2

Я был готов к неожиданностям. Даже если бы Феанор не выказал удивления, что Маэдрос согласился на переговоры, я всё равно подстраховался бы. Просто на всякий случай. Не годится правителю рисковать собой сверх необходимого.
В музыке Маэдроса то и дело проскакивали фальшивые ноты – их нельзя было не заметить. Если раньше я лишь остерегался подвоха, то теперь был уверен, что меня ждет неприятный сюрприз. Как если бы Маэдрос сам сказал мне об этом.
И всё же я надеялся. На благоразумие Феанариона. На свою способность убеждать. На удачу, в конце концов.
Я надеялся, что мне не придется сражаться с сыном моего друга.
Пришлось.
Я угадал движение Маэдроса за мгновение до того, как тот нанес удар, – по его глазам, по резкому изменению музыки.
Мои пальцы сомкнулись на предплечье нолдора, а кулак врезался в челюсть. Я двинул его от души – парень выронил кинжал и мешком свалился к моим ногам. Руки немедленно свело судорогой – от кончиков пальцев до плеч, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы кое-как справиться с болью.
Когда пелена перед глазами немного рассеялась, оказалось, что на меня во весь опор мчится нолдорская конница. С луками наготове. Две стрелы упали на землю, не долетев до меня несколько локтей – у кого-то не хватило терпения.
И тогда я запел… Упоительное чувство собственного могущества, безграничной власти над миром на время заглушило даже боль в руках. Земля Эндорэ помнила мой голос, мою волю и откликалась с готовностью и доверием. Я мог лепить из нее, что хотел, словно из мягкой глины. После Амана, где любая ерунда требовала огромного напряжения, это было особенно приятно. Я так и не восстановил силы с тех пор, как вернулся, но сейчас я не чувствовал этого. Если бы не нарастающая боль, всё было бы совсем, как когда-то. До Войны.
Я пел, и по земле впереди прошла дрожь – словно гигантский зверь решил отряхнуться. Кони испуганно заржали – кто-то встал на дыбы, кто-то попятился, отказываясь повиноваться всаднику. Следующий подземный толчок – и животные начали падать, придавливая седоков. Некоторые из нолдор все же успели вовремя спешиться и помчались ко мне, на бегу натягивая луки. Одна стрела свистнула возле уха, вторая на излете воткнулась у моих ног.
Я запел громче – толчки следовали теперь без перерывов, становясь всё сильнее. Кое-где земная кора лопнула, и выплеснулся жидкий огонь. Больше в меня не стреляли – эльфы и на ногах-то не могли удержаться. Раздались вопли тех, кого охватило пламя.
Словно в ответ на них сзади послышался боевой клич моих воинов. Уже совсем близко – гвардейцы почти поравнялись со мной.
Я замолчал, и землетрясение стихло почти сразу. Я свое дело сделал, теперь наступил черед орков.
– Властелин?
Это был Талло, мастер иллюзий, бывший ученик Ирмо. Майар топтались рядом уже некоторое время, не решаясь мне помешать. Я ответил не сразу: боялся, что голос сорвется. Казалось, из рук выдирают все кости, и я никак не мог унять боль.
Орки с топотом пронеслись мимо. Нолдор впереди, шатаясь, поднимались с земли, выхватывали мечи. Мне не было нужды задерживаться здесь дольше: исход схватки был ясен.
– Пленных не брать, – процедил я сквозь зубы. – Уйти не должен никто. Ирбин, ты едешь со мной. Забирай этого, – я кивком указал на бесчувственного Маэдроса.
На лошадь я забрался не без труда – руки решительно отказывались повиноваться. Майа на всякий случай связал пленника и перебросил через седло.
Мы возвращались в Ангбанд.

3

Как только боль в руках немного ослабла и красный туман перед глазами рассеялся, Властелин Эндорэ попытался дотянуться до Феанора. Не вышло. Похоже, тот был без сознания. И это встревожило Мелькора больше, чем если бы нолдо просто закрылся.
Темный Вала пришпорил коня. Всю дорогу до Ангбанда они с Ирбином гнали лошадей галопом, и всё же, когда Мелькор соскочил с седла во дворе крепости и бросил поводья орку-конюшему, ему казалось, что прошла целая вечность.
Феанор по-прежнему не отзывался, и Мелькор отправился к нему сам, быстрым шагом, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Орки шарахались и жались к стенам при виде стремительно идущего Властелина, за которым один из Повелителей полувел-полутащил связанного эльфа. В спешке Темный Вала забыл распорядиться насчет Маэдроса, и потому Ирбин, безошибочно определив по выражению лица Мелькора, что того лучше сейчас не отвлекать, молча следовал за ним вместе с пленником.
У дверей комнаты Феанора майа немного поколебался, но всё же решил войти.
Теперь Ирбин увидел то, о чем Мелькор догадался еще по дороге: Феанор не просто был без сознания. Дело обстояло неизмеримо хуже.
Все эти дни, начиная с первого мало-мальски осмысленного взгляда, Феанор стремился жить. Сначала жить ради того, чтобы не показать Мелькору свою слабость. Потом жить ради того, чтобы предотвратить войну. Жить.
Но возможно ли жить, зная, что твой друг обречен на войну с твоими сыновьями?
Феанор умирал – это было очевидно для Ирбина. Тело нолдора было изранено бичами балрогов, и эти раны опять воспалились, когда исчезла воля, что заставляла срастаться ткани. Бывший ученик Яванны подумал, что он, возможно, отпустил бы такого эльдара. Не стоит поддерживать жизнь в том, у кого нет желания жить.
Мелькор склонился над Феанором, не замечая ничего вокруг. Помощь требовалась немедленно, времени звать целителей не было, а сил после схватки с нолдорами оставалось не так уж много. Вдобавок, в последнее время способности Темного Валы к целительству заметно уменьшились.
Но выхода не было. Феанора надо было спасти. Сейчас.
Сначала Мелькор просто передавал нолдору часть своей силы – поддержать угасающую жизнь. Потом занялся ранами: останавливал кровь, сращивал порванные мышцы и сосуды. Материя слушалась Мелькора всегда. Ему полюбилось играть с ней, едва воля его впервые коснулась юного мира, меняя, формируя, даруя жизнь и движение. Тело эльфа было той же материей, и в прежние времена Темный Вала без особого труда поставил бы Феанора на ноги. Теперь же при попытке помочь сила его рассеивалась впустую, и лишь малую толику ее удавалось обратить на пользу делу. Мелькор тяжело дышал – казалось, он вязнет в трясине или пытается двигаться сквозь толщу воды. И с ужасом чувствовал: пожелай он разрушить, искалечить или убить – всё получилось бы легко и сразу, почти без усилий. Как получилось землетрясение. Словно проклятые Камни изменили саму его природу… или всё из-за Паучихи?
Неважно. Это – потом. Главное – Феанор.
Боль постепенно расползалась от рук дальше, ледяными иглами впивалась в виски, бежала струйками жидкого пламени вдоль позвоночника. Мешала думать, отнимала силы, которые и без того были уже на пределе.
Всё. Теперь придется отдохнуть. Потом можно будет закончить. Вроде, осталось уже немного.
Мелькор почти упал в кресло. Уронил руки на колени и закрыл глаза, со свистом втягивая воздух сквозь сжатые зубы.

далее