|
Младшенький В ролях: Арафинвэ – Тиэрэ Феанаро – Альвдис Н. Рутиэн Арафинвэ сидел на ступенях, ведущих в сад. Обидно быть всегда одному. Можно, конечно, пойти к сестрам, или к матери, или… к брату. Последний вариант был почти невозможен. Хотя у него можно было бы поиграть с Финдекано...Мальчик рассеяно вертел в руках небольшую флейту. Потом нерешительно поднес ее к губам. Первые звуки были слабыми и нестройными. Но Арафинвэ не оставлял занятия, и через какое-то время у него стала получаться незамысловатая мелодия. Мальчик не заметил, как серебряный свет давно сменился золотым… В какой-то момент из флейты вырвалась на свободу странная мелодия: ее нельзя было назвать нежной и ровной. Наоборот, она была резкой, непокорной, но в тоже время и неспешной. Арафинвэ фыркнул: мелодия поразительно походила на Нолофинвэ, когда он сердится. Эта мысль мальчику явно понравилась, и он попытался “сыграть” спокойного Нолофинвэ. Здесь потрудиться пришлось подольше – в прошлый раз он ни о чем таком не думал, а просто играл. Арафинвэ невольно задумался о том, кто из его родственников и знакомых на какую музыку похож. Мама? Светлая, парящая – это должно быть что-то переливающееся и звонкое, нежное, спокойное… и еще похожее на эхо, почему-то. Такое, когда не поймешь: то ли все еще отвечает тебе, то ли уже умолкло... Только как это сыграть? Арафинвэ посмотрел вверх, на кроны деревьев: – Надо же, я и не заметил, как время прошло... Мальчик уже устал играть. Странная мысль осенила его. Некоторое время он стоял, пытаясь понять – а стоит ли это делать? После чего он вскочил и побежал куда-то к выходу из сада. Арафинвэ хотел найти Феанаро... Вообще-то он даже подходить к нему боялся. Но в конце концов, не может же это так продолжаться все время? Феанаро сидел над чертежами. Было решено украсить нижнюю стену башнями – и мастер рисовал. Собственно, его “чертеж” нимало не походил на то, что спустя тысячелетия атани будут называть так. Это не была выверенная расчетами схема, созданная циркулем и линейкой – нолдор не пользовался ничем, кроме заточенного пера. Он передавал листу замысел, уже совершенно оформившийся в его разуме, и точности линий Феанаро мог бы позавидовать кто угодно. Мастер вообще не стал бы заниматься – если бы Феанаро собирался строить сам. Но осанвэ со слишком большим числом строителей – дело ненадежное. Так – с рисунком – проще. Арафинвэ искал Феанаро долго. И упорно. И все-таки он его нашел. Вот тут-то младший принц понял, что поговорить с Феанаро – трудней сделать, чем предположить. Брат за работой. А значит, ему нельзя мешать. А когда он еще оторвется и заметит его... Поэтому золотоволосый принц уселся неподалеку и замер, наблюдая за братом. Теперь ему уже хотелось, чтобы Феанаро подольше не замечал его – наблюдать за братом было одним удовольствием. Главное тихо сидеть, не привлекая к себе внимания. Весь зал был залит светом. Тишина. И только легкое поскрипывание пера. Арафинвэ здесь невероятно нравилось: высокий потолок, огромное количество окон... Он понял, что ему бы хотелось здесь... учиться – чтобы приходить сюда каждый день, чтобы знать здесь каждый стол, каждое окно, каждую деталь. Задумавшись, Арафинвэ поднял руку, чтобы поймать золотой лучик, отразившийся от чего-то... Феанаро отбросил перо, отошел от стола за новым листом... О тихо сидящего младшего брата он буквально споткнулся. Арафинвэ выронил флейту. Она откатилась в сторону, и мальчик буквально бросился за ней. – Извини... Я не хотел мешать. Честное слово. Непокорная прядь упала на лицо. Арафинвэ, мотнув головой, отбросил ее. – М-м... – изрек Феанаро с такой интонацией, что стало ясно: он не сердится. Старший брат взял новый лист, расстелил его на соседнем столе (благо, мастер сейчас был один здесь и почти все столы оказались свободны), придавил его несколькими красиво вырезанными из камня грузиками в виде разных зверей... и стал рисовать ту же самую будущую башню изнутри. Арафинвэ пристроился возле соседнего стола: с одной стороны, ему все было видно, с другой стороны – он не мешал работать. “Не мешал” – так считал сам мальчик. Так и Феанаро сказал бы... и ошибся. Молчаливое присутствие младшего брата не могло не отвлекать. Он решился придти – хотя должен был наслушаться от Нолофинвэ не лучших слов о сыне Мириэли. Он вот так испугался встречи, даже флейту выронил, – но не ушел. Флейту... Нет, безмолвное присутствие брата не мешало мастеру передавать листу давно оформленные идеи, но... – Ты бы сыграл, раз тут сидишь, – бросил Феанаро, не потрудившись даже обернуться к Арафинвэ. Брат явно не ожидал подобной просьбы. – Я еще учусь, – тихо пробормотал он, скорее для себя, чем для Феанаро. Для смелости он даже глаза закрыл. О чем играть? Особенно если ты недавно взял в руки флейту. О том, что видел? О том, что есть? О том, что видишь, наконец? Что видишь?.. Зал, где все время светло, где обязательно кто-то есть, где что-то делают. Где создают – пусть и на листах – что-то новое… Арафинвэ стал играть, думая о новой башне – той самой, что рисовал Феанаро. Как она поднимется над стеной, постепенно, неспешно, и какой красивой она будет, когда ее построят… Тихо, робко – первые звуки. Словно пробуя – так или нет так? По-другому? Камень к камню, нота к ноте… До самой вершины, и дальше – в небо, замолкнув где-то в вышине. Мальчик опустил флейту, наконец-то открыл глаза. – Играй, что ты перестал? – так же не оборачиваясь проговорил себе под нос старший брат. – Под твою флейту хорошо рисуется. Мальчик заиграл уже более смело. Только получалось у него что-то странное – словно он хотел что-то сказать, но никак не получалось. Словно хотел рассказать, зачем он пришел сюда. Оправдаться, что чуть не помешал. Извинится за то, что пришел... “Я знаю, ты всегда занят. Но мне так хочется познакомиться с тобой. А то больше, чем твое имя и то, что иногда выскальзывает у Нолофинвэ, я и не знаю. Да еще то, что ты – Мастер. Как это – быть мастером?” Он играл, уже не думая о том, что не умеет играть. После того, как тебя... почти похвалили, нет, точно похвалили, все получается гораздо легче. Вот мелодия, похожая на камешек, скатывающийся со ступеней – звонко, быстро и отрывисто. Как будто сам бежишь – ступеньки, ступеньки, ступеньки, вот поворот – осторожнее, по аллее, мимо фонтанов – рукой поймать капли, блеснувшие золотом... Добежать и остановиться – где же я? Тише и тише, осмотреться, понять – а зачем же ты сюда бежал? Флейта замолчала, словно не знала – о чем же дальше петь? – Хм! – сказал Феанаро. – Как ты говоришь? – и он насвистел последние несколько тактов. – А ну-ка повтори, это интересная мысль. Мастер в задумчивости склонился над листом. От этой флейты у него возникли новые идеи – неожиданные. Их надо было обдумать, обдумать быстро, пока они не ускользнули. Арафинвэ вновь повел мелодию. Я пришел. Что здесь? Ветер? А на ладони высыхают золотые капли. Те самые. Исчезают, улетают вместе с ветром – где? Куда? Перезвоном капель, падающих на мраморные ступени, дуновением ветра, едва коснувшегося щеки, легко, изменчиво. Резьбой по камню, от подножия к вершине. Каждый изгиб, каждый штрих – омытые светом, золотом Лаурелина... Увлеченный создаваемой музыкой, мальчик не сразу заметил, что Феанаро давно отошел от стола, где сохнет готовый чертеж. Мастер стоял у окна, глядел на запад и слушал. Просто слушал эту музыку. Звуки флейты Арафинвэ подхватывало эхо купола Зала Чертежей, так что белокаменный свод подпевал юному музыканту. Простота и белизна. Свет Древ льется сквозь окна. Чистые листы, ждущие своих мастеров, – и листы исчерченные, одни – торопливо и увлеченно, другие – тщательно и вдумчиво. Свет. Покой. Флейта. Как всё это не похоже на ту беседку, где лепил из света и тени, где узор змеился, сплетаясь в самые невозможные формы, где не было ни одной простой прямой или округлой линии... беседку, где радость и оскорбление сплелись в единый узор, еще более запутанный, чем тот, каменный... Арафинвэ не заметил, как стал играть... уже не о будущей башне, а... о себе самом. И еще о Феанаро. О том, как странно – быть одному, когда вокруг столько вроде бы близких любящих тебя. Осторожно, боясь потревожить что-то давнее, уснувшее и согретое светом. Переливами, нежно, задумчиво. Замирая, чтобы набраться сил. И снова – осторожно. Извини, я только хотел поговорить... Мальчик осторожно опустил флейту. Он просто уже устал. “Как мало ему, в сущности, надо от меня! – подумал Мастер. – Просто ласка, внимание. Он счастлив, играя вот так. Я должен всего лишь принять это – и этот маленький братик достигнет своей мечты. Такая малость. Даже не быть нужным – казаться нужным! И я этом я ему не откажу.Но почему я?! У него брат, отец, мать наконец! Сестры... Что заставило его искать участья не у добрых родных, а у сводного брата?” Феанаро обернулся. Прислонился к раме окна спиной. И – внимательно посмотрел на младшего брата. Арафинвэ улыбнулся в ответ: – Я что-то сделал не так? Феанаро сощурился: – А что ты сам думаешь? – Не знаю, – честно ответил мальчик. – помешать можно по-разному. С одной стороны, вроде бы ты не сердишься. С другой – ты перестал рисовать... – Поверь мне, малыш, – рассмеялся Феанаро, – если я рассержусь, это будет заметно. Никаких “вроде бы”. А рисовать я просто закончил. Он помолчал, нахмурился, но не гневно, а задумчиво: – Малыш... почему? Я не гоню, я хочу знать – почему ты пришел? “Пришел открыто. Не солгал, как его старший братец. Не стал выведывать секретов мастерства”. – Захотелось. Действительно просто хотел тебя найти. Я тебя совсем не знаю. Только то, что о тебе говорят. Например, что ты – талантливейший мастер. Но это все... так неясно и мало. А ты – мой брат. И я не знаю, почему ты не хочешь даже видеть меня. Во всяком случае, кажется, что ты обо мне даже не помнишь... Я понимаю, что ты занят. Но мне так хотелось с тобой познакомиться. – “Не хочу”? Гм... Видишь ли, малыш, я не очень-то намерен рассказывать тебе о том, почему я не хотел этого. Сейчас это, во всяком случае, это не так. – А можно я иногда... Арафинвэ осекся: одно дело попроситься в мастерскую к отцу. Или к Нолофинвэ. А другое... Вроде бы никакой разницы нет. Но... в общем, разница была, но Арафинвэ не мог понять, в чем же. Феанаро – тоже его брат. Но если честно, то вряд ли разрешит. Он, кажется, никому не разрешает. Почему, интересно? Арафинвэ нравилось наблюдать за братом. И играть в его присутствии, хоть и сложнее, но интереснее, чем одному. Старший брат был абсолютно серьезен: – Видишь ли, малыш, проще всего мне ответить “иногда – можно”. И это действительно так. Но теперь постарайся сам понять, что же это за “иногда”. Ответь – не мне, а себе – на вопрос, зачем ты просишься ко мне в мастерскую? – Иногда... Наверное, когда очень захочется. Мне нравится наблюдать, как ты работаешь. Как что-то делаешь. Вот ты рисовал, какой будет башня, а я так ясно и четко представил ее. Как будто увидел. И еще... Ты как будто мне играть на флейте помогаешь. Мне и труднее, и легче одновременно. Лучше получается выразить что-то музыкой! – последние слова Арафинвэ буквально выпалил, боясь, что все-таки не скажет их. Феанаро отошел от окна, взял кресло, сел рядом. – Попробуй еще раз. Посмотреть, как я работаю... ну, говорят, на три вещи можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и как работает нолдор, – он усмехнулся. – Но ты просишься не за этим. Давай, попробуй отшлифовать собственные чувства. У тебя почти получилось. Арафинвэ задумался. “Отшлифовать собственные чувства?” – Я хочу... подружиться. Сказать, что Феанаро опешил от неожиданности, – не сказать ничего. Он-то ожидал, что юный и несомненно талантливый мастер сможет объяснить (не старшему брату, а самому себе), что только рядом с ним может творить в полную силу еще не окрепшего таланта... Феанаро поразила не столько сама мысль, что малыш Арафинвэ мечтает о дружбе с ним, сколько то, что отношения, чувства для его братишки могут быть важнее творчества. Да что творчества! – важнее пути овладения своим талантом. Арафинвэ подошел к брату. Честно говоря, он не ожидал, что Феанаро так отреагирует на его слова. Но он же действительно сказал то, что думает. – Знаешь, мне действительно легче играть рядом с тобой. Но... это не важно. То есть важно, конечно. Только... Я не знаю. Вот ты не против, чтобы я приходил к тебе, потому что твое присутствие помогает мне играть на флейте. А мне, если честно, хотелось бы представить, что ты был бы просто рад меня увидеть... Арафинвэ сел на пол и прислонился к ножке какого-то стола. Он и не подозревал, что разговор может отнимать столько сил... “Ты не против, чтобы я приходил к тебе”. Феанаро нахмурился. Стало быть, братишка пришел потому, что есть тот, кто – против. Тот, кого просил. И получал отказ... вряд ли один раз. Не похож этот юный мастер, так умеющий музыкой передавать образ, чувства, мысли, – не похож он на того, кто быстро обидится. “Вот как, Нолофинвэ? Младший брат готов от тебя сбежать к старшему, даром что ты наверняка постарался обрисовать меня самыми, гм, колоритными красками?!” – Малыш... – Феанаро присел рядом и улыбнулся. – Конечно, я не против. Разве я могу оттолкнуть моего младшего братика, когда он так доверчиво просит меня? “Он совсем не такой, каким его представляют...” Арафинвэ посмотрел на брата. Серьезно, пристально, как будто хотел понять, что им движет. И доверчиво. Словно хотел спросить: ты не обманешь меня? честно? – Спасибо, – Арафинвэ действительно был благодарен. По правде сказать, он получил больше, чем рассчитывал. То есть он ни на что не рассчитывал... А получилось все по-другому. – Малыш, для сидения здесь есть кресла, а не пол. Это удобнее, поверь мне, – старший брат помог младшему встать и усадил в кресло, где недавно сидел сам. Феанаро остался стоять, ласково проводя рукой по волосам юноши. У мастера мелькнула мысль, что точно так же он бы гладил любую пушистую зверюшку – и зверику приятно, и самого успокаивает. Феанаро поспешил эту мысль запрятать поглубже: обижать Арафинвэ таким сравнением не хотелось. Потому, что это сравнение было для старшего брата совершенно точным. Арафинвэ почувствовал, что мама немного тревожится. Индис привыкла, что ее младший сын практически всегда рядом... – Феанаро, мне, наверное, надо уже идти. То есть не наверное, а точно, – Арафинвэ вопросительно посмотрел на старшего. – Что такое тебя торопит? – Феанаро очень старался, чтобы его голос звучал мягко, как раньше. “Для мальчишки я не встану на первом месте? Ну что ж... Моя дружба с младшим братиком будет приятна отцу. И щелчком по носу одному заносчивому щенку! Это немало. А от меня всего и требуется, что изобразить добрые чувства... пустяк”. – Мама волнуется... – Арафинвэ словно извинялся. – Я никогда не оставлял надолго ее одну. Мальчик замолчал. Но тут же воскликнул: – Ты сердишься на меня? Я могу остаться, наверное... “Мама волнуется”. За всю жизнь Феанаро так и не научился спокойно слышать подобные слова. Беспощадное напоминание об утрате... об – ущербности? Словно он лишен способности видеть, например, синий цвет – и небо с водой кажутся ему серыми. Сын Мириэли страдал не столько от того, что ему не довелось ощутить любовь матери, сколько потому, что его лишили этой любви. У всех была та, кого они любили. А он не мог изведать этого, самого первого чувства. “Мальчишка может любить мать. Он заботится о ней – даже там, где его забота не особо нужна. Ему... ему есть для кого быть ласковым! А я... что есть у меня?! Вот это?! – он почти с ненавистью взглянул на чертеж. – Омут творчества, в который бросаюсь, лишь бы забыться?!” Обида, боль, так и не притупившаяся с возрастом, мгновенно обратилась гневом. Яростью, желанием разнести что-нибудь, причинить боль – такую же, как ту, что терзала самого Феанаро. И этот мальчишка, этот сводный брат... “У тебя есть мать, которая тебе дороже всех! Так зачем ты пришел сюда?! Зачем клянчишь у меня внимание, если твоя мать тебе всё равно была и будет важнее?!” Феанаро стиснул зубы. “Мальчик – ни – в – чем – не – виноват...” – повторил он затверженную фразу, заставляя себя успокоиться. – Ты можешь идти. Голос старшего брата был спокоен, только слегка хрипл. Как после быстрого бега. Арафинвэ понял, что сказал что-то, чего не следовало говорить... Он вдруг почувствовал себя виноватым. Мальчик вскочил, вежливо поклонился – он уже привык делать это, не задумываясь – выпрямился и сделал то, чего он сам от себя не ожидал: шагнул и положил свою флейту на стол, где лежал чертеж Феанаро. Словно это была не его флейта и ее следовало вернуть... Потом Арафинвэ быстро вышел из зала. |
|