Я, себе не изменяя,
Изменяю сам себя.
Алькор. "Метаморф"

1

Почему ты здесь, Феанор? Как могло это случиться, как ты назвал своим то, что совсем недавно отторгал и ненавидел? Что с тобой произошло? Отчего ты предал сам себя?
Я не предавал. Просто у меня не осталось никого, кроме Мелькора. Быть с ним – или быть в полном одиночестве. Небогатый выбор.
Из тех, кто стремился к тебе, ты выбрал наихудшего. Зачем ты закрывался от отца? Зачем был неприступной вершиной для сыновей? Зачем не попытался помириться с Нерданэлью? Финарфин распахнул тебе всю душу, он закрыл глаза на ваши ссоры с Финголфином, он принял твою сторону, а ты – чем ты ответил ему?
Финарфину я ответил лаской и заботой. Тем, чего он ждал от меня. Не его и не моя вина, что брат не мог дать мне того, что дал Мелькор. Хотя малыш искренне пытался.
А тебе обязательно должны давать? Иначе ты отношений не мыслишь?
Я в жизни всё брал сам. Возможное и невозможное. Существующее и несуществующее. Если я хотел недостижимого – я его достигал. Если я хотел неведомого – я его познавал. Сам, без учителей. Если я хотел несуществующего – я его воплощал. И только одного я просил: понимания. Выхода из моего одиночества.
Так почему же всё-таки Мелькор, а не Финарфин? Почему ты отвернулся от брата?
Да потому что он не мог понять меня! Да, пытался. Да, искал. Но не находил! А с Мелькором… да нам и искать было не надо. Мы с ним просто одной природы.
И природа ваша в том, чтобы крушить всё и вся ради утверждения себя.
Не утверждения. Воплощения. Я сам никогда не стремился возвыситься над другими. Не стремился подчинить их. Тем более – не стремился унизить. Я могу больше их, это верно; и я делал лишь одно: трудился для них. Творил то, о чем они мечтали. И отдавал им.
Подчиняя и подавляя их при этом.
Может быть – невольно. Но неизмеримо сильнее и беспощаднее мой дар подчинял – меня. У них у всех была жизнь – любовь, дружба, веселье просто так… не знаю, что еще. А у меня – только работа. Да, я не умею любить – так, как любят все. Я не умею быть заботливым. Я в жизни вижу только одно: творчество. Но творю я для того, чтобы отдавать. Всем.

2

Я откинул тяжелую крышку – свет оставшихся у меня двух Сильмарилов хлынул наружу, мгновенно рассеяв темноту зала, едва заметно пульсируя – то ли мелодия, то ли дыхание. Они жили, творения моего друга. Им было тесно в ларце. Их создали для другого.
– Скоро, – сказал я им. – Теперь вам уже недолго осталось ждать.

Мой план – дерзкий, отчаянный, почти безумный – был близок к осуществлению. Валар вложили в Древа немало сил – я точно рассчитал удар. Может, со временем мои собратья и осмелились бы вновь напасть на меня, но пока у них хватало забот в Амане. Я успел бы подготовиться. К тому же я полагал, что Манвэ не настолько глуп, чтобы воевать со мной теперь, когда в моих руках не только Тьма, но и Свет. Единственным шансом Валар было успеть захватить меня на своей земле. И завладеть Сильмарилами, пока те не достались мне. Правда, моим собратьям Камни помогли бы лишь восстановить Древа, я же благодаря им получал весь мир.
Феанор привел Сильмарили в мир сам. Один. Я мог лишь наблюдать, не имея власти над чуждой мне Музыкой. Чуждой. Но необходимой. Частица силы моих врагов. Вторая сторона бытия. Именно то, чего мне не хватало, чтобы взять, наконец, в свои руки Арду. Тогда, глядя на Камни, я думал, что цена их рождения была высокой. Очень высокой. Но не чрезмерной. Как знать, если бы Валар не победили меня и не приволокли в Аман, если бы мы с Феанором не встретились, может, и Сильмарили не появились бы в мире?
– Я голодна, – мысленное обращение Унголианты вернуло меня к действительности. – Ты обещал, что я смогу насытиться, Черный.
Обещал, а как же. Только вот голод этой твари рос вместе с ней. Тогда, в Аватаре, я сомневался, что роль, которую я отвел Паучихе, окажется той по силам. Но приходилось довольствоваться тем, что было. Теперь я видел, что недооценил ее. Серьезно недооценил.
– Ты уже получила Древа и весь свет Амана, – жестко ответил я.
Поглотив Музыку моих собратьев, Унголианта стала сильнее меня. Намного сильнее. Но нельзя было допустить, чтобы она догадалась об этом.
– Ты опустошила сокровищницу Форменоса. Мы в расчете. Ныне наши пути расходятся. Ступай назад, в Валинор.
– Я голодна, – повторила Паучиха.
Ее разбухшая туша перекрывала выход из ущелья. Я быстро перебрал в уме возможные варианты действий. Сбросить телесный облик? Отступить и двинуться обходным путем? Нет. Это значило бы признать поражение, показать слабость – и немедленно превратиться для твари из противника в добычу. Я должен был заставить Унголианту подчиниться. Силой или обманом, неважно. Лишь бы не пустить ее в Эндорэ.
Я достал те несколько самоцветов, который успел забрать из Сокровищницы прежде, чем там начала хозяйничать моя ненасытная спутница. Рукотворные камни Феанора. Как бы я ни относился теперь к Пламенному, не годилось такой красоте сгинуть в утробе Паучихи. И я спас их. Думал, что спас.
– Вот, – я швырнул самоцветы на землю перед тварью и невольно отвел глаза, чтобы не видеть, как она уничтожит их. Я помнил, как они создавались. Кое-что мы с Феанором творили вместе.
– Вот. Больше я тебе ничего не должен. Отойди с дороги.
– Ты несешь Свет, – отозвалась Унголианта. – Отдай мне его и ступай, куда хочешь.
Чего я уж точно не мог допустить – это чтобы она получила еще и силу Сильмарилов. Даже если не принимать в расчет мои собственные виды на Камни.
– Отойди с дороги, – я выхватил меч и шагнул к ней. – Этот Свет мой, и ты его не получишь.
Я надеялся, что она испугается.
Не испугалась.
Шансов на победу у меня не было – я очень скоро убедился в этом. Биться приходилось не столько мечом, сколько Силой. А Сила, которую я вкладывал в каждый удар, становилась пищей моей противнице. Унголианта еще увеличилась в размерах. Я начал уставать.
Позвать на подмогу? Кого? Откуда мне знать, что могло случиться в Эндорэ за почти восемь аманских столетий? Ждут ли меня здесь? Верны ли прежнему Властелину? Кто явится на мой зов и явится ли хоть кто-нибудь? А если явится – мне ли на помощь? Слишком много вопросов. Слишком велик риск.
Несколькими энергичными выпадами я все же заставил Паучиху отступить – на время. И бросил меч. Достать ларец и откинуть крышку было делом нескольких мгновений. Венец Феанора был поистине достойной оправой для Сильмарилов – даже если видеть только внешнюю его красоту, не имея представления об истинной сути. Тончайшие нити Силы переплетались с филигранным узором так, чтобы сдерживать мощь Камней, направляя ее на созидание. Уникальный инструмент, предназначенный для двух величайших мастеров Арды. Инструмент, при помощи которого мы с Феанором должны были преобразить мир.
Но сейчас мне было нужно оружие.
Серебро со стоном сломалось под пальцами. Я отшвырнул изуродованный кусок металла. Камни лежали теперь в моих ладонях – все три.
Унголианта медлила, пока не решаясь напасть.
Свет Сильмарилов и подземное пламя слились в единой мелодии. Я ждал, пока Музыка достигнет апофеоза – тогда и только тогда я собирался нанести удар. Единственный. Второго бы не понадобилось.
И вдруг что-то сломалось в Песни – я не понял, в чем дело, почему возник диссонанс. Просто голоса Камней перестали звучать в унисон с моей Музыкой.
Паучиха почувствовала это мгновенно и снова двинулась на меня, оттесняя к скалам, а я всё пытался подчинить себе Сильмарили. Силой. На поиск гармонии с ними просто не оставалось времени. Но чем мощнее был напор моей воли, тем яростнее сопротивлялись ей Камни. Я уже еле удерживал их – казалось, они превратились в капли расплавленного металла и сжигают мою плоть.
Только бы не уронить...
Я отступил еще на несколько шагов и уперся спиной в скалу, сжимая дрожащими от боли пальцами бесполезные Камни. Унголианта подползла ближе. Она не спешила. Может быть, наслаждалась сознанием своей победы, а может, всё еще остерегалась.
Я очень ясно представил, что будет, когда эта тварь прикончит меня и поглотит Сильмарили. Ее голод только усилится. В Аман Паучиха, само собой, не вернется. Зачем, если есть Эндорэ? Земли, оставшиеся без хозяина. Земли, которые некому защитить.
Земли, которые ждали моего возвращения.
Не дождались.
Боль и отчаяние прорвались криком. Скалы ущелья подхватили мой голос, усилили, а ветер понес его дальше. Эндорэ еще не забыло мою Музыку.
Паутина захлестнула колени – я грохнулся на бок, прижимая к груди стиснутые кулаки. Следующая петля затянулась на горле… пока, правда, не до конца. Кажется, Унголианта обращалась ко мне… я не ответил.
…Огненный сполох разорвал окружившую меня черноту. Еще один. И еще. Я не понял, что это. Осознал только, что в такт этим вспышкам боль в моих истерзанных руках резко усиливается.
Мир заволокло красным.
– …Властелин…
Я с трудом разлепил веки и попробовал шевельнуться.
– Что… произошло? – язык ворочался с трудом, но на мысленную речь сил не было вовсе.
– Мы успели вовремя, – Саурон казался растерянным. – Отчего ты не позвал нас раньше?
Я предпочел не услышать этот вопрос. Приподнялся на локте и попытался оглядеться.
– Паучиха?
– Бежала. Готмог преследует ее со своими ребятами.
– Ларец, – прохрипел я. – Здесь где-то должен быть ларец.
Мой помощник молча подобрал его и поднес мне. Удивительно, но Сильмарили по-прежнему были у меня в руках. Какое-то мгновение мне казалось, что я уже никогда не смогу разжать сведенные судорогой пальцы. Смог. Камни звякнули о металл. Саурон опустил крышку.
– Что это, Властелин?
– Будущее Арды.

далее