Книга вторая. Пленник судьбы
 |
Глава шестая. Черная Корона Поговорим, поговорим, поговорим – 1 Безумец, я собираю любые крохи вестей – оттуда.Собираю, чтобы понять: всё это домыслы. Оттуда нет и не может быть вестей. Недавно услышал подробнейший рассказ о том, что Черная Корона Моргота поглощает свет Сильмарилов. Логично. До смешного логично: ни я, ни тот пленник... как же его имя... неважно – не видели Сильмарилов в Короне Моргота. А слух о том, что он вставил в Корону Алмазы отца, уже обошел весь Белерианд. Откуда только взялся? В палантир смотреть не решаюсь. Отец почувствует почти сразу. Взглянет в глаза. Даром что у него нет палантира. Хоть бы весть оттуда... любую весть. Самому увидеть так просто, но... нет, не смогу! 2 Я стал избегать собственной мастерской. Я не открывал дверей неделями, а если и открывал, то только затем, чтобы забрать оттуда инструмент или камень. Работать я теперь мог только внизу.Или я загонял в мастерскую Мори, велев ему гранить камни. А сам брал работу в кабинет. Что-нибудь, что можно делать на большом столе. Мой Мори умница, он никогда меня ни о чем не спрашивает. Вздумалось мне поменяться с ним рабочими местами – значит, так надо. Или он догадывается. Или даже догадался. Но он молчит. И за это – спасибо. Когда я выбирал себе покои, то Мелькор настаивал на том, чтобы я обосновался в каком-нибудь "подходящем", комнат с дюжину, – а мне глянулся этот, непозволительно скромный. И отсутствие окон в будущей мастерской совершенно не заботило: тогда у меня был один Сильмарил, его света с избытком хватало. А потом появился Венец... И вот теперь я не хочу лишний раз открывать дверь в мастерскую. Я не могу видеть этот Свет. Словно там, за дверью, меня ждет отец. Ждет – и молча смотрит в глаза другу собственного убийцы. В глаза тюремщику собственного народа. – Это неправда! – кричу я ему. – Я не тюремщик! То есть, да, по моему приказу их ловят, но... "Повелитель Фенырг..." – слышу я голос отца. Каждый раз, когда я окунаюсь в Свет, чистый и незапятнанный вопреки всему, мне чудится голос Короля, произносящий эти два слова. Иногда – гневно. Иногда – скорбно. И – не оправдаться. Я так любил Свет Древ. Я был счастлив, когда узнал, что хотя бы в Сильмарилах он уцелел. Это было давно. Тогда я был просто другом Мелькора. Теперь я стал "Повелитель Фенырг". И свет Сильмарилов жжет мои глаза. 3 – Мори, малыш, поди-ка сюда.Феанор стоял у окна, положив руки на холодные камни. – Да, Государь. Юноша осторожно приблизился. Плавный, беззвучный шаг. – Я хочу поговорить с тобой... – (Поговорить?! Что стряслось?) – Спросить тебя... Мори сдержанно кивает. – Ты помнишь Аман, Мори? – А'аман-н? – Да. Помнишь? – Я... я... Государь, зачем ты спрашиваешь?! Феанор резко разворачивается, берет Мори за подбородок: – Ты не хочешь помнить его. Ты хочешь его забыть. И ты забыл бы – да я спросил некстати. Так?! отвечай! – Государь, не мучай... Чего ты хочешь? – Хочу... – он разжал хватку, – я хочу, чтобы ты снова вспомнил Аман, Мори. Вспомнил, как помню его я. Феанор помолчал и закончил: – Вспомнил в последний раз. Чтобы навсегда освободиться от этих воспоминаний. – Но разве... – Возможно, малыш, возможно. Отдай себя, прошлого, работе. Перелей себя, часть своей души, своей личности, своей памяти – в нее. Когда-то эти же слова говорил Ауле. Мог ли предвидеть он, как их повторит его ученик? Бывший ученик. – Но, Государь, какой работе я смогу отдать часть себя? – Той единственной, которой нужна память об Амане. – Что это? – Ларец для Сильмарилов. Ну то есть, – он поправился, – для Венца. Когда я в Амане делал ларец для своего венца, это было... ну... не лежать же этому венцу просто так? А сейчас я хочу запереть их свет... – Что я должен делать, Государь? – Руками – как обычно: гранить камни. А не-руками... малыш, послушай. Аман потерян для нас. Мы – для него. Мы стали частью совсем другого мира. Беспощадного и жестокого. Мира, где нет места Сильмарилам и их свету. Отдай Сильмарилам их мир, малыш. Отдай им свою память. – Государь, почему? Почему ты хочешь сделать это? Зачем ты режешь свою душу пополам? Зачем хочешь уничтожить часть себя самого?! Сильмарили были тебе дороже всего в мире, так зачем же сейчас... – Не "были", Мори, – тихо отвечает Феанор. – Были и есть. Но нет – меня. Нет того Феанора, который творил их. Он погиб. Давно. Не вспомнить, когда. И последнюю память я хочу отдать Сильмарилам. Им не место в Ангбанде. Отдай им свой Аман, как отдам я. Ведь и ты уже давно – Мори. Захоти я назвать тебя твоим аманским именем, ты едва ли будешь благодарен мне. – Да... – Тогда – за работу. Будем работать в мастерской. Последний раз – при их Свете. 4 Я боялся, что однажды ко мне придет Келегорм. Боялся – и точно знал, что рано или поздно…Боялся – но не прятался от своего страха, а шел ему навстречу. Я заставлял себя придумывать все доводы, которые найдет Неистовый. Я искал самые убедительные опровержения. Я готовился к этому разговору – годами. И когда Неистовый пришел – я по выражению его глаз понял, что этот час настал. – Клятва, брат, – тихо сказал Келегорм. – Ты предлагаешь вести войска на верную гибель? – парировал я. – Нет, я знаю, что ты этого не сделаешь. Прав ты или нет – не мне судить. Я пришел предложить тебе нечто иное. Вот оно. Я не ошибся. – Что же? – я сделал вид, что не понимаю его намерений. Келегорм обнял меня за плечи. Его голос был тихим, доброжелательным, убеждающим… так охотник подкрадывается к дичи. – Брат, мы не клялись разрушить Ангбанд – да это и не в наших силах. Мы не клялись истребить вражьи армии – и ты разумно сдерживаешь войска. Мы клялись вернуть Сильмарили. Любой ценой. Вырвать Алмазы у Врага – это свершение мести за Феанора и Финвэ. Не войну, а возвращение Сильмарилов нам завещал отец. Он замолк, выжидая. Я тоже молчал. Пока возражать было рано. – Маэдрос, ты спросишь меня, как вернуть Сильмарили, не ведя войну. Просто, брат. Очень просто. Должны пойти ученики Оромэ. Не более дюжины. Поведу их – я. Мы умеем сливаться с камнем и землей, мы проскользнем во вражью твердыню. Я положил правую руку поверх его – рассчитанный жест. Пусть посмотрит на мой обрубок. – Брат, я не сомневаюсь, что ты сам и любой, кого ты возьмешь, может пройти в двух шагах от орка – и орк не заметит. Это так. Но Ангбанд – живая крепость. Ангбанд услышит, что вошли эльдар. Он выдаст вас. Келегорм возразил мне тотчас – но прежним мягким тоном: – Этого легко избежать. Мы сольемся с землей. С ее силой. Идя в Ангбанд, мы будем впитывать эту силу в себя – и крепость не услышит нас. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, – покачал головой я. – Ты хочешь впустить в себя силу Врага. Чтобы Ангбанд не почуял тебя, ты должен стать орком. Не притвориться, а стать. – Значит, стану, – пожал плечами Неистовый. – Но тогда ты забудешь себя. Забудешь отца. Забудешь цель похода. – Только не цель, – он усмехнулся. – Это просто, брат мой. Я сейчас вижу Сильмарили так ясно, будто они передо мной. Я забуду всё – но не их Свет. Пусть я стану орком, – его глаза горели, и волна его решимости захватывала меня, – пусть вам хоть убить меня потом придется, но – я пойду на Свет Сильмарилов. Я распознаю в мерзком хаосе Ангбанда их чистую силу, и я пройду к ним, пройду сквозь запертые двери и каменные стены, и я прикоснусь к ним, потому что, брат мой, я не могу жить иначе! – Довольно! – я дернул плечами, сбрасывая его ладони. – Более безумных речей я ещё не слышал! Запомни: если ты войдешь в Ангбанд, то ты либо станешь орком, либо будешь казнен. Третьего не дано! И тогда Неистовый закричал. Он назвал меня предателем, недостойным имени сына Феанора, трусом, чья воля сломлена Морготом… я не слушал. Я указал ему на дверь – и он вышел, хлопнув так, что нижняя петля вылетела из косяка. Я остался один – и заплакал. Как мне объяснить тебе, мой отчаянный брат, почему я запретил?.. Как признаться в том, что я поверил в твою способность дойти до Сильмарилов? Как сказать, что я ужаснулся реальности не провала, а успеха твоего замысла?.. далее |
|