На главную страницу
"Форменоса" На главную страницу 
портала "Миф" К оглавлению "Листочков"

Русско-нездешний разговорник

Дом Сухой Реки
Гомер должен быть один!
Без Изольды
День святого Патрика
Профессор
по профессии вампир

Без Изольды

Всем, кто узнает лес, мостик и пень,
а еще - Багряному

Вечерело. Воздух после недавних гроз был влажным. Но - безветрено. Тишина.
- Дядя, куда мы едем? - спросил юноша. - Я еще никогда не бывал так далеко к северу от Тинтажеля.
- В лес Моруа, сын мой, - король Марх даже не обернулся.
- Лес Моруа? Я столько слышал о нем… странного.
- Да, этот лес нельзя назвать обычным.
- Ты хочешь, чтобы мы поохотились там завтра?
- Нет, Тристан. Для охоты в Корнуэльсе есть много других лесов.
Король Марх помолчал.
- Не "завтра", сын мой. Сегодня. Этой ночью. Я хочу показать тебе этот лес. Я хочу показать тебя этому лесу.
- Дядя?
Король спешился.
- Коней мы оставим здесь. За ними присмотрят. Дальше пойдем одни.
- Как скажешь, Государь.
- Да, мой мальчик. Сегодня тебе лучше просто слушаться меня.
- Твоя воля.
Марх расстегнул застежку плаща, бросил его на коня. Из седельной сумы он достал другой плащ - разве что самый простой и бедный воин осмелился бы показаться в таком многократно прожженном и залатанном. Марх накинул его на плечи - и эти обноски неуловимо изменились, перестав быть старьем и став настоящим походным плащом. На плечах Марха этот смотрелся ничуть не хуже, чем королевская мантия.
Тристан, изумленный такой переменой, впился в дядю взглядом.
Тот не изволил заметить удивление племянника.
- Идем, - холодный приказ. - Лук оставь. Возьми арфу.
Юноша закинул чехол за плечо и поспешил по лесной тропе следом за своим дядей и королем.
Скоро лес кончился. Дорога шла луговиной вниз по склону.
Серый сумрак вечера сменялся ночной синевой. С вершины, откуда они шли, открывался огромный простор. Холмы, перелески.
Юноша замер, оглядываясь.
- Государь, смотри: зарницы полыхают. Будет гроза.
- Нет, Тристан, грозы не будет. Я обо всем договорился.
- С кем?!
- С лесом Моруа, мой мальчик. Не отставай, идем. Мы должны быть на месте затемно.

Чаша полнозвездного неба с каймой туч по ободу. В тучах вспыхивают зарницы - на севере, на востоке. Ночной ветер проносится над другой чашей - долиной меж лесистыми холмами. Дорога медленно отдает дневное тепло.
Серые в сумраке травы склоняются под ночным ветром. С чаши небосвода срывается то одна, то другая звезда - и белым росчерком падает в кромку, чтобы в последний миг вспыхнуть ослепительной зарницей.
- Дядя, я никогда не видел подобного. Что за ночь сегодня?
- В древние времена эту ночь называли Вершиной Лета. В такую ночь люди приходили к сидхи - плясать вместе.
- Но говорят, что в лесу Моруа сидхи живут до сих пор.
- Да, сын мой. Да.
- Говорят… - завороженный красотой ночи, юноша уже не мог молчать, - говорят, в этом лесу много раз видели женщину - в платье, золотом как солнце, одетом поверх черного как ночь. И травы не сминались под ее ногами…
Король Марх усмехнулся:
- Наш шут Криденбел уверяет, что, когда он видел ее, она несла в руке обычный человеческий котел для воды - помятый и закопченный.
- А зачем ей котел, дядя? - растерялся юноша.
- Спроси у шута, Тристан. Он встречался с ней, не я.
- Ты смеешься надо мной… Говорят, если люди приходят в лес Моруа, эта женщина выйдет попросить у них соли - у них, у сидхи, соли нет.
- Говорят разное, Тристан.
- Ты не веришь этим легендам?! - в голосе юноши послышалась почти детская обида.
- Верю. - Было слышно, что король улыбнулся. - В любой легенде есть зерно истины. Но об этой черно-золотой даме я слышал многое, а видеть ее - не видел.
- А… других?
- Видел. Много раз.
- Расскажи!
- Тише. Не шуми. Сейчас нельзя шуметь.
- Прости, Государь…
- Да, я видел их. Однажды… это было так. Они шли в предрассветном тумане - мужчина и женщина. На мужчине был серо-синий плащ с серебристой каймой, а женщина была в черном плаще, сплошь покрытом золотой и серебряной вышивкой. На груди у нее сияла звезда, а на голове была корона из непонятного черного металла.
- Ты заговорил с ними?
- Нет. Они видели меня - и подошли бы сами, захоти они говорить со мной .
- Дядя…
- Тише, Тристан. Мы подходим к роднику.
- Он рядом?
- Я не знаю, - спокойно ответил король.
- Не знаешь?
- Тише, я сказал. В лесу Моруа, да и в его окрестностях, расстояния не такие, как в мире людей. Один раз ты пройдешь до родника сотню шагов, а другой раз будешь идти всю ночь. Родник был где-то здесь, но я не вижу его.
- Дядя… мне кажется… шаги…
- Да, я слышу. Кто-то идет сюда. Не стоит молчать - если это человек, то он услышит наши голоса и не испугается. Если сидхи - тем более.
- А разве человек не может быть опасен нам? У нас только кинжалы.
- Королю этой земли и его… - король Марх будто с трудом подобрал нужное слово, - племяннику на границе леса Моруа не опасен ни один человек.

Из темноты к ним вышла женщина. Она была одета так, как одеваются знатные дамы Корнуэльса, только вот ее длинные золотые волосы оказались просто распущены - ни девичьей прически, ни замужней.
- Подскажи нам, - обратился к ней король Марх, - далеко ли до родника? Мы пить хотим.
- Он рядом с вами. - Ее голос был едва слышен. - У корней вот тех деревьев.
- Благодарю, - король чуть поклонился.
Она медленно прошла мимо них, не оглядываясь.
Знатная дама - одна, на опушке леса, ночью?!
- Дядя…
- Тише, Тристан, тише. Здесь и не такое может случиться, мой мальчик. Правда, эту женщину я вижу впервые.
- Она из сидхи, да?
- Наверное. А вот и родник. Давай наполним фляги. Вода здесь особенная. Она чище и холоднее обычной; впрочем, это не главное.
- Я… понял. Спасибо тебе, Государь.
- За что, Тристан?
- Я никогда не забуду… я видел много ночных лесов… но здесь мы словно не одни. Деревья слушают нас, травы разговаривают между собою. Зарницы… падающие звезды… и эта женщина… Государь, спасибо, что взял меня с собой.
Тристан опустился на колено и приник губами к руке дяди. У любого другого этот жест был бы неуместно почтительным или уничиженным, но у Тристана он давно стал выражением самой искренней, самой чистой любви к тому, кто был его королем и кто заменил ему давно погибшего отца.
- Встань, мой мальчик. Ты еще не видел главного. Идем.

В самую полночь они вышли к мостику. Речка была узкой и едва ли глубокой - упражняясь с воинами, Тристан бы перешел такую, сняв сапоги, и ему вода достала бы не более чем до плеч. Да, воины бы смеясь назвали такую речку большим ручьем.
Такую, но не эту.
- За ней - лес Моруа, - тихо сказал король Марх, и юноша второй раз увидел, как его государь кланяется. Кланяется - лесу.
Тристан жадно глядел за реку. Пойменный берег с травами в рост мужчины, перелесок, а дальше - лесистые холмы. Юноше чудились серебристые силуэты, пляшущие в травах, и он не знал, мечта это - или он и впрямь видит кого-то.
Холмы леса Моруа казались спящим великаном - неподвижным, но живым.
- Владыки леса, - говорил тем временем король, - я прошу пропустить нас. Я привел Тристана, сына моей сестры.
Юноша, замерев, ждал какого-то ответа, может быть, вестника… как та дама. К его разочарованию, ничего не произошло, только государь буднично сказал:
- Иди за мной, - и сам стал осторожно спускаться с крутого берега к мостику.
- Не бойся, - обернулся Марх к племяннику, - доски настила могут быть и подгнившими, но опоры выдержат кого угодно. Просто смотри, куда ставишь ногу.
В темноте Тристан разглядел, что опоры моста сделаны из какого-то странного белого дерева, больше всего похожего на отёсанную березу. Только слишком тонкими были эти опоры, слишком белой была древесина. А поверх них лежала пара подгнивших досок и еще несколько сосновых стволов, наваленных просто так. На белоснежных тонких опорах этот настил выглядел не лучше, чем дерюжная заплата на парче.
- Здешние крестьяне подправили настил нынешней весной, - заметил король. - Выглядит ужасно, но это хотя бы не гнилье. И то хорошо.
- Кем был построен этот мост, Государь?!
- Ты уже понял, мальчик мой. Сидхи.
- Из чего?!
- Я не знаю имени этому дереву. Оно настолько прочное и так легко обтёсывается, что, говорят, сидхи делали из него мечи. И эти мечи были острее любого из человеческих. Тонкие, как луч лунного света, и острые, как ярость. Впрочем, говорят, эти мечи были хрупкими, как верность.
- Но разве верность - хрупкая, Государь?
- Это тебе еще самому предстоит узнать, мой мальчик.

Они медленно шли к холмам. Марх вел юношу одному королю ведомым путем, прокладывая путь через густые травы или сплетенные ветви кустов. При этом король то и дело говорил о тропе, которая, дескать, заросла - едва удается ее нащупать. Тристан ничего похожего на тропу не видел, и вряд ли только из-за ночного сумрака.
- Теперь пой, мой мальчик, - обернулся к нему Марх. - Пой для сидхи. Для хозяев леса. Мы - только гости здесь. Обычными путями здесь не ходят. Мы пойдем по Песне. Пой.
Тристан запел. Его юный сильный голос сейчас походил на пение жреца в храме - в звонких, отчетливых словах была сила, и лес откликался ей. Деревья давно сомкнулись над их головами, трудно было разобрать что-нибудь в паре шагов от себя - но король уверенно шел вперед, словно днем по Тинтажелю, а Тристан пел - о лордах сидхи, увенчанных рябиной и дубом, об их королеве, чьей диадемой служит месяц, о воинстве на серых конях, о мечах из чудесной березы, о танцах в лунном свете, о гобеленах из осенних туманов…
Они вышли на дорогу. Вокруг был глухой лес, но под их ногами была именно дорога, а не тропа. Двое конных могли бы проехать по ней.
Чья это дорога, Тристан не стал спрашивать.
- Мы почти пришли, - сказал король. - Скоро будем дома.
"Дома - у кого?" Но юноша не задал вопроса.
- Некогда здесь было поваленное дерево, - Марх обращался скорее к себе, чем к племяннику. - Перешагнешь через него, десяток шагов направо - и дома. И это дерево любило бегать от нас по всему лесу: то в самом начале дороги окажется, то и сотню шагов, и две, и три пройдешь - а его нет. А сейчас оно вообще в стороне от дороги лежит. Вон, в чаще.
Юноша искренне пытался разглядеть что-то в темноте. Не получалось.
Король Марх свернул с дороги, прошел через негустой орешник тот самый десяток шагов, остановился посреди маленького просвета в зарослях и сказал:
- Мы дома, Тристан. Сейчас разведем костер. Я принесу дрова, а ты никуда не уходи. Стой здесь.
- Как скажешь, Государь.
Одному ходить по такому лесу юноше не хотелось совершенно.

Березовые поленья были сырыми - а какими им и быть после недели сплошных дождей? Но загорелись почти сразу же, и вот они не только воют, что, дескать ув-ув-воду-у-у ув-ув-высушить, но и потрескивают: р-радостно жар-рить! Когда огонь поднялся высоко, Тристан огляделся.
По ту сторону костра возвышался замшелый пень внушительных размеров. На его корнях росла пара роскошных папоротников, еще один тянулся вверх с задней стороны самого пня, отчего всё вместе неуловимо походило на трон. Лесной трон.
Обернувшись, юноша обнаружил за своей спиной не менее удобное сидение, впрочем, явно рукотворное: у корней двухобхватной ели лежал ствол другой, не меньше. Тристан раздул костер получше и уселся в это довольно странное "кресло".
Из темноты вышел король Марх, бросил наземь сухой березовый ствол.
- А, уже устроился в кресле Динаса? Сколь я знаю, оно удобное; Динас недоделок не любит.
- Динас? Наш сенешаль? Он бывал здесь?
- Об этом мы поговорим позже, сын мой. - Король Марх уселся на пень.
Точнее, на трон. Теперь у Тристана не было никаких сомнений, что это - трон.
- Достань арфу, сын мой. Костром займусь я. Твое дело - музыка.
Юноша послушно начал настраивать арфу, а его дядя меж тем принялся ломать двора. Силы королю Марху было не занимать, но со стволом в обхват он не мог поделать ничего другого, кроме как положить его серединой в костер.
- Дядя, почему мы не взяли топор? - удивился Тристан.
- Топор? - Марх недоуменно посмотрел на него. - Топор в лес сидхи?
- Что, даже для сухих деревьев нельзя?
Марх укоризненно выдохнул.
- Прости, Государь, я же не знал…
- Пой.
И Тристан начал петь.
Он не считал себя таким уж искусным в деле стихосложения, но сейчас и мотив и слова рождались сами собой, сплетаясь, как на морозном стекле сплетаются узоры - отточенные, совершенные. Юноша пел - и разум не поспевал за звуками его песен, он не мог запомнить их. Как ледяной сад, стекший водой, как сожженная ветвь, осыпавшаяся пеплом, - так лишь обрывки и отголоски собственных творений оставались в его сознании.
Тристан пел о древней мудрости, которую хранит даже не память человеческая, но сердце, пел о том времени, когда люди впервые пришли на эти земли, как встретились они с сидхи, как некогда бронза людей и белое дерево сидхи разило троллей и болотных чудищ, как возник раздор из-за железа и сидхи стали уходить в свои холмы… но и потом то в одной деревне, то в другой рождались дети с чертами более тонкими, чем бывают у людей, а иногда из лесу выходили человеческие дети, никогда на памяти крестьян не входившие туда…
Король Марх встал с лесного трона.
Из походного мешка он достал хлеб, мясо, флягу с вином. От мяса и хлеба отрезал по куску, бросил в огонь, остальное поделил поровну, нанизал на прутья и положил с краю костра - поджарить. Потом извлек из мешка чашу довольно корявого вида. Тристан вздрогнул, огонь промчался по его жилам, когда юноша ощутил, насколько эта чаша древняя. Король вылил в нее вино, плеснул в огонь - тот взвился синими языками.
- Владыки сидхи и вы, хозяева леса. Да будет союз наш нерушим, каким был он в прежние годы - и в прежние века. Да будет прочен мост через Безымянную реку - для всех, кто пожелает пересечь его с любой стороны.
Тристан дрожал, но не ночной холод был тому причиной.
Сквозь пламя костра король Марх протянул ему чашу:
- Пей. Пей до дна!
Юноша выпил. Крепости вина он даже не ощутил.
Король снял с прутьев мясо и хлеб, отдал Тристану его долю.
Ели они стоя.
- Государь, а ведь это - Причастие, - сказал вдруг юноша.
Глаза короля сверкнули гневом:
- Ты думай, где и что ты говоришь!
- Нет, ты не понял. При-част-ие… Мы отдаем Лесу часть. Мы делим с тобой этот хлеб на части. Каждый получает часть - и вместе мы становимся целым. Это древнее заморских религий.
- Тогда - да, - кивнул король. - Тогда ты прав.

Короткая ночь сменялась долгим рассветом. Король Марх уселся на лесном троне, вздохнул, словно с силами собирался, и сказал:
- Тристан. Пришло время нам с тобой поговорить серьезно.
- Государь?
- Ты не задумывался над тем, кто ты в Тинтажеле?
- Твой племянник, - юноша удивился вопросу.
- В чьих глазах? - жестко спросил король. И сам же стал отвечать. - "Мальчик из моря" называет себя сыном погибшего короля Ривалена и сестры моей Белоцвет, тоже умершей более десятка лет назад. Никаких доказательств происхождения он не имеет. Приходится верить на слово королю Марху, рассуждающему о сходстве этого беглеца с покойной Белоцвет (кто помнит ее внешность спустя десять лет?!) и о такой сомнительной для закона вещи как "голос крови".
- Дядя… Государь, какое это имеет значение? Ты признал во мне племянника и сына Ривалена. Что мне до чужих глаз? Я не прошу себе иных титулов и званий, кроме одного - служить тебе!
- Ты не просишь, верно. Но ты принимаешь, что при дворе я выделяю тебя из прочих. А ты уже не мальчик, Тристан, и должен понимать, что при дворе всё определяется заслугами. Либо собственными, как у Динаса, который поднялся от простого воина до сенешаля, либо - заслугами предков. Это называется знатность. У тебя же пока слишком мало собственных, а знатность твоя в глазах моих вассалов более чем сомнительна.
- Но, Государь, разве не обязаны твои вассалы повиноваться тебе? Кто король в Корнуэльсе?!
Марх печально вздохнул:
- Как ты еще, в сущности, юн… Тристан, народ только тогда верен королю, когда король служит народу. Иначе королевская власть продержится очень недолго.
Он пристально посмотрел в глаза племяннику:
- Тристан, я выделяю тебя из прочих. Ты сын моей сестры, да и потом - я просто люблю тебя, мой мальчик. И это вызывает - сейчас! - осуждение моих вассалов. Потом оно рискует перерасти в ненависть. Поздно думать о причинах этого. Надо решать, как справиться с этим, пока еще можно.
- Если я - безродный бродяга в глазах Тинтажеля, - медленно проговорил юноша, - то я должен заслужить свое место деяниями. Я готов, Государь, - он вскочил, подошел к Марху и преклонил колено. - Лишь укажи цель.

- Цель… - король Марх задумчиво огладил бороду, - цель… Встань, мальчик мой. И слушай меня внимательно.
Тристан поднялся с колен и остался стоять перед королем.
- Я бездетен. И у меня два племянника - ты и Андред. Кого хочу видеть своим наследником я сам и кого - мои вассалы… думаю, ты понимаешь то и другое. Но я недаром затеял этот разговор здесь. В эту ночь. Кстати, переложил бы ты костер - он гаснет, пока мы решаем судьбы страны. Да, вот так. И еще то длинное бревно подвинь ближе. Отлично. А то холодает под утро; мне, признаться, стало зябко.
- Итак, Тристан, в Корнуэльсе живут не только люди. Здесь живут сидхи. Король людей не властен над Мирным Народом, но он отвечает за них. Перед этой землей. Перед этим троном, по сравнению с которым престол в Тинтажеле - не более чем удобное кресло. Ты знаешь Андреда достаточно. Можешь ли представить, чтобы я привел его сюда?
Тристан медленно покачал головой.
Король Марх кивнул:
- С ним бы мы даже к мосту не вышли. Просто не нашли бы его.
Король встал.
- Сын мой, если в Корнуэльсе воцарится человек, глухой к миру сидхи, белые опоры этого моста рухнут. И сегодня я привел тебя сюда, как когда-то мой отец привел в лес Моруа одного несмышленого мальчишку. Я хочу видеть тебя наследником Корнуэльса. Хочу, чтобы однажды ты сел на трон - и в Тинтажеле, и здесь.
Тристан вновь склонил колено и припал губами к руке короля.
- Скажи, Государь: что я должен совершить?!
Марх запустил руку в его волосы, потрепал их.
Король сказал племяннику почти всё, что намеревался. Осталось самое последнее. Зная решительный нрав Тристана, Марх мог быть уверен, что юноша даст согласие не колеблясь.
Согласие - выйти на смертный бой.
И риск лишиться Тристана, быть может, уже этим летом станет гораздо ощутимее, чем все риски, о которых шла речь доселе.
"Но иначе меня вынудят отправить его в какую-нибудь дальнюю крепость, где он окончит жизнь в безвестности и бесславии. Он - воин, он предпочтет смерть за Корнуэльс такой жизни!"
Он поднял Тристана и спросил:
- Сын мой, что ты знаешь об ирландской дани?

- Об ирландской дани я знаю то же, что и все, Государь: раз в год ты должен посылать корабль, но ты уже много лет не шлешь его .
- И рано или поздно терпение ирландцев иссякнет. Причем "рано" означает - до нынешних осенних штормов, а "поздно" - следующим летом. И вот тогда, Тристан, они пришлют поединщика. Бойца, не знающего себе равных. Он бросит вызов всем воинам Корнуэльса, кроме короля: короли на поединок не выходят.
- Я приму его вызов, Государь.
- Это будет опытный боец, а ты еще очень молод.
- Неважно! Корнуэльс стал моей родиной, ты стал мне отцом. Даже если бы ты не привел меня сюда сегодня, даже если бы не было этого разговора - для меня не изменилось бы ничего. Когда приплывут ирландцы, я выйду на бой.
- Сын мой, я не ждал иного ответа. Запомни: наследник короля не выходит на такой поединок, но тот, кто добудет победу… в законности провозглашения наследником этого героя не посмеет усомниться никто. Ты выйдешь на бой не только против ирландца, сын мой. На острие твоего меча будет судьба Корнуэльса. Сегодня я признал тебя наследником перед сидхи - и буду ждать дня, когда смогу провозгласить тебя наследником перед людьми.
- Государь, благослови меня на этот бой. Благослови сейчас - боюсь, когда ирландцы прибудут в Тинтажель, у нас не окажется на это времени.
И Тристан вновь склонил колени.
- Сын мой, - король положил руку ему на голову, - никто не сможет побороть того, кто бьется за родную землю. Пусть твое сердце не ведает страха, разум - сомнений, а рука - усталости.

Уже всё было сказано, и можно было возвращаться. Лес, пронизанный лучами солнца, наполнился птичьим щебетом, какая-то особо нахальная пичуга скакала по еловому стволу, совершенно не интересуясь двумя людьми у костра.
- Переложим костер, Тристан, и пойдем. Нам пора.
- Хорошо, дядя.
- Всегда, уходя отсюда, костер надо поднимать так, будто ты у него всю ночь греться хочешь. Ты понимаешь - к костру придут после нас. Запомни это.
- Ты так говоришь, будто я собираюсь придти сюда без тебя.
- Когда-нибудь, я надеюсь, так и будет. Запомни, сын мой: в лес Моруа нельзя входить одному. Меня приводил сюда отец. Потом я бывал здесь с Динасом - когда он стал сенешалем. Потом… неважно. Если ты станешь королем, то выбирай, кого сам приведешь сюда. Родича. Друга. Жреца или жрицу. Но только тех, кому ты доверяешь больше, чем самому себе. Если ты обманешься в выборе - ничего хорошего не ждет вас обоих.
- Но, Государь, ты говорил, что сюда приходил наш шут. Да и крестьяне, думаю, тоже ходят в лес Моруа не только со жрецами.
- Мой юный любитель легенд, а ты не интересовался, что бывает потом с теми, кто непочтителен к этому лесу? Что было с шутом после того, как он попытался посмеяться над владычицей леса? И потом - ни один из них никогда не найдет дороги к лесному трону.
- Я понял.
- Ладно, хватит разговоров. Дай-ка мне вон ту березку.
Резко выдохнув, король переломил ствол - но при этом одно из звеньев его наборного пояса лопнуло.
Король снял пояс, с сожалением повертел испорченную пластину в руках.
- Теперь она разве что годится на шею, как медальон.
- Возьми мой пояс, Государь.
- Спасибо, Тристан. А ты возьми мой, я сейчас скреплю его. Пластиной больше, пластиной меньше - на тебе его всё равно придется утягивать.
Он бросил пояс Тристану и увидел, какая радость вдруг промелькнула в глазах племянника. Будто глоток воды в жару ему предложили. Радость - только от того, что дядя дал ему одеть вещь с себя.
- Знаешь что, Тристан. Оставь этот пояс себе. А то… - король Марх усмехнулся, - искать потом златокузнеца, возиться с этой пластиной… хлопотно слишком.
- Государь…
Оба подумали об одном и том же: на поясе, подаренном племяннику, король носил свой меч.

16-21 июля 2004

Скучное послесловие

Имена короля Марка и Тристана - кельтские по происхождению. И если "Друст, сын Ирба" звучит для русского слуха не слишком изящно, то замена поздней, христианской, формы имени короля на древнюю мне показалась возможной. Имена родителей Тристана приведены по реконструкции Ж. Бедье, при этом кельтское имя "Ривален" сохранено, а французское "Бланшефлер" дано в переводе.
Для древних сюжетов более чем характерна остановка времени, если оно не заполнено событиями - и именно этим я как ученый могу объяснить общеизвестный сюжет, где король Марк застает Тристана и Изольду в лесу Моруа: любящих видит спящими лесник, он немедленно сообщает королю (при том, что лес - едва не на другом конце страны!), тот приезжает - а любящие всё так же спят, и меч между ними. Там, где ученый обязан анализировать, писатель волен сочинять; так что я позволила себе превратить сравнительно реальный лес в месте, где пространство и время вечно меняются.


Портал "Миф"

Научная страница

Научная библиотека

Художественная библиотека

Сокровищница

Творчество Альвдис

"После Пламени"

Форум

Ссылки

Каталоги


Миражи

Стихи

Листочки

"Эанарион"

"Холодные камни Арнора" и др.

"Сага о Звездном Сильмариле"

Жизнь в играх

Публицистика

Смех

Альвдис Н. Рутиэн (c) 2004
Миф.Ру (с) 2005-2014

Rambler's Top100