Врата в культуру Тибета
Весною 2000-го года Далай-ламу посетила делегация российских буддистов и буддологов, в состав которой входила Н.Л. Жуковская, крупнейший этнограф и ориенталист. Она привезла Далай-ламе подарок от Международного Центра Рерихов - только что вышедшую "Тибетскую живопись" Ю.Н. Рериха (в переводе и с приложением А.Л. Барковой). Далай-лама искренне обрадовался подарку и назвал эту книгу одной из лучших российских публикаций по буддологии. Особенно он отметил высокое качество печати иллюстраций. Подавая это издание на конкурс АСКИ "Лучшая книга года", сотрудникам МЦР остается пришлось пожалеть, что они не попросили главу буддийской Общины о письменном отзыве. Впрочем, это не помешало книге войти в число лауреатов конкурса.
Ю.Н. Рериху было всего двадцать три года, когда он написал эту книгу (первое издание - Париж, 1925), но уже в ранней работе проявилось главное качество будущего великого ученого: способность в предельно сжатой форме изложить фундаментальный материал. Всего сто страниц – но на них перед нами разворачивается политическая и духовная история Тибета, мы входим в мастерскую тибетского художника и наблюдаем за его приемами работы, мы узнаем о связях тибетского искусства с искусством Индии и Китая, и, наконец, главное – нам распахивают доселе запертую дверь в мир тибетской символики и иконографии.
Однако несмотря на то, что "Тибетская живопись" написана три четверти века назад, она не утратила своей научной ценности благодаря переводам священных текстов, включенных в нее. Мы становимся как бы свидетелями молитвенного экстаза тибетских и индийских поэтов, прославляющих богов и богинь. Важно отметить, что за строгим описанием иконографии встает важная философская идея, идея значимости женского начала для приближения к Просветлению. Несмотря на то, что ранний буддизм считал женщину только препятствием на духовном пути, в Тибете отношение к женщине стало иным.
Еще одно достоинство этой книги, выгодно отличающее ее от большинства научных работ по Тибету, – ясность и простота языка. Всё это в целом приводит к поразительному результату: текст оказывается доступным и интересным как человеку, только приобщающемуся к культуре Тибета, так и специалисту-востоковеду. (Во второй части книги, посвященной описанию коллекции буддийской живописи, хранящейся в МЦР, я постаралась придерживаться того же принципа.) Ученый отметит и еще одно достоинство, редкое даже для зарубежных книг по Тибету: предельно тщательное воспроизведение латинской транслитерации тибетской орфографии, которая обычно в англоязычных изданиях заменяется латинской транскрипцией, а в русских вообще отсутствует. В нашем издании полностью сохранена транслитерация оригинала.
Мы читаем в работах Н.К. Рериха о Майтрейе, о Шамбале, о Калачакре, о Таре -Спасительнице, о Дуккар Всевидящей – но за этими словами для нас редко встают зримые образы. А ведь тибетец увидел бы их сразу же. Но нам, русским почитателям Востока, судьба отвела роль просителей у запертой двери в великую культуру Тибета. Едва ли будет преувеличением утверждать, что в тибетском и центрально-азиатском буддизме иконография играет роль более значимую, чем в любой другой религии. Вся символика буддизма, все без исключения философские понятия, воплощаются иконографически, что и делает тибетскую картину объектом не религиозного поклонения, но и медитации. Согласно учению основателя ламаизма Цзонхавы, искусство должно служить высокой цели – учить людей добродетели и мудрости – и тем способствовать благу народа. В буддийском искусстве нравственные требования предъявляются не только по отношению к художнику, но и тому, кто смотрит на картину.