес камни - и сделал из них чудо. Я тоже странствовал, и тоже принес камни - и пока еще ничего не сделал.
- Договорились. - Феанор порывисто встал, обнял Тинтамена за плечи. - Я буду ждать тебя у нас в Арамане. С твоей работой.

* * *

- Не получается? - жестко спросил Нолодмар.
Тинтамен молча покачал головой.
Мастер взял в руки несколько незаконченных работ сына, внимательно рассмотрел их: всё было как будто правильно, ни одной заметной ошибки - и всё-таки не то!
Тинтамен стоял перед отцом, опустив голову, - словно он был юным учеником, по нерадивости не усвоившим урока. От сурового взгляда Нолодмара хотелось провалиться сквозь землю.
- Не получается, отец.
- И не может получиться! - произнес приговор мастер. Он вздохнул, помолчал и затем заговорил как обычно - спокойно и негромко:
- Я многому учил тебя, Тинтамен, и многому научил. Но видно забыл преподать тебе самый главный урок. Слушай.
Ты усвоил технику работы с камнями и металлом. Хорошо усвоил. Но без пользы для дела. Ибо настоящий мастер - это не тот, кто виртуозно огранит камень и сплетет кружево из золота. Нет. Это будет мертвое мастерство.
Но если ты чувствуешь, что в мир должно явиться чудо, и ты смутно видишь его облик, и понимаешь, какие камни и металл тебе нужны для него - и не можешь думать ни о чем, пока благодаря твоим рукам это чудо не обретет форму и не явится в мир - если ты так работаешь, сын мой, то ты - мастер. И чем меньше будет в твоих творениях твоей воли, чем меньше ты будешь подчинять свои создания своему замыслу - словом, если ты будешь только средством, через которое чудо зримо воплощается в мире - вот тогда, мой сын , ты действительно будешь мастером. Творцом.
Нолодмар замолчал, давая Тинтамену осмыслить услышанное. Потом он с легкой усмешкой продолжил:
- Про нас говорят, что нолдоры делают с камнями что угодно. Глупцы! Это камни делают с нами, что им угодно. Не мастер находит камень, а камень выбирает того из мастеров, кто лучше других поймет его сущность и сумеет выразить зримо. Вот тут-то и понадобится мастеру техническое совершенство. Но если даже самый искусный решит подчинить камень своей воле - у него будет лишь мертвый обломок скалы, пусть даже самой восхитительной на свете огранки!
- Теперь я понимаю свою ошибку, отец, - тихо сказал Тинтамен. - Я пытался воплощать в камнях свои идеи, и…
- … И камни тебе не подчинились, - закончил за сына Нолодмар. - А следовало бы тебе сперва послушать каждый камень.
- Как ты думаешь, - продолжал мастер, - почему у меня, у государя Финвэ, у Махтана, у Феанора так много работ? Почему нередко мы сверху донизу одевали драгоценности? Ведь не пытаемся же мы унизить других, утверждая собственное величие?
- Почему, отец?
- Потому что мы не владыки, а слуги своих камней. Мы творим неустанно, ибо они один за другим стремятся выйти в мир явленный, и мы привязываемся друг к другу, и уже не в силах расстаться с камнями.
- Отец, но ты сам многое дарил.
- Верно. Но многое оставил у себя. Я не жаден до сокровищ - просто не могу расстаться с друзьями… И много дарю Раинтайвэ - она рада драгоценностям, а они будут счастливы приносить радость.
Тинтамен вздохнул:
- Жаль, ты не говорил со мною об этом раньше, отец.

* * *

Мастер отложил диадему для матери - волна воспоминаний накрыла его с головой, и он, отдавшись на волю памяти, прервал работу. Его руки словно опять ощутили тот самый, первый камень…

Это был совсем небольшой камушек, ничуть не похожий на замысленные им великолепные сочетания самоцветов и драгоценных металлов. Это был небольшой камень, похожий на светло-зеленый берилл. Этот камень он сделал сам - вопреки своим желаниям сотворить что-то из принесенных им камней.
Этот простой зеленый камушек пожелал появиться на свет, и Тинтамен понял, что должен бросить всякую работу ради него.
И вот он держит его в ладони, и ему кажется, что этот камень светится неярким радостно-зеленым светом сам. Тинтамен стыдится этих мыслей: не пристало даже в мечтах равнять себя с Феанором и думать, что и ты способен создать сияющий камень.
Но ведь кажется, что он тихонько светится… И в этом сиянии - воплощенные радость и любовь…
Любовь? Но ведь тогда Нолодмарион не знал любви. И всё же - что заставило его. Покинув мастерскую, отправиться не в Форменос, а в Альквалондэ?

Юноша шел по Лебединой Гавани, ни о чем не думая и не задерживаясь взглядом, - словно на назначенную встречу. Он улыбался, в глубине души гордясь своей первой работой, хотя чуть стыдился ее простоты. Он не показывал берилл отцу.
Бережно сжимая в руке камень, Тинтамен шел по Альквалондэ.
… Она возникла перед ним внезапно - словно золотистый свет обрел форму. Они оба вздрогнули, будто узнали друг друга. В ее глазах мелькнул испуг, сменившийся потом тихой печалью.
Тинтамен смотрел на нее, очарованный и молчаливый. Была ли она прекрасна? - едва ли: в ее лице не было того сияния, которое он видел на лицах многих эльфийских дев, напротив, казалось, что оно несет едва заметный след неведомых, невозможных в Амане утрат, и эта небезмятежность поразила юношу. Он почувствовал, что готов пойти за этой девой из Альквалондэ куда угодно, - но тут же поправил сам себя: позвать ее за собой, лишь бы она согласилась пойти.
Они молчали. Мысли Тинтамена ясно отражались на его лице, а взгляд девы оставался печальным. Она опустила глаза.
И тут юноша решился.
Он протянул руку, разжал ладонь - и берилл слабо засиял в лучах Древ.
- Возьми, - тихо сказал он. - И помни о Тинтамене Нолодмарионе.
Она, беззвучно произнеся его имя, взяла берилл - и исчезла так же внезапно, как и появилась.

* * *

Много столетий пройдет и много утрат они принесут, прежде чем узнает он имя Альварлоумэ, жены тэлере Эармена, - той, кто известна была как майэ Тиримэ, Предводительница Лебедей Ниэнны.
Безнадежной будет эта любовь Тинтамена, но именно эта любовь станет опорою надежды.
… Но не ведал ничего этого Нолодмарион ни тогда, когда покидал Альквалондэ, ни когда вспоминал былое, отложив неоконченную диадему.

* * *

Вернувшись в Тирион, он не жалел об отданном камне, который еще никому не успел показать. Он снова пошел в мастерскую, с грустной улыбкой оглядел неоконченные работы и, теперь легко слыша голос камня, принялся исправлять былые ошибки. Что-то он показал отцу - тот молча улыбнулся, и это было равнозначно высшей похвале, - что-то он решил оставить до поездки в Форменос.

Тинтамен молчал, но Нолодмар всё чувствовал. Он пришел к сыну сам и заговорил без предисловий:
- Я не держу тебя, но помни…
- Слушаю, отец, - юноша склонил голову.
- Искусство Феанора ослепит тебя. Речи его оглушат тебя. Вот за это я и не люблю Феанора. Я предпочитаю принимать решения сам. Боюсь, что ты пойдешь за ним, словно на привязи.
- Я буду решать сам, отец.
- Не знаю, сумеешь ли. У Феанора много тех, кто верит ему слепо, - даже Махтан, а ведь он перворожденный. Мне не хотелось бы и тебя отдавать ему в безвольные последователи.
- Но, отец, я выбираю сам.
Нолодмар обнял его:
- Я не могу запретить тебе ехать в Форменос. Я лишь надеюсь, что ты вернешься оттуда столь же свободным в своих решениях, как и уезжаешь.
- Благодарю, батюшка, - Тинтамен низко поклонился.

Мерно стучали копыта его коня по каменистой дороге. В лабиринте ущелий юга Арамана было бы легко запутаться, если бы путь в Форменос не был столь явно обозначен измельченным камнем, стертым почти в пыль сотнями копыт. Тинтамен легко находил дорогу, и все эти дни пути он думал только о последнем разговоре с отцом.
Он не хотел верить Нолодмару.
Не может быть, твердил себе юноша, чтобы отец был прав. Тот Феанор, о котором говорил Нолодмар, и тот, с которым они беседовали на Террасе Фонтанов, - это же две совсем разные личности. Нолодмар говорит, что Феанору нужны слепо идущие за ним, - но ведь вождь нолдор лишь звал присоединиться, не навязывая своего выбора. Он зовет идти рядом, а не подчиняет себе.
Но отец… - как может отец ошибаться? Или неведомая давняя обида на Феанора говорит в нем?
Нолодмарион ехал в Форменос.

* * *

Он опять взялся за диадему, вправил в нее несколько маленьких адамантов, - серебриновые цветы засияли, будто их коснулся луч света. "Да, она понравится матери…" - мастер улыбнулся.
Но работа сегодня определенно не шла. Поток воспоминаний мешал, не давал сосредоточиться.
Мастер поднял голову от рабочего стола. Света от небольшой лампадки хватало только на руки, вся мастерская тонула в темноте, и там призрачно-волшебно мерцали тонкие прожилки серебрина в черноте базальта.
Нолодмарион глядел на них, вспоминая тот день, когда увидел их впервые.

* * *

Как он первый раз миновал врата Форменоса - он не помнил. (Впрочем, какие там врата - просто два утеса, за которыми небольшая свободная площадка, напоминает внутренний двор). Может быть, его кто-то спросил при входе о его имени, а может, и нет - он ехал к Феанору, он жаждал встречи с ним, и он едва ли обращал внимание на других.
Он ступил в черную пасть пещеры, не без трепета озираясь, - эти прорубленные в базальте штольни давили на него, непривычного. Но скоро глаза приноровились к темноте, и Тинтамен стал различать змеящийся по стенам серебриновый узор. Юноша замер, проводя рукою по навеки неподвижным волнам застывшего металла, изумляясь красоте нерукотворного рисунка.
Сколько времени он бродил в одиночестве по пустым переходам Форменоса - он не ведал, поглощенный красотой Северной Твердыни. Он забыл даже о цели своего приезда - слишком уж непохож был Форменос на родной Тирион: тот осиян Светом, этот же погружен в черноту. Тот до последнего камня - продуманнейшее творение рук эльдар, этот - застывшее воплощение Музыки Айнур, дикую красоту которого молот и резец лишь подчеркнули; тот - наполнен шумной и радостной толпой, этот - пустынен, хоть и огромен…

Тинтамен стоял, погруженный в эти размышления, как вдруг - свет пробежал по жилам серебрина. Юноша сначала вздрогнул от неожиданности, а потом понял, что это всего лишь идет нолдор со светильником, голубоватый свет которого и отражается волнами серебрина.
Резкое сочетание ярчайше белого серебра и глухого черного базальта ослепляло, и Нолодмарион невольно зажмурился.
- Ты? - раздался вскрик. - Тинтамен, как я рад, что ты приехал.
Он открыл глаза и увидел Феанора со светильником в руке.
- Мой принц… - он поклонился. Мысли путались от неожиданности.
- Тинтамен, да сияет Свет Древ над тобою, как я рад…
- Феанор… - он впервые попробовал назвать его по имени. Земля не разверзлась и горы не обрушились.

* * *

Вспоминая эти дни, мастер тихо посмеивался над собой: "Я был тогда мальчишкой, смотрящим на великого Феанора затаив дух. Как странно!" - Нолодмарион долгим любящим взглядом словно огладил каменный цветок - тот, первый подарок Феанора, - и ожившие камни засияли ему в ответ.
За эти годы единственный друг Феанора ясно понял, что государь Форменоса не нуждается в восхищении, ни в преклонении, ни в восславлении, что Феанору нужно совсем другое. Понимание. Разговор на равных. Дружба.
А все собравшиеся вокруг него - даже Махтан и его друзья - перворожденные - видят в Феаноре лишь Государя и славнейшего из мастеров.
Нолодмарион тряхнул волосами:
"Вот именно! Никто, кроме меня, ему сейчас (да и вообще) не поможет. Я должен как можно скорее ехать в Тирион. Значит, нечего грезить былым; надо заканчивать диадему и уезжать".
И он вновь решительно взялся за работу. Но мысли его по-прежнему были в прошлом.

* * *

С чего всё-таки началась их дружба? С разговоров о мастерстве, с работы в кузне, с прогулок по горам Форменоса - с чего? Было не вспомнить. Первое время, проведенное в Форменосе (кажется, годы - но кто замечал их бег), - это было сплошное счастье совместного труда, когда они, словно мячик в игре, перекидывали друг другу идеи; каждый улучшал, додумывал, совершенствовал; воплощал обычно Феанор, но от этого творение не становилось детищем только его, нет - оно оставалось плодом дум их обоих. Они стали словно единым целым, они не имели друг от друга ни малейших тайн - всё, что волновало одного, они тут же принимались обсуждать вместе, будь то новая работа или идеи пути в Эндорэ.
Путь в Эндорэ! Когда Тинтамен появился в Форменосе, этот замысел был у Феанора еще очень смутным, и вождь нолдор постепенно всё больше говорил о нем с Нолодмарионом, а тот сначала внимательно слушал, потом задавал вопросы, принимался сам рассуждать вслух… Словно цветок, словно кристалл, взращивали они эту идею, питая ее страстною силою юных душ. Феанор часто уезжал в Золотые Леса - говорить об этом с Валатаро; Тинтамен всегда оставался в Форменосе. Не желая покидать мастерскую: он чтил Оромэ, но был далек от него.
Оттачивая вместе с Тинтаменом идею ухода, Феанор потом говорил о ней нолдорам. Обоим друзьям важна была сама идея, а не авторство, Феанор в своих речах не произносил ни "я", ни "мы" - и никто не замечал, что плоды дум обоих форменосцы воспринимают как замыслы одного Феанора.
Если бы Тинтамену сказали об этом, он пожал бы плечами, не понимая, чем это плохо для него: важна ведь польза для дела, а не личная слава.
Так они трудились вместе, обсуждая творения и облекая их плотью, счастливые своим товариществом, и долгое, очень долгое время они не замечали (а Нолодмарион, пожалуй, замечать так и не научился), что многие идеи в самом неоформленном, робком и неясном виде роняет именно Тинтамен: он мог сказать, повинуясь мигу вдохновения, и забыть - но Феанор ничего не терял. И ничего не забывал. Когда же Государь Форменоса превращал смутные образы Тинтамена в ясные и четкие идеи, то Нолодмарион и помыслить не мог, что изначальное зерно было - его.

Полностью вспомнить этот разговор он не мог. Полностью его помнил только Феанор. Но государь Форменоса молчал - сначала потому, что некому и незачем пересказывать разговоры с Тинтаменом, а потом, много позже… новой причиной молчания стала ревность.
Всеведущая майэ Истиэ и Валатариэ Ниэнна об этом разговоре знали тоже. Но они молчали тем более.
Сам же Нолодмарион помнил его лишь отчасти.
А было так. Однажды Феанор предложил ему отправиться на восточные склоны Пелоров.
"Я хочу показать тебе звездное небо. Я хочу, чтобы ты увидел настоящий звездный Свет, - здесь, над Форменосом, он слишком слаб и тускл. Странно, не правда ли, мы - Народ Звезд - живем, звезд не видя?"
Путь по непроходимым горам во всё более сгущающихся сумерках был для них радостным испытанием силы. Тинтамен, забывая о трудности пути по нехоженым тропам, изумленно озирался: его глаза привыкли к темноте Форменоса - но не к темноте небосвода.
А звезды сияли всё ярче.

Они стояли на узком карнизе, без страха глядя в бездну под ногами - там бурлил Белегаэр, и рев прибоя доносился до нолдор слабыми вздохами. Звезды над ними были ослепительны.
- Спасибо, что привел меня сюда, - после долгого молчания сказал Нолодмарион.
- Я редко могу выбраться сюда, но путь через Пелоры, право, стоит своей цели.
- Как странен этот мир! И как непохож на Аман…
Феанор кивнул:
- В ревущий Белегаэр нельзя и поверить, живя в той гармонии. Знаешь, только здесь я осознаю себя всецело нолдором: здесь я вижу дело, которое потребует всех моих сил, стихию, которая - достойный соперник в борьбе за жизнь.
- А дальше - Эндорэ… - Тинтамен размышлял вслух. - Нам скучно в покое Амана, а каково эльдарам там? Не покажется ли им та жизнь, которой мы бежим, желанным сном?
- А почему тогда они не ушли сами? Они могли.
- Ты уверен, что могли все?
Феанор покачал головой:
- Пожалуй, ты прав. Оромэ не ждал отставших, и Ульмо не искал заблудившихся, - он нахмурился. - Я всегда думал о том, что пойду в Эндорэ изведать новый мир и перенять искусство эльдар сумерек, а выходит…
- Что мы сами придем к иным из них наставниками и учителями, - подхватил Нолодмарион. - А к иным, возможно…
- Защитниками. Именно. Валатаро постоянно говорит о недобитых чудищах. Мы станем бойцами, чтобы продолжить дело Оромэ. Мы убережем эльдаров Эндорэ.
- Научим их своим искусствам и переймем их мудрость, да, Феанор! И это будет достойнейшим приложением всех наших сил. Я буду счастлив, когда это свершится.
- Это свершится, Тиндомен.
Тот вскинул голову, услышав непривычное звучание собственного имени.
- Я задумался о сумерках и заговорился, - объяснил вождь нолдор .
- Путь-в-Сумерки… Путь на восток… Что ж, это сейчас мое единственное стремление. Почему бы ему не стать именем?
- Если хочешь, я буду звать тебя так.
- Да. Только не при отце. Ему будет больно…
- Послушай, когда я последний раз видел Нолодмара?..
Оба усмехнулись.
- Тиндомен… - медленно произнес Феанор. - Твое имя будет нам как знамя. Мы уйдем. Мы станем народу сумерек учениками и учителями, наставниками и защитниками. Мы без сожаления покинем Аман.
- Мы - да, - отвечал Тиндомен. - Но я думаю о другом. Мы выросли в Свете Древ, и пресыщены им, и стремимся к Звездному; но Эльдары сумерек - они же никогда не видели…
В глазах Феанора зажегся огонек:
- Значит, увидят.
- А такое возможно?
- Не знаю, возможно или нет, - отвечал Государь Форменоса, - но знаю, что ты прав. Эльдары Средиземья не видели Альдалайрэ - и они должны увидеть его. И увидят.
- Но как?
- Не знаю. Подумаю.

Они стояли, крепко сжав руки, - вернейшие друзья, ставшие в своих помыслах и исканиях единым разумом. Творя сообща, они не подозревали, что и место в памяти нолдор для них будет лишь одно .
Что имя "Тиндомен" можно понять и как "Идущий-в-Тени".

* * *

В дверь осторожно постучали. Нолодмарион. Не отрываясь от работы, крикнул:
- Не заперто!
В мастерскую вбежал мальчишка - гибкий, как ствол лозы, подвижный, как рябь воды под ветром, и ловкий, как белка, - одним словом, Курутано. Ему, самому юному из форменосцев, сыну Махтана и любимцу Феанора, в шутку называемому "восьмым принцем" (он был моложе близнецов), дозволялось многое. В том числе отрывать мастера от работы - а ведь покой творчества был святыней святынь в Форменосе.
- Тиндомен, прости, что помешал тебе, - сказал он с поклоном. - Но я думаю, моя новость извинит меня.
Говоря это, Курутано буквально вцепился взглядом в диадему. Мастер с мысленной улыбкой отметил это - глаз будущего великого мастера. Или великого воина - недаром ведь Махтан хотел назвать сына Курумехтар - в честь Феанора.
Нет, всё-таки хор-роший у него взгляд! Что-то будет из этого мальчишки, когда вырастет?..
- Я слушаю.
- Государь вернулся.
Брови Тиндомена поднялись:
- Он уезжал? Я не знал.
- Да, он сказал, что вернулся из Валмара и просит зайти тебя, когда ты сможешь.
- Из Валмара?! Что ему там понадобилось? Троны Валарам он ведь уже сделал.
(Это было не совсем правдой: Феанор некогда сделал лишь рисунки тронов Аратаров, но сами троны делали другие мастера).
- Я не знаю, - отвечал мальчик. - Что ему передать?
Тиндомен с усмешкой посмотрел на почти законченную диадему. Не везет этой работе! - он ведь теперь не сможет продолжать, пока не узнает. Зачем Феанор ездил в Валмар.
- Ничего не передавай. Я иду к нему немедленно.

- Ты звал? - спросил он с порога.
- Тиндомен, меллонъя, - Феанор порывисто обнял его. - Не ожидал, что ты придешь сразу. Мне сказали - ты много дней не выходил из мастерской.
Тот улыбнулся:
- Мне много дней не сообщали, что Феанору что-то понадобилось в горячо нелюбимом им Валмаре.
- А в Валмаре я и не был, - голос Феанора очень серьезен. - Я был на Эзеллохаре.
Тиндомен вопросительно смотрит на него.
- Ты помнишь, - продолжает государь Форменоса, - мы говорили о свете Древ и Эндорэ. О синдарах, не ведающих его. Помнишь?
- Смутно.
Тиндомен напрягается, затаивает дыхание. Он начинает догадываться, но боится поверить в свою догадку.

Феанор чувствует его напряжение, кладет руку на плечо другу:
- Пойдем. Покажу.
Они проходят через кабинет - вдоль полок со свитками, мимо стола, заваленного рукописями - к двери мастерской. Феанор распахивает ее…
… и ясный ровный свет выплескивается им навстречу, словно они посреди Амана, а не в глубине гор Арамана.
- Что это? - потрясенно шепчет Тиндомен.
- Свет Древ, - тихо отвечает Феанор.
- Но как?..
- Пойдем.
Они входят в мастерскую, и Феанор берет со стола довольно большой алмаз. Тинтамен не сразу понимает, что свет идет именно из этого камня - ибо всюду разлито ровное сияние.

- В нем капли Света обоих Древ в час смешения. А материал - силима.
- Но как ты смог?
Феанор чуть тряхнул волосами:
- Если честно - всё я уже не вспомню. Просто понял, что должен это сделать для народов Эндорэ. А когда действительно должен, то получается. Ведь так?
Тинтамен кивнул. И тихо спросил:
- Показывал?
- Нет. Только тебе.
Нолодмарион молча ждал объяснений.
Пальцы Феанора безотчетно гладили холодные грани сияющего камня.
- Понимаешь… Ну, я его покажу, ну, начнут воспевать мудрость Феанора, искусство Феанора, дивные руки Феанора… Слышал. Наизусть выучил. А Сильмарилу эти слова будут оскорблением. Он не творение Феанора. Он - дитя Феанора. Он - живой. А все, кроме тебя, увидят в нем лишь искусную работу.
- Теперь я понимаю, - медленно произнес Нолодмарион, почему я отдал тот камень.
- О чем ты?
- Свою первую работу. Никому не показывал и отдал. Одной деве из Альквалондэ. Даже имени ее не знаю… - он поднял глаза, встречаясь с Феанором взглядом. - Я тогда чувствовал, что поступаю правильно. А теперь понял, почему.
- Она оценила? - тихо спросил Феанор.
- Мне кажется, да…
- Это хорошо. - Феанор опустил голову: он думал о разрыве Нерданэли с ним, и Тиндомен понимал его боль.
И неожиданно для себя он сказал то, что собирался тщательно скрывать:
- Послушай, я поеду в Тирион, узнаю, как они.

- Поезжай. Я буду благодарен тебе, - он не поднимал головы.
- Мужайся, государь, - твердо сказал Тиндомен. Тот кивнул.
Нолодмарион редко, очень редко называл его Государем - только когда хотел подчеркнуть, что Феанор ведет за собою народ. Это слово - "турнир" - скорее имя, чем титул, так же крепко пристало к Феанору, как к Нолодмариону имя "Тиндомен": их обоих в Форменосе очень скоро стали звать не теми именами, что дали им отцы, а теми, что они дали друг другу.
И никто не задумывался над тем, что Государем Феанора впервые назвал тот единственный, для кого он всегда был и будет не государем, но другом.

далее

   

Корона из кленовых листьевEsse nambarМолчание
Путь-на-Восток"...которые не скажут" Тайная свадьба
Воплощенный ПламеньHirina nossieВой ветра над белой равниной
Закон ЛюбвиОгни во тьмеБудни
"Мой Государь"Брат и сестраКрушение
Tari Formenoseva


Портал "Миф"

Научная страница

Научная библиотека

Художественная библиотека

Сокровищница

Творчество Альвдис

"После Пламени"

Форум

Ссылки

Каталоги


Миражи

Стихи

Листочки

"Эанарион"

"Сага о Звездном Сильмариле"

Жизнь в играх

Публицистика

Смех

(с) Alwdis N.N. Rhuthien & Randir, 1994-2005
(с) портал "Миф", 2005


Warning: require_once(/var/www/u1820916/data/www/mith_sites/mith.ru/public/php/fcb61435d97ea576437289ad7d080b19766617ea/trustlink.php): Failed to open stream: No such file or directory in /var/www/u1820916/data/www/mith_sites/mith.ru/public/alw/ZS/ZS104.htm on line 438

Fatal error: Uncaught Error: Failed opening required '/var/www/u1820916/data/www/mith_sites/mith.ru/public/php/fcb61435d97ea576437289ad7d080b19766617ea/trustlink.php' (include_path='.:') in /var/www/u1820916/data/www/mith_sites/mith.ru/public/alw/ZS/ZS104.htm:438 Stack trace: #0 {main} thrown in /var/www/u1820916/data/www/mith_sites/mith.ru/public/alw/ZS/ZS104.htm on line 438