Н. Г. Анарина
Сакральная телесность японской художественной вещи
Еще более, может быть, мощно поклонение Дао-веществу мира выразилось в названии средневекового литературного жанра — моногата-уи, что означает «сказы о вещах»; вплоть до сегодняшнего дня пристальное внимание к вещному, явленному характерно для японцев в любой сфере деятельности.
Знаменитое теперь уже во всем мире старинное учение о ремесле актера, созданное Дзэами Мотокиё (1363-1443), зиждется на трепетном отношении к плоти мира, его «вещественности», которая всегда несет в себе существенность, смысл Дао, всегда сакральна, священна и только потому интересна. Можно серьезно скаламбурить: японцы являются «МОНОтеистами» (в этом случае моно нужно переводить не с греческого, а с японского), одухотворителями вещного мира.
Новейшие исследования японских ученых последней четверти XX столетия показали, что Дзэами был хорошо знаком с китайской философией, особенно ценил «Лунь-юй», неоднократно цитировал эту книгу в своих трактатах. Он знал знаменитые труды буддийских учителей, пристально изучал труды Догэна 9. Если верить тому, что китайские конфуцианские и даосские классические книги явились результатом соединения «сибирского шаманизма и индийского буддизма» 10, то их следует воспринимать как своего рода квинтэссенцию дальневосточной и южноазиатской философской мысли. Японцы, как известно, активно ответили на эту мысль, внедрив и развив ее на своей почве, что обеспечило им успешное освоение обширнейшей континентальной культуры и стремительное развитие собственной в рамках обозначенной выше религиозно-философской концепции. Учение Дзэами о ремесле актера показывает удивительную способность японского ума синтезировать и практически использовать «отвлеченные идеи», пришедшие извне и подвергающиеся настолько капитальным трансформациям на японской почве, что напоминать о китайском, индийском или каком-либо ином происхождении японских культурных феноменов зачастую бывает непродуктивно. Такой синестезийной силой у Дзэами обладает идея «подражания» (мономанэ), легшая в основу учения и в разных вариантах с древности имевшая независимое хождение во всем мире (на разных концах земли всем в голову пришла одна и та же мысль: это называется очевидностью).
Дзэами записывал слово мономанэ двумя иероглифами, сочетание которых прочитывается как «познавать вещи», «изучать вещи» {моно о манабу), а также «учиться у вещей» (моно кара манабу), где под моно подразумевалось все сущее и не-сущее в духе китайских философских трудов. Правда, позднейшие переписчики трудов Дзэами изменили иероглифическое написание мономанэ и стали использовать вместо иероглифа «изучать, познавать, учиться» слово «подражать» (манэру), которое, в свою очередь, записывается двумя иероглифами, означающими «имитировать, подражать, подлинно походить». В этом случае иероглифическая запись мономанэ читается как «походить на вещи подлинно, подражать вещам» и таким образом задача актера сузилась, перейдя из глубоко философской области в чисто ремесленную плоскость: актеру следовало учиться хорошо мимировать. В таком упрощенном варианте идеал мономанэ перешел к последующим поколениям актеров всех традиционных жанров театрального искусства, а в XX в. в театре современной драмы стал интерпретироваться как принцип реализма.
Конечно, нам в интересах темы важно заострить внимание на записи слова, принятой у самого создателя учения о ремесле актера. Ведь уже во времена Дзэами и тем паче в значительно более ранние периоды истории японского театра слово мономанэ означало «подражание». Этим словом задолго до Дзэами называли также короткие комические сценки пантомимического характера. И вот Дзэами почему-то предлагает присоединить к старым значениям новый смысл. Не проще ли было бы предложить новое слово? Безусловно, проще, но тогда и содержание нового будет скудней. А так старое мимическое подражание мономанэ обогащается неким новым содержанием
Так что же такое, по Дзэами, «изучать вещи» и «учиться у вещей»? Искать в «вещах», т.е. во всем явленном, материальном, отблеск вечности, отсветы Дао — вот что это такое. Для облегчения работы актера, его исканий, Дзэами дает ориентир — искать нужно в русле Югэн. Югэн должно стать «вечной целью» актера, его «божеством и вдохновением». Однако само слово Югэн имеет маняще-мерцающий смысл; оно своей неопределенностью взывает к пробуждению интуиции, памяти и напряжению всех творческих сил. Это само Дао, переведенное на язык искусства.
Слово югэн состоит из двух похожих и по начертанию, и по значению иероглифов: «неясно-темный» (ю) и «черно-темный» (гэк). Полезно принять во внимание, что первый из этих иероглифов является начальным компонентом в таких словах, как «тот свет» (юмэй), «призрак» (юрэй), а второй — в часто употребительном слове средневековой литературы «чудесный, волшебный, таинственный» (гэммё)11. В контексте «культуры Югэн» эпохи Дзэами можно трактовать это слово (а его можно и нужно только трактовать, а не переводить) как «красота сокровенного» 12.
9 Наиболее интересна работа известного японского медиевиста Минору Нисио «Догэн то Дзэами» («Догэн и Дзэами»). Токио, 1973.
10 См. фундаментальный труд А.Д. Лукьянова «Лао-цзы и Конфуций. Философия Дао». М, 2000.
11 В одном из трудов по театру Но прямо сказано: «В слове югэн иероглиф гэн — это часть слова гэммё, означающего „таинственный, чудесный, волшебный". Югэн надо понимать поэтому как „неясно-чудесный", „темно-волшебный"» (Судзуки Кэйун. Но-но омотэ (Маски Но). Токио, 1970, с, 30).
12 Подробнее о слове Югэн см.: Кнорина Н.Г. Красота Югэн (ее смысл и путь познания, согласно японскому средневековому учению о ремесле актера) // Мир искусств. Альманах. СПб., 2001, с 465-479.
станицы 1 2 3 4 5 6 7 8
|