Альвдис, Тэсса.
После Пламени, том 2. Предварительный вариант
Глава 1. На грани

Я должен был знать, что происходит.
Должен был. Но - не знал.
Хотя узнать было совсем просто: надо было всего лишь пойти к Мелькору и спросить его. Пустяк, в сущности. Но этого пустяка я сделать не мог.
После нашего возвращения - подойти к нему с вопросом? с просьбой?! Проще сдвинуть гору, чем подойти к нему сейчас, - после того, как он отгородился стеной безразличия от меня.
Наше возвращение... за что он так обошелся со мной?! Даже если забыть о дружбе - кое-чем он мне обязан. И, честно говоря, немалым. Отнюдь не малым.
Стоп.
Довольно.
Властелин Эндорэ - пусть. Пусть он для меня теперь только Властелин Эндорэ. Если я теперь ничто для него - что ж, да будет так. Взывать к прошлому и напоминать о своих заслугах я не стану.
Но я должен знать, что творится в Белерианде. Пока войны нет. Пока. Хотя ее хотят по обе стороны гор.
Я должен узнать о происходящем сам. Вопрос: как?!
Спросить не у кого. Я - один. Совершенно один, как в самые первые дни здесь.
Н-нет. Не о том думаю.
Неужели я сам не узнаю, что происходит? И - есть какой-то способ. Но он ускользает... хотя он рядом...
Ну, конечно!
Как всё просто, когда найдешь ответ.
Венец.
Гвэтморн сотворен Мелькором, но ковал его я и он слушается меня. Он дает власть над роа Арды, они - одно, одна сущность, одна сила. И если эту силу направить и собрать... да, тогда я смогу видеть всё происходящее на земле Арды - там, где ее роа изменено Силой Мелькора.
Отлично!
Только вот заниматься этим в Ангбанде не стоит. Лишние вопросы будут. Лишние косые взгляды. Более чем лишние. А - облюбовать себе одинокую вершину и уже там воспользоваться Венцом... это самое разумное, что я могу сделать.
И вот что еще. Пожалуй, стоит взять инструменты. Обтешу себе камень - сидеть всегда удобнее, чем стоять.
Тогда - чего ждать? - бегом!

- Отправь дополнительных наблюдателей к побережью.
- Уже сделано, Властелин. Все тихо.
- Сторожевые посты?
- Усилены.
- Что Финголфин?
- Остался в Хифлуме. Сражения с воинством Маглора не было.
- Объединились?
- Нет. Там два лагеря, между ними озеро.
- Маэдрос?
- Наблюдать пришлось издали, но похоже, его отнесли в Хифлум.
Та-ак. В Хифлум. Не в Аман. Хотя, впрочем, зачем Маэдрос в Амане? Да и прощать нолдор моим собратьям, вроде бы, не с чего. Если, конечно, птичку послали Валар. Если это не вмешательство Эру.
Очень хотелось встать и пройтись по комнате, но - слишком устал. Бешеная скачка от Хильдориэна до Цитадели, да еще при свете аманских “подарков” не прошла даром.

А Саурону видеть это не следует. Слишний раз.
- Подслушать что-нибудь удалось?
- Нет, Властелин. Стрелы. Я потерял четырех крылатых разведчиков, пытаясь подобраться поближе.
- Нолдор готовятся к войне?
- Пока не заметно. Войско Финголфина порядком измотано. Вряд ли они смогут выступить в ближайшее время.
- Ладно. Думаю, Саурон, скоро нам следует ждать гостей, - я усмехнулся. - Занятно будет побеседовать с ними.
- Пленных - к тебе?
- Да. В Тронный. Сразу.
Саурон ухмыльнулся. Явно представил себе, какое впечатление произведет Тронный зал на только что пойманного эльдара. Очень правильное впечатление. Особенно, если добавить кое-что.
- Может, и к ним отправить гостя-другого? Для беседы.
- Бессмысленно, - я поморщился. - Убьют, да и все. А если и станут допрашивать, много ли может рассказать орк такого, чтобы ему поверили? Нолдор безрассудны, конечно, но никак не глупы.

Я упал на ложе и закрыл глаза.
Соратники успокоены, распоряжения отданы. Я даже нашел в себе силы нагнать густых облаков, чтобы укрыть Ангбанд и окрестности от новых Светил.
Теперь можно наконец отдохнуть. Н-да, похоже, на это уйдет не меньше четырех страж. А то и все восемь.
Я попытался расслабиться, но боль скручивала тело, а сил унять ее не было. И еще не давал покоя вопрос, на который я пока не нашел ответа.
Кто помог освободить Маэдроса? Эру или Валар?
Кто?
Если бы перестали так болеть руки, я бы непременно вычислил это. Если бы перестали...
Светящиеся ладьи... Пробуждение... Маэдрос...
Словно звенья одной цепи. Но не все. Там было что-то еще... Главное.
...Больно...
- Мелькор.
Я заставил себя разлепить веки и приподняться на локте. Жаль, нельзя сейчас приказать Ангбанду не пропускать ко мне никого. Я должен успеть вмешаться, если что-то случится.
- Таринвитис?
Комната медленно плыла у меня перед глазами.
- Властелин, все в порядке, - ответила майэ на невысказанный вопрос. - Просто я приготовила для тебя кое-что. Это должно помочь.
Я принял из ее рук кубок, отчаянно надеясь, что она не заметит, как дрожат у меня пальцы.
Вино, травы и... что она там напела, хотел бы я знать?
Что бы это ни было, стало немного легче. Я вернул кубок.
- Благодарю, Тарис.
Я откинулся на изголовье и закрыл глаза, не дожидаясь, пока она уйдет. Слишком устал, чтобы дожидаться.
Боль постепенно затихала, уплывала куда-то вдаль.
...Ладьи - Пробуждение - Маэдрос - и...?
Уже в полудреме почудилось, что легкая рука осторожно коснулась моих волос, отводя их с лица. Это было приятно, и я хотел улыбнуться, но сил не осталось даже на это.
... Ладьи - и... Венец! - вспыхнула на краю угасающего сознания догадка.
Венец - вот главное звено!
...Венец...
Почему - Венец?..
Спать.

Камушки один за другим скатываются вниз. Стук, стук... убежал.
Бессмысленное занятие - высекать себе каменное кресло на вершине горы. Бессмысленное... а вот занимаюсь. Не более бессмысленное, чем мое нынешнее существование.
Стук, стук... удары резца по камню. Узор возникает сам собой. Я его только освобождаю. Резец лишь чует трещины и слабины в том, что казалось монолитом.
Наш народ тоже казался монолитом... Кто расколол его? Кто нашел ту единственную трещину, которая стала роковой? Я? Финголфин? Поздно...
Теперь уже навсегда - поздно. Хорошо хоть в Хифлуме они не перебили друг друга. Маглор всё-таки умница. Он любит в мире только себя и свое искусство, - но иногда бывает незаменим. Сын мой... ты когда-то обещал мне - со всем пылом юности... Неужели браслет отца не жжет тебе руку, Маглор?
Впрочем, довольно! Маглор делает главное: смирненько сидит в Хифлуме. Сидит и удерживает братьев от разно-всякого безрассудства. Прочее - уже неважно.
Стук, стук... странный у меня узор выходит. Угловатый, резкий. Никогда таких не было. Почему? Потому что эта скала спета Мелькором? Или - это я стал теперь таким?
Таким... какого ненавидит Маэдрос. Рассказал он братьям или нет?! Рассказал - или нет?!
Рассказал - или нет?!
Ответьте мне, горы; ответь мне, земля Эндорэ, ответь мне, ледяной ветер, пляшущий здесь, - рассказал или нет?!
Я могу только видеть - но слышать мне не дано.
Как это было просто! - встав на этой горе и призвав даже не Пламень, а просто могущество Венца - вмиг ощутить единство той силы, что воплощена в гвэтморне, и той, что разлита в Эндорэ. Сила Мелькора -везде и, связав ее потом в узел, как женщина связывает нити, связав здесь, на этой горе - я теперь и без Венца смогу видеть всё Эндорэ. И - всё в Эндорэ. Видеть так, как может видеть Вала.
И я вижу. Вижу два народа, готовящихся к войне.
Брат... Я очень хочу ненавидеть тебя. В Арамане это было так просто. Но - как я могу ненавидеть того, кто смог пройти через Лед - ради мести за нашего отца?
Ради мести.
Мести Мелькору, который был моим единственным другом.
Был.
Зачем я еще живу?! Ради кого?! Ради чего?! Для сыновей я мертв; Маэдросу я нужен мертвым. Мелькору не нужен вовсе. Так - зачем?!
Стук, стук... Резец остался последним верным другом. Только линии он теперь выводит ломаные.
Изломанные линии судьбы.
Стук, стук... ничего другого мне уже не осталось.
...Что?! Разведчики?! Сюда?! Безумцы, остановитесь!
Не услышат.
Мне остается только одно - смотреть. Бессильно смотреть.

4

Шабрук замер, положив ладонь на подрагивающую холку Нгорга. Квын-хай двигался осторожно, и дозорным нелегко было бы его заметить, если бы не запах. Сладкий запах, аппетитный. Такой ни с чем не спутаешь.
Шабрук подумал, что Великий, возможно, захочет наградить своих верных гвардейцев. Например, отдаст им то, что останется от пленника, после того, как сам наиграется. Может быть, даже еще живое.
Орк проглотил слюну, но тут же обругал себя. Нельзя отвлекаться, нельзя. Решающее ведь задание. Справится Шабрук - быть ему полноправным гвардейцем. А это и оружие самое лучшее, и доспехи, и кусок жирный. Иной раз и жгучей водой разживешься. Ну, и орчихи, само собой. Снагам-то или даже урукам такая удача выпадает нечасто. Орчихи - для гвардии да командиров армейских.
Довольно Шабрук в младших набегался с тех пор, как по приказу Великого перевели его в гвардию после встречи с квын-хайским вожаком Мыл-гыром. Оно конечно, младшему в гвардии живется лучше, чем рядовому уруку, а то и десятнику в армии. Да все-таки младший есть младший. Для гвардейцев тот же снага. Хотя армейские, понятно, не лезут. Лапы коротки.
Ну да ничего. Получит Шабрук повышение, и никто уж тронуть его не посмеет. Он сам всякого тронет. Главное - с заданием справиться да в живых остаться. Эти-то, из-за Большой Воды, драться умеют. И квын, который сейчас осторожно пробирается между камнями, небось, давно заметил бы засадчиков, если бы не скрывала их Сила Великого.

Гильмар остановился. То есть - припал к скале, вжавшись в какую-то глубокую трещину. От его самоуверенности не осталось почти ничего.
Они - дюжина товарищей, сдружившихся еще в лесах Охотника, - шли сюда, смеясь над Морготом, который трясется на своем троне. Они шли на разведку в крепость, которая испугалась ответить на вызов. И вот - они пока даже не одолели перевалы, а уже ноги едва слушаются, и ужас стискивает сердце. Это - логово Врага.
"Но почему он тогда не принял вызов Короля?!"
Вопрос без ответа. Что ж, разведчик и идет затем, чтобы принести ответы. И не всегда эти ответы - лишь на вопрос об опасностях, грозящих роа.

Нгорг приник к земле, готовясь прыгнуть на добычу, как только она отойдет от скалы. Шабрук поудобнее перехватил кнут влажными от напряжения пальцами. Оружие, предназначенное не для убийства - для захвата. Хотя таким и задушить можно, если захлестнуть горло. Но квына велено доставить живым. И неповрежденным.

Нолдо осторожно перевел дыхание. Пока они (вся дюжина разведчиков, крадущихся поврозь) не встретили никого. Даже издали не увидели врагов. Почему? Те ловко прячутся? Или - Враг надеется на злые чары своих скал?
Да уж... эти стены не нуждаются в бойцах! Словно неподъемный груз на себе тащишь. И воздух... тяжелый, спёртый... дышать нечем.
Но - надо идти. Дальше будет только труднее; это сомнительное утешение, но зато оно избавляет от заблуждений. Которые могут и жизни стоить...
Гильмар коснулся мыслью товарищей - кажется, всё тихо.
Что ж, хватит отдыхать, надо идти дальше.
Едва нолдо отошел от скалы, в воздухе мелькнула черная молния, и что-то с силой ударило в грудь, опрокидывая на камни.
"Опасность!" - не словом и даже не мыслью, а мгновенной вспышкой чувств он послал осанвэ товарищам. Лед научил их этому: если с тобою беда - сначала успей предупредить других. Потом спасай себя. Если повезет.
Спину обожгла боль. На грудь навалилась тяжесть. Прямо перед лицом оказалась оскаленная волчья морда. И тут же раздались голоса и звуки прыжков. Справа, слева. Повсюду.
Орки.
До меча было не дотянуться, и нолдо схватил кинжал, висевший на правом боку. Вонзил в шею волку, мельком успев удивиться, почему тот не вцепился зубами в горло сразу же.
Горячая кровь хлынула Гильмару на лицо.

Он убил Нгорга! Если бы не приказ, Шабрук лично выпустил бы потроха этому квыну. Ну да ничего. Может, еще представится случай. Вряд ли Властелин станет сам есть пленника. Да и другие Высшие не любят двуногое мясо. Так что еще сквитаемся…
Взвизгнул кнут, захлестнув руку квына, в которой тот держал кинжал. Два гвардейца схватили мертвого Нгорга за лапы и стащили с пленника. Остальные успокаивали волков, разъяренных запахом крови собрата. Звери есть звери, а Властелин хотел получить целого квына, а не огрызок.
Шабрук подошел к лежащему и приставил к его горлу кривой нож.
- Вс-ставай, - прошипел он, с трудом подавляя желание перерезать врагу глотку. - Вставай, мяс-со.
Гильмар не испугался, хотя понимал, что смотрит в глаза своей смерти. Но ему это было привычно - только раньше его смерть была льдом, а не этой тварью, умеющей говорить.
Нолдо обмяк, изображая страх. В глазах врага он прочел презрение - и тотчас ребром левой ладони ударил того по горлу, скидывая с себя; одновременно рванул вперед того, что держал кнутом его правую руку, перекатился на живот, заставив врага упасть, и спутанной, но уже подвижной правой дотянулся до клинка; едва коснувшись коленями земли - вскочил и ударил мечом назад наотмашь.
Этот вихрь уместился всего в пару ударов сердца.
Отсеченная голова орка, оставляя кровавый след на камнях, подкатилась под ноги нолдору. Похоже, враги не ожидали от эльдара такой прыти. Но пришли в себя быстро. Тот, которого Гильмар ударил в горло, хрипя, оседал на землю, а два кнута уже свистнули и обвились - один вокруг руки с мечом, а другой вокруг шеи нолдора. Еще несколько воинов Моргота стояли поодаль, готовые вступить в дело, если потребуется. С десяток волков послушно держались позади орков, хотя, судя по сверкающим глазам и ощеренным мордам, только приказ удерживал их от того, чтобы растерзать квына.
Гильмар бросился врагам под ноги, чтобы хоть так ослабить петлю, сдавившую шею... и в этот миг - увидел.
Три огня. Три звезды. Три ослепительных луча. Свет Древ. Прежний. Изначальный. Уцелевший. Неуничтожимый.
На вершине одной из скал, клыками вонзающихся в небо, сияли Сильмарили. Тучи и дым на миг разошлись - стала видна высокая черная фигура с Алмазами на лбу.
"Моргот!"
Ненависть к Врагу и радость при виде Света - всё это придало Гильмару силы, о которых он и помыслить не мог.
Один из орков заломил нолдору руку, заставляя выпустить меч, второй продолжал сдавливать шею ременной петлей. Прочие вместе с волками окружили пленника.
Но Гильмар сейчас, видя Сильмарили, как никогда верил в удачу! Левой рукой он выхватил нож из-за пояса одного из врагов и, молниеносно развернувшись, всадил клинок в живот того, что был с бичом. Хватка на горле ослабла. В следующее мгновение нолдо локтем правой ударил держащего его орка.
Тот коротко рыкнул, и ребро его ладони с силой впечаталось сзади в шею Гильмара. Шестеро оставшихся воинов Моргота бросились на помощь собрату: враг оказался сильнее, чем они ожидали. Волки, вздыбив шерсть на загривках и глухо рыча, подошли ближе.

Я зажмурился.
Глупец! - как будто это могло что-то изменить.
Я всё равно видел их - всех разом. Перед глазами был только один, остальных закрывали скалы - но теперь я видел их сквозь толщу камня; да что там! - я был всеми ими, это меня рвали звери и тащили в плен.
Я вскочил. Я успею поговорить с Мелькором, еще можно изменить!..
"Изменить?" - ответили мне хлесткий ветер и едкий дым.
"Изменить?" - ответили мне горящие глаза волков.
"Изменить?" - ответил мне довольный хохот орков, выполнивших приказ.
"Что ты можешь изменить в Ангбанде, нолдо? Скажи спасибо, что не трогают твоих сыновей!"
Я рухнул в каменное кресло.
Закрывай глаза или смотри, требуй от Мелькора или кричи в одиночестве - разве это может что-то изменить?!

Тронный зал тонул во мраке. Не видно было ни стен, ни пола, ни потолка: черный камень сливался с царящей вокруг темнотой. Никаких светильников, ни даже факелов - только широкая трещина в полу, пересекающая зал в паре шагов от ступеней, ведущих к трону, озаренному багровым светом. Очень ровная трещина, словно плиты аккуратно рассекли ножом. Провал в бездну, заполненную огнем. Языки пламени поднимались из него полупрозрачными щупальцами, сплетались и танцевали, лизали пол и нижнюю ступень престола.
Воздух в зале казался тяжелым, как камень. Ложился непосильным грузом на плечи, сдавливал голову, раздирал легкие изнутри. Здесь приходилось бороться за каждый вдох.
Блики метались по четырем глянцево-черным ступеням, ложились кровавыми пятнами на одежду и руки того, кто сидел на троне, вспыхивали рубиновыми искрами в глазах двух огромных волков, которые застыли изваяниями у ног Властелина, повернув острые морды навстречу входящим.
Двое орков протащили пленника через весь зал и с силой швырнули на пол в нескольких локтях от огненной трещины. Гильмара обдало нестерпимым жаром.
Нолдо попытался встать. Ни разу не раненный, только изрядно избитый, он не мог допустить, что будет лежать ниц перед Врагом. Но - Эру Единый!- как же тяжело было сейчас хотя бы пошевелиться.
Орки больше не прикасались к нему. Вытянулись в струнку перед Морготом, а потом одновременно развернулись и вышли. Молча.
Гильмар остался один на один с тем, кто сидел на троне.
Воин с трудом распрямил руки, привстал. Ему казалось - он поднимает на себе каменные глыбы. И жар... пот тек по лицу, в глазах плясали красные круги. Нолдо упорно заставлял себя держаться прямо. Обрывок мысли: "Что с нашими? Кого-то тоже схватили, я слышал их безмолвный крик. Но... может быть... хоть кто-то..."
- Добро пожаловать в Ангбанд, нолдо, - низкий голос Врага звучал словно бы отовсюду разом и казался громким до боли в ушах.
Гильмар зажмурился. "Легко ему смеяться надо мною! Он забавлялся, глядя, как нас сминают его твари. Теперь забавляется моей слабостью". Как ненавидел нолдо сейчас Врага!
- Глаза можно открыть, - снисходительно сказал Моргот. - Тебя ведь смотреть сюда послали, верно? Вот и смотри, я разрешаю.
Разведчик дерзко вскинул голову... и тут же опустил взгляд. У него не доставало сил глядеть на Врага.
Облик Моргота не был страшен, но... так ребенок боится темноты, не в силах объяснить, чего именно пугается. Так человек содрогается при виде мохнатого насекомого, хотя то и не грозит смертельным ядом.
Враг внушал отвращение. Потому что он был - Враг.
- Скромность - это хорошо, - с издевательским одобрением заявил Моргот. - Это правильно. Ничто так не украшает Детей Песни, как скромность. Но сейчас я хочу, чтобы ты смотрел мне в глаза. Подними голову, нолдо. И назови свое имя.
Гильмар сжал губы. Повиноваться этому гнусному голосу?!
- Так, - в голосе Врага звучали усталость и скука. - Ты будешь делать и говорить то, что я захочу. Твоя плоть целиком в моей власти, нолдо. Нет, я не стану причинять тебе боль. Я просто буду управлять твоим телом. Полностью. Вряд ли тебе это понравится.
Моргот вздохнул.
- Лучше, если ты подчинишься добровольно. Для тебя лучше.
- Мы тебе не подчинимся! Ни в чем! - крикнул Гильмар, отчаянно взглянув в глаза Врагу.
И уже не смог отвести взгляда: мышцы шеи словно застыли, не позволяя двигать головой.
- Вот, гораздо лучше, - Моргот удовлетворенно улыбнулся, не пожелав услышать крик пленника. - И не пытайся закрыть глаза, иначе я сделаю то же самое с твоими веками. А теперь назови мне имя, и мы продолжим беседу.
- Ги... Гильмар, - прошептал потрясенный разведчик.

- Так что тебе понадобилось в моих горах? - осведомился Враг.
Критически оглядел пленника, и Гильмар почувствовал, как подбородок сам собой поднимается выше. Может, Морготу так было лучше видно лицо нолдора. А может, он просто решил развлечься. Показать свою власть над чужой плотью. Боли действительно не было, но тело Гильмару больше не повиновалось. Совсем.

И нолдо начал говорить. Он не мог остановиться, как ни пытался удержать свои мысль и речь. Впрочем, уже не "свои".
Он говорил о приказе Финголфина выяснить, что из себя представляет Ангбанд и почему Моргот не принял их вызова, говорил о численности отряда разведчиков и о пути, которым они прошли... говорил...

Враг внимательно слушал, время от времени задавая уточняющие вопросы.
- Спасибо, Гильмар, - сказал, наконец, и подчеркнутая эта вежливость прозвучала насмешкой.
И отпустил пленника. Через мгновение за спиной нолдора послышались шаги орков.
- Этого я оставляю себе, - равнодушно распорядился Моргот. - Прочих отдаю вам - в награду за верную службу. Только помни: от каждого из них вы должны отложить для меня кисть правой руки. Проследишь лично. И еще пара голов мне нужна. Прочее - ваше. Мой, - Враг кивнул на Гильмара, - пусть смотрит. Но чтобы никто к нему прикасаться не смел. Понял, Арзат?
- Будет исполнено, Властелин, - истово выдохнул орк.

Противно.
Я играл с ними. Играл, как кот с мышатами, и это доставляло мне мстительную радость. Очень уж раздосадовала меня потеря девятнадцати гвардейцев, не считая раненых. Да еще и трое волколаков погибли. Высоковата цена за нескольких пленников, которые, в сущности, ничего особенно полезного не рассказали. Так, подтвердили кое-какие мои догадки, и все.
Впрочем, основная цель захвата разведчиков - не допрос. Нужно крепко дать по рукам Финголфину, который ведет себя на моих землях слишком вольно. И главное - разозлить его. Как следует разозлить. Привести в бешенство. Чтобы мой противник потерял голову и угодил в ловушку. Как Феанор когда-то.
Конечно, хладнокровный Финголфин не слишком похож на старшего брата. Но подарочек я для него приготовлю такой, что и ему, и всем его воинам захочется немедленно перервать мне глотку. Тогда они забудут об осторожности.
Вот чего я добивался тщательно выверенной жестокостью. Ради этого я отдал пленников оркам, хотя вкус крови раззадорит бойцов, а я и так не без труда их сдерживаю. Впрочем, ничего. Скоро у воинов Ангбанда появится дело.
Все продумано, рассчитано до мелочей и подчинено единой цели.
Я все сделал как надо.
Но, Пламень Предвечный, как же... тошно отдавать такие приказы! Даже если это необходимо. Даже при том, что нолдор - мои враги, и щадить их нет никакого резона.
Все равно.
Мерзко.

- Властелин?
Высокие двери сомкнулись за моей спиной, и я невольно поежилась. Мощь и величие, гордость и осознаваемая сила всегда звучали в торжественной музыке Тронного зала. Но теперь к ним прибавилась угроза. Мелодия, которая прежде возносилась ввысь, так что дух захватывало от восхищения, теперь наваливалась каменными глыбами, раздавливала, душила. Похоже, Вала хотел всерьез напугать кого-то. И видимо, преуспел: даже мне было сейчас не по себе.
- Властелин?
Голос казался отвратительно слабым на фоне нового зловещего ритма. Я сделала несколько шагов, невольно обхватив себя руками за плечи. Мне было холодно, словно под порывами ледяного ветра.
- Мелькор?.. - это прозвучало почти жалобно.
Я подошла ближе, вглядываясь в неподвижную фигуру на троне. Багровые отблески плясали по складкам длинной туники, по рукам, сжимающим подлокотники. Сжимающим...
- Мелегорус, - я остановилась у края огненной щели, пытаясь разглядеть невидимое в темноте лицо Властелина. - Прости, что явилась без зова, но Музыка...
Я замялась. В Музыке Мелькора звучала сейчас такая пронзительная тоска, что ее не могла заглушить даже грохочущая мелодия Тронного зала. Собственно, потому я и пришла сюда. Прибежала, точнее. Как только услышала.
- Таринвитис... - Вала поднялся, медленно сошел по ступеням и, перешагнув огненный провал, оказался рядом со мной. - Тарис... Пойдем отсюда куда-нибудь... на воздух, Тарис. Мне... душно.
Мелькор сделал движение, как будто хотел рвануть ворот рубахи, но, как часто теперь случалось, не завершил жеста.
Мы поднялись на вершину башни. Властелин молчал, жадно глотая студеный воздух, словно и впрямь задыхался.
- Как бы я хотела помочь тебе! - вырвалось у меня.
- Ты - мне? - он усмехнулся, но тут же мягко коснулся моего плеча. - Спасибо, Тарис. Ты мне уже помогла. Все в порядке. Просто есть... мелодии, которые нелегко мне даются.

Гильмар шел, сгибаясь под своей ужасной ношей.
Шел тот, кто когда-то был Гильмаром. От прежнего нолдора-разведчика осталось немного. На юг брело седое существо с безумным взглядом. Иногда он разговаривал с кем-то, спрашивал и отвечал, хотя был один. Иногда - припускался бежать, словно за ним гнались. Иногда - падал на землю и кричал, как будто его бьют.
Несколько раз он бросал свой мешок, в ужасе мчась прочь. Но - потом возвращался и снова взваливал его на плечи.
Когда его нашли хифлумские дозорные, он сидел, ощупывая мешок, и, глядя в никуда, вел такой разговор:
- Как это: бросить вас в горах? Нет, нельзя. Ну, и пусть увидят. Вас должны похоронить. Нет, какая ярость, о чем ты?
- Нет! - вскрикнул он совсем другим голосом и повалился на бок, закрывая голову руками, словно от ударов. - Нет, я не выполняю его волю! Нет, нет, нет, не его! - он завыл в ужасе.
Один из дозорных положил ему руку на плечо:
- Очнись. Ты у своих.
Гильмар притих, но чем спокойнее становился он, тем бледнее был дозорный.

В северном Хифлуме...
Наверное, это неправильно. Надо потребовать, чтобы меня отвезли к братьям. Или даже - не потребовать. Попросить достаточно. Фингон не станет возражать - отвезет.
Только почему-то я не прошу.
Сам не знаю.
Лежать и ни о чем не думать. Ни о чем. Ни о чем... Счастье.
Ложное счастье, если быть честным.
Никто ничего сейчас от меня не ждет. Ни на северном берегу Мифрима, ни на южном. Лежи, дескать, Маэдрос, поправляйся.
Смеетесь?!
Может, рука у меня новая вырастет?!
Нет, что я, в самом деле... Никто не смеется. Сочувствуют.
И он, наверное, тоже. Что ты подумал, отец, когда увидел обрубок руки вместо сына?
Ты - всегда побеждаешь. Даже когда терпишь поражение. В Ангбанд тебя привели (или - принесли?) пленником, а ты стал... я видел, кем ты стал. И Сильмарили ты вернул себе без труда.
Ты - всегда побеждаешь. Я - всегда проигрываю. Моих братьев воинство Финголфина ненавидит. Меня - жалеет. Может ли быть худшее поражение?!

- Разведчики вернулись? - спросил Маэдрос у Фингона.
- Пока нет.
- Пожалуйста... - в голосе Маэдроса была почти мольба, - пожалуйста, когда они вернутся, приведи их ко мне. Или вели отнести меня к тем, кто станет их слушать.
- Конечно, брат.

- Государь, - сказал Фингон, глядя на спящего Гильмара, судорожно сжавшегося даже сейчас, - государь, милосерднее не возвращать ему сознание.
- А кто будет рассказывать об Ангбанде?! Может быть, ты? Или твой Маэдрос?
Финголфин отлично понимал правоту сына - и злился на то, что не имеет права согласиться с ним.
- Пустите меня, - тихо сказал Финрод. - Я... вдруг у меня получится? Феанор учил меня видеть пламень духа.
Он прикусил губу, но - поздно. "Что же, - с досадой подумал он, - я теперь не имею права произнести имя учителя?"
Ему не ответили, и он склонился над спящим. Легко коснулся пальцами его висков.
- Как его имя?
- Гильмар, - хмуро отозвался Финголфин.
- Гильмар, - тихо позвал Финрод, - очнись. Будь свободен от воли Врага. Он властен только над плотью. Он не властен над твоей душой. Не оставайся духом в Ангбанде, Гильмар. Вырвись оттуда. Мы ждем тебя. Гильмар, иди к нам...
Душа спящего виделась Финроду тонкой огнистой ниточкой, завязшей, запутавшейся в клубке мерзких черных водорослей; Финрод осторожно тянул ее на себя, пытаясь освободить и так боясь порвать...
Гильмар открыл глаза, огляделся, медленно узнавая собравшихся, встал:
- Мой государь, никто больше не вернется. Я готов рассказать об Ангбанде, если пожелаешь.

Принесли Маэдроса. Когда четверо нолдор опустили носилки на землю, Финголфин хмуро взглянул на него - мельком. Ему не нравилось, что Маэдрос до сих пор здесь, ему не нравилось, что сыну Феанора приходится уделять столько заботы... но... Фингон прав, в конце концов. И сейчас, даром что им пришлось ждать, пока принесут Маэдроса (еще слишком слабого, чтобы он мог ходить сам), - сейчас Фингон тоже прав, что заставил подождать.
Маэдрос избегал встречаться с кем бы то ни было взглядом. Фингон, переведя взгляд с него на Гильмара, заметил, что разведчик тоже смотрит в никуда.
- Ну, все здесь, наконец? - осведомился Финголфин. - Гильмар, мы слушаем тебя.
Гильмар заговорил безжизненным голосом. Фразы падали одна за другой, как камни с горы:
- В плен нас взяли всех. Не менее десятка орков на каждого. Там были обученные волки: не рвут без приказа. Моргот смотрел, как нас захватили.
- Моргот? - поднял бровь Тургон. - Ты что, узнал его? Он рядом стоял?
- Он стоял на вершине горы, - голос Гильмара был всё так же лишен эмоций. - Я узнал его по короне с Сильмарилами.
- Что?! - Маэдрос аж приподнялся. - На нем была корона с Сильмарилами?! И он смотрел, вот просто стоял и смотрел, как вас берут в плен?!
- Именно так, принц, - коротко кивнул Гильмар. - Он стоял и смотрел.
- Маэдрос! - Фингон бросился к нему. - Маэдрос, что с тобой? Неужели упоминание о Сильмарилах...
Маэдрос трясся в беззвучных рыданиях, зажмурив глаза и стиснув зубы.
- Фингон, ты не понимаешь... - попытался выговорить он, но тут слезы хлынули из глаз, и это уберегло его от безумного признания.
Финголфин в очередной раз косо глянул на сына Феанора - и повернулся к Гильмару.
- Дальше.
- Меня привели на допрос. Мое тело, речь и разум Враг подчинил себе. Я не помню, что я сказал ему. Потом нас отдали оркам. Всех, кроме меня, они долго пытали и съели.
У Фингона мелькнула мысль, что Гильмар не упомянул о том, что орки убили его товарищей перед тем, как съесть. Недоговорка? Или..?
- На меня навьючили мешок и вытолкнули за ворота. Как я дошел сюда - не помню. Это всё, что я могу рассказать.
Финголфин выдохнул, кивнул, жестом отпуская разведчика. "Если Враг настолько могуч, - думал сын Финвэ, - то почему он не принял наш вызов? Если он так хочет войны сейчас, что посылает мне этот страшный мешок, то почему он не принял наш вызов?"
Маэдрос тем временем судорожно вздрагивал, шепча: "В короне с Сильмарилами. Стоял и смотрел..."
Финголфин скривился: "Вечно о своих Сильмарилах думает! Камни ему важнее судьбы собственного народа!"

- Феанор?
Тишина.
Пламенный наглухо закрылся от осанвэ. И на стук в дверь не отозвался.
Я закусил губу: разговор предстоял не из легких. Феанор боится за своих, да еще отрубленная рука на скале... Ее бы сразу убрать, руку эту, так ведь взглянул и забыл тут же. Были дела поважнее. А теперь расхлебывать придется. Саурон тоже хорош - мог бы сам навести порядок. Но не решился ничего трогать, меня дожидался. Хотя нет. Скорее всего, не дожидался, а занят был. Как и я.
А нового удара со стороны Амана не последовало.
И не последует.
Это я понял, как только слегка отдохнул после возвращения. Если бы Валар хотели напасть, они напали бы прежде, чем я добрался до Ангбанда. И у меня, запертого в телесном облике, окруженного чужой Музыкой, вдали от Цитадели и соратников не было бы никаких шансов. Даже если бы Феанор захотел мне помочь, что крайне сомнительно. Да и крепость без меня была беззащитна перед Стихиями. Вот почему я спешил, понимая, что это все равно не поможет, что Валар неизбежно опередят меня. Спешил - и готовился к бою. Последнему для меня.
Никто не преградил мне путь.
Никто не явился в Эндорэ.
Никто - а значит, появление Светил не означало начало войны. И освобождение Маэдроса - тоже.
Тогда - что?
Попытка обратить людей к Свету? Допустим, граница сработала, и Валар узнали, что я пришел к Хильдориэн. Нападать не стали, зато очень ловко отвлекли, вынудив спешно вернуться в Ангбанд. Что из этого следует? Первое - Валар меня боятся и прямого столкновения не хотят. Второе - они пока не знают о том, что новые Светила мешают мне менять облик, а значит, не имеют представления о том, насколько я сейчас уязвим. То и другое хорошо. Третье же - то, что у Хильдориэн наверняка уже объявился посланец из Амана. Это плохо. Но с этим я, так или иначе, разберусь.
А может быть, Валар не пожелали снова возиться с Детьми? И успокоили свою совесть, послав людям Светила? Это было бы замечательно. Это развязало бы мне руки. Хотелось бы поверить в такую возможность, но - Маэдрос.
Маэдрос...
Все-таки вряд ли мои сородичи простили нолдор. А значит, заложника освободили, чтобы меня отвлечь. И только.
Но как они сумели возродить Древа, хотел бы я знать? Это же невозможно.
Невозможно - для них. Зато для Единого легко достижимо.
Нет.
Если бы в дела Арды вмешался Эру, я был бы уже в Мандосе. Если бы вообще - был. Валар могут заблуждаться насчет моих нынешних трудностей. Единый - нет.
Но меня не тронули.
Значит...
Значит, остается только одно объяснение. И вот его-то я очень хотел обсудить с Пламенным. Собственно, только с Пламенным я и мог его обсудить.
Правда, до этого нам предстояло другое... обсуждение.
Я быстро миновал первую, проходную комнату и остановился посреди пустого кабинета.
- Феанор!
Молчание.
Я вздохнул и отворил дверь мастерской.
Никого.
И на балконе тоже.
Покои моего друга были пусты, и это тревожило куда больше, чем тяжелый разговор, который нам предстоял.
Не тревожило. Хуже. Пугало. Я и сам не понимал, почему.
Просто - Феанор обычно почти не выходил из своих комнат. Разве что вместе со мной.
А я был занят. Готовился к войне, восстанавливал силы, допрашивал пленных и снова готовился к войне.
Пламенный все это время оставался один.
Я стиснул зубы.
Я ведь даже не знаю, вернулся ли он в Ангбанд. С тех пор, как мы покинули Хильдориэн, я не обращал на него внимания. Перестал замечать.
Если он в крепости, я найду его. Если нет... тоже найду. Чуть позже.
Я не стал вслушиваться в Музыку Ангбанда. Я просто вышел в коридор, мысленно приказал Цитадели отвести меня к Феанору и постарался не думать о том, что приказ этот, возможно, невыполним.

Я хорошо понимал, чего ждет от меня всё войско. Может быть, даже - оба. Оба войска, сейчас способные стать одним.
Никакого желания объединяться с сыновьями моего несравненного братца я не испытывал. Но - с ними помириться было для меня всё-таки легче, чем если бы пришлось мириться с их отцом. У меня камень с души свалился, когда я узнал о смерти Феанора. Я не обрадовался его смерти, нет: просто оказалось, что не придется разрешать вопросы, мучавшие меня весь путь через Лед. Мне не пришлось выбирать, кто для меня теперь Феанор: соратник или убийца; кому мне мстить: Врагу или ему. Он разрешил эти вопросы своей смертью.
Он всю жизнь давил на меня: тем, что старший, тем, что лучший, тем, что признавал лишь свою правоту... Теперь его нет. Теперь можно вздохнуть - словно из спертого воздуха пещеры выйти в морозную свежесть.
Нет, я не радуюсь его смерти. Но я счастлив, что его больше нет. Вот немного приду в себя - и провозглашу месть "за отца и брата". Это успокоит его сыновей, это сделает нас снова одним народом.
Моим.
Моим народом. Народом, за который теперь в ответе я и только я. Народом, который рвется в бой.
Я не хотел бы, чтобы о мешке, принесенном Гильмаром, узнало войско. Но - не успел пресечь разговоры. Надо было бы запрещать рассказывать заранее, но - кто же мог предположить?
Моргот вызывает меня. Вызывает столь же решительно, как я вызывал его совсем недавно. Но тогда он не принял боя. И я до сих пор не могу понять - почему? Зачем он отказался тогда и почему сейчас делает всё, чтобы мы, потеряв разум, рванули на Ангбанд?
Может быть - вот именно поэтому? Он ждет нашего ослепления яростью.
Какие ловушки он заботливо приготовил нашему обезумевшему войску?!
Нет. Если Враг ждет шага вперед, надо делать шаг назад. Он не принял нашего вызова. Так и мы не станем принимать его.
Только вот как мне объяснить всё это тем нолдорам, кому довелось развязать тот мешок?!

Мелькор увидел его сразу, как только поднялся на Шестую Южную.
Напряженная фигура в каменном кресле. Руки, стиснувшие подлокотники. И... Музыка. Изломанная, словно узоры на кресле, в котором сидел мастер. Пронизанная отчаянием. Надрывный вопль, а не Музыка.
Темный Вала подошел к Пламенному, пытаясь вспомнить, что же он собирался ему сказать. Все заготовленные заранее и тщательно продуманные слова смело этой жуткой мелодией.
- Феанор, - очень мягко проговорил Мелькор, коснувшись плеча нолдора. - Друг мой...
Мастер вздрогнул, распахнул глаза.
- Что еще ты от меня хочешь?! - спросил едва не с ненавистью.
Мелькор отшатнулся. Но когда заговорил, голос его звучал спокойно и твердо. И рука осталась лежать на плече Пламенного.
- Поговорить. О тебе. Обо мне. О нолдор.
- Еще о чем-то надо говорить? - поднял бровь Феанор. - Отсюда так хорошо видно, что говорить... зачем?
Он не мог сейчас поверить тону Мелькора. Не мог поверить, что этот участливый тон - не насмешка.
- Видеть - не всегда значит понимать, - в голосе Мелькора послышалась горечь. - Я держу слово, Феанор.
- Да, я знаю. Моих сыновей ты не трогаешь. Но ты ведешь войну с моим народом.
- Я веду войну только с народом Финголфина. Я все рассчитал. Да выслушай же меня наконец!
Мелькор сжал плечо Феанора и скрипнул зубами от острой боли в руке.
- Ты ведешь войну с моим народом, - жестко повторил мастер.
Брови Мелькора сошлись к переносице.
- Нолдор сами хотят войны, - ответил он в тон Пламенному. - Нолдор хотят. Орки хотят. И мои майар тоже. Я единственный, кто сдерживает эту лавину и направляет ее. Так что если судьба твоего народа тебе еще не безразлична, ты поговоришь со мной, Феанор.
Он резко отвернулся и скрестил на груди руки, пытаясь справиться с раздражением.
- О чем я должен с тобой говорить? - хмуро ответил тот. Этот разговор всё больше напоминал ему тот, роковой, у ворот Форменоса. Напоминал - чем неуловимо сходным. Ощущением края, наверное. Обрыва, с которого так просто сорваться. И, может быть, - риском разрушить всё не враждой даже, но - непониманием.
Мелькор все-таки овладел собой. Обогнул кресло, решительно взял Феанора за плечи и заставил подняться.
- Пойдем, - сказал с мягкой настойчивостью, глядя Пламенному в глаза. - Пойдем отсюда, друг мой. Я не мог сделать этого раньше. Но теперь - пойдем со мной. Пожалуйста.
Феанор осознал, что совершенно не верит ему. Не верит этому заботливому голосу. Не верит этому дружескому пожатию. Не верит тому, что было для Пламенного единственной опорой во все годы, проведенные в Ангбанде.
Но - Мелькор более чем ясно дал понять, кто будет расплачиваться за упрямство Феанора. И - раз есть хоть малейшая надежда совладать с войной - лучше слушаться. По крайней мере, не спорить по пустякам.
- Пойдем, - спокойно кивнул мастер.

О, это проклятое нолдорское упрямство!
Немногие в Арде могли бы похвастаться, что сумели вывести меня из себя. Еще меньше было тех, кому это удалось более чем единожды. И лишь один делал это с удивительной регулярностью.
Феанор.
Мой друг.
Я быстро шел вперед, не оглядываясь на Пламенного. Цитадель все равно не позволила бы ему ни свернуть, ни пойти обратно. Я хотел, чтобы нолдо следовал за мной, - этого было достаточно.
Тревога и чувство вины - хотя мне не в чем было себя упрекнуть, я и так перешел все границы разумного, пытаясь сдержать слово, - сменились яростью. И жгучей обидой. И оттого, что Пламенному удалось так больно меня задеть, я злился еще сильнее.
А злиться-то как раз было нельзя. Хотя бы кто-то из нас двоих должен сохранять здравомыслие. От Феанора ждать этого бесполезно... значит, придется мне.
Вот я и нарезал круги по коридорам, дожидаясь, пока рассеется чернота перед глазами и пропадет желание сделать с Пламенным... что-нибудь такое, о чем я сам буду потом жалеть. И пока хоть немного утихнет боль в руках.

До северо-восточной башни они добирались вшестеро дольше обычного. Наконец, Мелькор распахнул двери в покои Феанора, прошел в кабинет и мрачно кивнул нолдору на одно из кресел. Тот устало сел, сцепив руки и глядя в никуда.
- Финголфин добрался в Эндорэ, - заговорил Вала, устроившись напротив и не сводя с Пламенного внимательных глаз. - Через ледовые пустоши. Не представляю, как им удалось это. Погибли, конечно, многие, зато живые настроены весьма решительно.
Он помолчал.
- Войны не миновать, Феанор. Всё, что я могу сделать, это начать ее сам, не дожидаясь, пока объединятся Финголфин и Маэдрос. Это единственный способ спасти твоих сыновей. Я разобью Финголфина сейчас, пока его воины не восстановили силы после похода. Это позволит обойтись меньшей кровью. А твои сыновья убедятся, что Ангбанд им не по зубам, и отступят. Или, по крайней мере, будут держаться на расстоянии.
Феанор уронил голову на руки. От этого резкого движения Венец, как ни плотно сидел на голове, упал и покатился по столу.
Мелькор скрипнул зубами. На этот раз не от злости - от пронзительной жалости.
- Феанор, - продолжил он мягко. - Я не могу избежать войны. Но я сделаю все возможное, чтобы уцелел твой народ. Это трудно, но... Я сделаю это, друг мой. Еще не поздно.
Пламенный медленно поднял голову.
- Они все - мой народ... - хрипло сказал он.
"Но ведь ты же отрекся от них! Ты сам бросил их в Валиноре! Что же ты теперь о них вспомнил, так невовремя?!"
Мелькор закусил губу, чтобы не сказать это вслух, не добить Феанора неосторожным словом. Мысли его были тщательно закрыты от Пламенного.
- Да, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, - мастер снова опустил голову. - Догадаться нетрудно. Я сам сотни раз думал о том же.
- Да, - говорил, почти уткнувшись лицом в стол, - да, я бросил их сам. Я не хотел их убивать... но я понимал, что, скорее всего... Впрочем, я тогда не слишком много размышлял о них.
Он выпрямил шею, но глаза его были закрыты - то ли он боялся встретиться с Мелькором взглядом, то ли просто хотел отгородиться ото всего:
- А сейчас... моя ненависть к ним перегорела. Я не могу больше думать о том, что они пошли против меня и тем виновны. Я вижу, что они совершили невозможное. Невозможное даже для меня. И я... - его стиснутые руки побелели от напряжения, - я не могу не вспоминать, какими были мы все когда-то в Тирионе. Я ведь знаю в лицо каждого из них...
Помолчал и скривился в усмешке:
- Уж прости мою непоследовательность.
Мелькор вздохнул.
- Что ж, - сказал тихо, - это усложняет задачу. Я только хочу, чтобы ты помнил: я по-прежнему друг тебе, Феанор. Мне не следовало оставлять тебя одного, но... Против меня ведь не только нолдор. Вот и пришлось... спешить.
Феанору показалось, что мир завертелся волчком. Как тогда, когда они - два врага - поняли, что враждовать им не из-за чего. Так и сейчас Пламенный осознал, что слишком поспешно уверовал в разрыв Мелькора с ним.
Он открыл глаза и в первый раз за весь этот разговор посмотрел на того, кого столько раз заново учился называть то "врагом", то "другом".
- Что ты можешь сделать? - в его голосе была почти мольба. - Что?
- Только уменьшить потери, - глухо сказал Темный Вала. - Насколько это вообще возможно в таком положении. Я ведь намеревался уничтожить войско Финголфина. Полностью. Взять в кольцо и... Но раз ты просишь за них, я позволю им отступить.
Пламенный зажмурился, словно от резкой боли.
И тут Мелькору пришла на ум еще одна идея. Возможно, спасительная.
- Я мог бы, - сказал он, пристально глядя на Феанора, - приказать оркам брать пленных, но...
- Что - "но"?
- Пленными надо заниматься, - Мелькор покачал головой. - Кормить, охранять. Мои сподвижники и подданные жаждут войны, и будут совсем не в восторге от моей... хм-м... сдержанности. Принуждение же имеет свои пределы, сам знаешь. Так что пленники должны приносить какую-то пользу... работать. Как по-твоему, что проще, убить нолдора или убедить его трудиться на меня?
- Тебе отлично известно, что сделать проще! - Феанор встал, отошел в стене, уткнулся в нее лбом.
Мелькор тоже поднялся, подошел к нему, осторожно положил руку на плечо.
- Да, убить проще. Но раз уж я решил этого не делать, надо искать способ убедить. И вот тут мне без твоей помощи не обойтись.
Феанор медленно распрямился. Опущенные плечи развернулись. Даже не видя лицо нолдора, Мелькор понял, что тот одолел свое отчаянье.
- У-бе-дить... - задумчиво произнес Пламенный. - Убедить нолдор можно в чем угодно. Даже в том, против чего они были настроены самым решительным образом. По крайней мере, мне это однажды удалось...
- Значит, удастся и во второй раз, - Мелькор еле сдержал облегченный вздох.
Хотя... какое уж тут облегчение! Вести войну в таких условиях - все равно, что Воплощенному пытаться проскользнуть между капель в ливень. Невозмо... А собственно, почему бы и нет? Вот занятие, воистину достойное Восставшего - свершить то, что не по плечу никому другому.
Мелькор усмехнулся. Что ж, это вызов. Как же на него не ответить? К тому же - отличная игра для ума. Да и Феанора удалось вернуть к жизни: расчет оправдался.
- Стало быть, - деловито сказал Темный Вала вслух, - я отдаю приказ брать нолдор в плен и поручаю их твоим заботам. Ты добиваешься, чтобы они не бунтовали, не пытались бежать и исправно трудились на пользу Ангбанда. Способы - на твое усмотрение. Чем лучше справишься с задачей, тем больше будет у тебя подопечных. Берешься?
Тот едва заметно кивнул.

Я только что согласился стать тюремщиком собственного народа.
Я. Ставящий свободу превыше всего.
Я. Звавший свой народ к свободе.
Что я смогу сказать им? - когда их притащат пленниками сюда. Пленниками - по моему слову.
Найду, что сказать.
Должен найти.
Я же смог в Тирионе убедить всех в необходимости ухода. Да так смог, что мой ненаглядный братец пришел сюда через Лед. А ведь как он противился когда-то самой идее прихода в Эндорэ!
Стать тюремщиком - это чудовищно. Это отвратительно. Но - иначе мой народ будет перебит. Я не сомневаюсь, что с орками нолдор могут биться на равных, но... я не знаю, сколько всего орков в Ангбанде. И здесь не только орки.
Стать тюремщиком - переступить через себя. Но Мелькор идет на гораздо большую жертву! Мы оба видели, скольким оркам придется жизнью платить за одного нолдора, взятого живым! А ведь орки - его народ. Ради меня, ради жизни моего народа он жертвует своим.
Так как же смею колебаться я?!
Да, заключить нолдор в тюрьму - это предательство. Но если мастер будет чувствовать себя пленным - он не сможет творить. Под страхом смерти ли, пыток ли - он не сделает ничего.
А Мелькору нужны мастера, которые будут трудиться.
Невозможно?
Что ж, вот занятие, воистину достойное Феанора, - свершить то, что не по плечу никому другому.

...Им обоим просто надо было придти в себя.
Последние события, быстрота их смены - это было слишком сильной встряской даже для них.
Вот они и бродили по крепости.
Просто так.
Чтобы успокоиться. Чтобы окончательно убедиться в том, что их дружба осталась прежней.
Чтобы ненадолго отвлечься от войны.
Чтобы...
Так, разговаривая ни о чем, они дошли до Тронного зала.
Тяжелые двери из резного черного камня бесшумно открылись под взглядом хозяина Цитадели. Мелькор шагнул в темноту и улыбнулся, с удовольствием вслушиваясь в мелодию одной из своих любимых работ. Впрочем, среди его творений не было ни одного, которое бы он не любил.
Сколько раз ни бывал Феанор в тронном зале, он всегда видел, что этот чертог - пожалуй, единственный - зримо отражает то, что творится у Мелькора на душе. Тронный мог быть великолепным или сумрачным, ослепляющим величием или внушающим ужас... Порой Феанор задавался вопросом, точно ли воля Мелькора заставляет изменяться этот огромный зал - или сердце Цитадели меняется само по себе.
Зайти сюда один Феанор так ни разу и не решился.
Сейчас окружающая темнота казалась почти уютной. Мягко струилась вокруг, обволакивала, как черный бархат. И пламя, танцующее перед ступенями трона, было не алым и не багровым, а ласковым, золотисто-рыжим.
Мелькор неспешно пересек зал, остановился перед полосой огня, склонив голову набок и словно прислушиваясь к чему-то. Потом легко перешагнул трещину, начал подниматься, но не сел на трон, а опустился на ступени, рассеянно следя за игрой оранжевых языков.
Пламенный подошел, присел рядом. Ему казалось, что они двое сейчас отгорожены от всего остального мира - отгорожены стеной теплой черноты и золотистой чертой огня.
- Феанор, - негромко заговорил Мелькор, - ты ведь слышал Музыку новых Светочей. Как по-твоему, что она такое?
- А стоит ли говорить об этом? - осторожно спросил мастер. - Возрождение Древ нам с тобой уже стоило одной... - он хотел сказать "ссоры", но, помедлив, сдержался: - размолвки.
- Во-от! - Мелькор прищурился, - Музыка Древ. А между тем, Древ коснулась Унголианта.
Опасения Феанора Темный Вала предпочел пропустить мимо ушей.
- Я понятия не имею, как им удалось возродить Древа... - покачал головой Государь нолдор. - Меня они уверяли в том, что это возможно только если расколоть Сильмарили, причем немедленно. Выходит, нашли другой способ.
Мастер жестко усмехнулся: уверенный в том, что он был обманут, он не желал называть Валар иначе, чем холодно-отстраненным "они".
- Валар - нашли способ?! - Властелин Ангбанда презрительно фыркнул. - Ты думаешь, они хотя бы искали? Да и потом - ты же знаешь, что такое прикосновение Унголианты.
Он передернулся.
- Тогда я перестаю понимать что бы то ни было! - выдохнул Пламенный. - Получается, что Единый вмешался в судьбу Арды - а ты этого не заметил. Мало того, получается, что я не почувствовал возрождения Древ. Что столь же невероятно. Поверь мне, - он сглотнул, - ты ведь знаешь, чем они были для меня.
Помолчал, скривился в усмешке:
- Выходит, два события, переворачивающие все судьбы мира, произошли - а оба мы этого даже не ощутили! Интересно, чем мы были так увлеченно заняты?
- Венцом, - тихо сказал Мелькор и, повернувшись к Феанору, впился в того взглядом.
- Венцом? - невольно переспросил мастер. - Венцо-о-ом... - повторил он, размышляя. Встал, несколько раз прошелся вдоль огненной расщелины.
Языки пламени поднимались ему навстречу и опадали, когда он проходил мимо. Их золотые отблески плясали на полу, но не рассеивали бархатной черноты, заполнившей Тронный зал.
"Венцом..." - твердил про себя Феанор. Он помнил, как почувствовал себя вратами для Пламени, входящего в мир. Пламени, о котором говорили, что именно он дал думам Валар бытие.
Феанор покусывал губы. Если эта догадка верна - то она столь же отрадна для него, сколь и опасна. Если верна...
- Реши Единый вмешаться в судьбы мира, - снова заговорил Мелькор, - он вряд ли ограничился бы возрождением Древ. Да и не стал бы ничего делать сам, от этого вреда для Арды может быть больше, чем от прямой схватки Стихий. Музыка успела обрести форму, время сильных воздействий и быстрых изменений прошло, - в его голосе явственно прозвучало сожаление. - Теперь приходится петь куда осторожнее, чем в пору юности мира. Нет, Феанор, это был не Единый. Это были мы. Вот уж не думал, что воплощение моего замысла обернется удачей для... собратьев.
Он поморщился.
Пламенный повернулся к нему.
Темнота, заполонившая зал, подступила ближе, и трона уже не было видно - высокие ступени уходили в черноту. Только игра изжелта-белых языков пламени на полированном камне и силуэты двух фигур.
Феанор подошел к Мелькору, присел ступенью ниже и с виноватой полуулыбкой посмотрел на него: то ли извинялся за то, что всё вот так вышло, то ли за свою радость, скрывать которую было бесполезно.
Мелькор ответил ему сумрачным взглядом сверху вниз.
- Поняли ли Валар, что произошло, вот в чем вопрос, - продолжил Восставший. - И если да, то что они намерены делать? Они ведь не ограничились возрождением Древ - они послали свет в Эндорэ. А нападать не спешат. Пока.
- Это не они послали, - усмехнулся Феанор. - Это тоже мы.
- Мы? - Мелькор недоуменно сдвинул брови. - Но мы ведь не...
И подался вперед всем телом, пораженный догадкой:
- Так это - ты?! Ты - хотел...?
Пламенный откинулся назад и сказал негромко:
- При чем здесь я? Объединить Тьму и Свет - это были твои слова. Я только сделал то, о чем говорил ты.
В зале стало тихо. Только огонь гудел в расщелине.
Феанор рискнул нарушить молчание:
- Мы оба не подумали о том, как создание Венца отразится на Амане. Мы сами сняли границу, разделяющую Тьму и Свет.
- Так. - Мелькор даже вскочил. - Но тогда у Валар есть только два пути: или немедленно выступить против меня, или постараться укрепить свои рубежи на случай моего нападения. Они знают об изменениях в мире и, скорее всего, уже выяснили, что это сделал не Эру. Но они едва ли способны предположить, что я открыл границы случ... не совсем по плану. Если, конечно, Единый не просветит их. Мои собратья не слишком склонны к решительным действиям, но все же в прошлый раз отважились на войну. Сейчас все иначе, конечно, но... Выяснить бы наверняка, что сейчас в Амане происходит!
Он вздохнул и уселся рядом с Пламенным.

Я не могу воевать против собственного отца.
Нехитрая истина, когда речь идет о ком-то другом.
Обрыв, пропасть - когда речь идет о тебе.
Спасенный с Тангородрима, мечась в горячке, я лелеял образы будущей войны: мы штурмуем Ангбанд, мы захватываем его, мы повергаем Моргота ниц...
Ну? - всегда спрашивала меня судьба на этом месте. - Ну, а что дальше?
Отец это видит. Он видит, как мы, исполняя Клятву (его Клятву!), сокрушаем его друга.
Или... или он станет защищать его?!
Последнее было настолько кошмарно, что и думать об этом не хотелось.
И я старательно думал о другом.
О том, что отец предал нас и себя. Что он посмел отречься от Клятвы. Что он назвал своим другом убийцу Короля нолдор. Что он отдал меня на расправу Морготу, наконец.
Что он отрекся от меня и тем освободил меня от долга сына.
Что воевать против такого отца можно и должно.
Я даже признал Финголфина нашим королем, чтобы он повел нас в бой. Чтобы мне не надо было самому решаться на этот шаг.
Бесполезно.
Все доводы рассудка разбивались о неколебимое:
Я не могу воевать против собственного отца!
На Тангородриме мне было легче.

"Выяснить бы, что сейчас происходит в Амане".
Сказать, что эти слова Мелькора взволновали Феанора, - не сказать ничего. Пламенный не меньше Темного Валы был готов пожертвовать... да чем угодно, лишь бы узнать, готовится Аман к войне или нет.
- Я не думаю, что Валар нападут на нас... - проговорил Феанор, размышляя вслух. - Мне трудно объяснить, но, поверь мне, я слышу это.
- Как ты можешь это слышать? - Мелькор хмыкнул. - Даже я не смог пробиться туда, сколько ни пытался. Ни единой осмысленной мелодии не поймать. Ничего.
Феанор вздохнул и ответил, не глядя на Мелькора:
- Это моя родина.
- Друг мой, - осторожно сказал Темный Вала, - я понимаю твои чувства, но это именно чувства. А мне надо знать.
- Неужели ты совершенно не ощущаешь его? Никак? Я думал, вы, Валар, видите движение силы друг друга.
- Я чувствую только, что Музыка изменилась. И всё. Ни как именно изменилась, ни насколько, я разобрать не могу. Феанор, мы слишком долго пели поврозь. Мелодии Валар я воспринимаю как шум, слышать который неприятно и утомительно, а в больших количествах еще и больно. Насколько я понимаю, моя Тема звучит для Валар примерно так же. А сейчас я даже шума почти не слышу. Там словно стена.
- А я... я чувствую, и я знаю, просто знаю, что там нет сейчас волны гнева, угрозы. Я чувствую это - но не могу объяснить! Если бы ты мог увидеть моими глазами!
- Увидеть твоими глазами... Феанор, прости, но ты, при всех твоих достоинствах, все-таки Воплощенный. Услышать из Ангбанда мелодии Амана? Пусть не из Ангбанда - из Эндорэ. Нет, невозможно. Невозможно даже для майар.
- Здесь дело не в силе, - покачал головой нолдо. - Дело именно в том, что я - Воплощенный. Вам, Стихиям, не понять, как можно слышать свою родину.
Он встал и отошел к огненной щели. Все эти годы Феанор заставлял себя не думать об Амане, забыть землю, куда ему никогда не вернуться, заставлял себя принять Ангбанд как свой дом... временами у него почти получалось убедить себя в этом. Но сейчас - душевная рана заболела снова.
Огонь, откликаясь на призыв Феанора, поднялся выше, и Пламенный принялся играть с его языками, легко и ловко проводя пальцы левой руки сквозь них. Это всегда успокаивало.
- А ты уверен в том, что именно слышишь? Быть может, это лишь твоя память? Когда я был в Амане, я постоянно вспоминал Музыку Эндорэ, Утумно, своих майар. Тем и держался. Но, Феанор, это было лишь эхо прошлого. Не истинные мелодии.
- Не знаю... Ты говоришь так, что я начинаю сам сомневаться...
- У меня достаточно сил, чтобы дотянуться до Амана, - задумчиво проговорил Мелькор, - но от этого никакого проку. Музыка Валар слишком чужда мне. А ты - ты мог бы, да сил не хватит. Разве только...
Он умолк, прищурившись и покусывая губу.
- Попробовать вместе? - договорил Пламенный за него.
Восставший кивнул:
- Соединить мою силу и твою любовь к их Музыке. Только вот… - Мелькор болезненно поморщился, - тяжело это будет. Обоим. Но тебе особенно.
- Испугал, нечего сказать, - скривился Феанор.
Вернулся к ступеням трона, сел рядом с Темным Валой.
- Мелькор, это важно для нас обоих. Так что - объясняй, что надо делать и в чем именно будут трудности.
- Собственно, нам это уже удалось однажды. Когда я пересекал границу у Хильдориэн. Только сейчас будет труднее: слишком у нас разное отношение к Аману. Мы должны стать единым сознанием на это время. Ты будешь чувствовать то же, что и я: ненависть, отвращение, боль. Чувствовать так же остро, как я, но при этом ты должен суметь сохранить себя. Свои эмоции. Свое отношение к той Музыке. Иначе ничего не получится. Иначе мы не пробьем стену. А с учетом того, что ты Воплощенный... это и для майара-то испытание почти непосильное.
- Ты забываешь, - невесело улыбнулся Феанор, - что едва не с первой встречи мы знали чувства друг друга. И те самые, противоположные, - тоже. Ты забываешь, что работая с гвэтморном, я узнал о тебе много такого, чего предпочел бы никогда не замечать, даже если оно режет глаз. Полагаю, ты можешь сказать обо мне то же самое, - он скривился. - Если не хуже. Ничего нового нас не ждет.

Мы сели, сцепив пальцы левых рук. В последний миг я испугался, представив, как много лишнего я и узнаю, и сам открою. Но отступать я не собирался. Мы должны выяснить, что происходит в Амане. Да и потом - отступить из страха?! Только не я!
Я потянулся мыслью к Аману. Я чувствовал силу Мелькора, она была словно крыло, поддерживающее меня и направляющее вперед.
Любовь и ненависть. Они меня буквально рвут. Только любовь - своя, а ненависть - двойная. Меня Аман проклял, но это... это песчинка перед горой по сравнению с тем, что испытал там Мелькор! Наивный щенок, я полагал, свое чувство ненавистью! - да-а, теперь я узнал, что такое - настоящая ненависть к Аману!
Словно идти вперед сквозь ветер. Сквозь ураган, сбивающий с ног и отбрасывающий назад. Только ветер этот - наша ненависть.
Так ничего не выйдет.
Я должен забыть о своей ненависти к краю, проклявшему меня. Надо вспомнить юность... ведь это - моя родина, я так хотел увидеть ее еще раз...
И - не думать о Мелькоре! Перестать чувствовать его ненависть. И его боль... как же жгуче болят его руки... НЕ ДУМАТЬ!
...Я - ВОЗВРАЩАЮСЬ - ДОМОЙ...
Домой...
Возвращаюсь на один-единственный миг.
Возвращаюсь...
В дом, который всегда любил. Который люблю, несмотря ни на что.
Вперед.
Медленно и упорно. Сквозь серое ничто, разделяющее нас.
Я люблю тебя, Аман. Проклявший и исторгший нас, ты всё равно...
Нас?!
Неужели...
Неужели Мелькор - тоже?!
Да. И он тоже - тоскует. И тоже - помнит. Помнит о том времени, когда он и остальные Валар еще не были врагами.
И он тоже - в самой глубине души - сожалеет об этой вражде с Аманом.
С Аманом...
Аман! Я - вижу!

Аман.
Вечная угроза и вечный упрек. Амана не было бы, если бы я не изгнал Валар из Эндорэ. Амана не было бы, если бы не наша вражда.
Я немного помедлил - так, наверное, медлил бы Воплощенный, если бы ему предстояло пройти сквозь огонь. А еще - я боялся. Боялся за Феанора. Боялся, что моя боль и ненависть обрушатся на него, изувечат, сломают. Слишком велика разница в силе. Слишком открыты будем мы друг для друга - не заслонить, не отстранить мне Пламенного.
Не уберечь.
Но другого выхода нет. А значит, не стоит терять время.
И я потянулся всем своим существом - туда.
В Аман.
К средоточию силы моих врагов. В сердце чужой Музыки.
... и наткнулся на стену, едва не вскрикнув от боли: даже дальние отголоски их мелодий впивались раскаленными иглами.
Я медленно перевел дыхание и слегка ослабил хватку, боясь переломать Феанору пальцы.
Так.
Заново.
...Аман.
Война. Поражение. Цепь.
Ненависть. Отчаяние. Бессильная ярость.
...Стена.
Заново.
Надо пройти.
Любым способом - надо.
...Аман.
Плен. Круг судеб. Цепь. Мандос.
Нет. Нельзя.
Я должен захотеть туда вернуться.
Но как я могу - хотеть?!
...Аман.
Цепь... Металл. Работа... в кузнице. Феанор. Вместе...
Кажется - или стена чуть поддалась?
...Я тогда еще мог держать молот. И меч. Я еще мог творить.
Это было легко. Тогда. Там. В Амане.
... Стены больше не было. Я словно двигался сквозь толщу воды, сквозь вязкую массу. Ощупью, очень медленно, на пределе сил, но я двигался. Вперед.
В Аман.

Мелькор не мог разобраться в ужасающей мешанине мелодий, какой казалась ему Музыка Валар. Все силы, всё внимание уходило на то, чтобы удерживать в памяти редкие минуты радости, не позволяя себе снова сорваться в ненависть.
Вся надежда была на Феанора. Вот только сумеет ли Пламенный расслышать?
- Что там? - мысленно обратился к нолдору Темный Вала, сам сейчас не вполне понимая, где происходит разговор, в Тронном ли зале Ангбанда или в тирионской мастерской Феанора. Прошлое смешивалось с настоящим, словно морская вода с пресной в устье реки.
Тот отвечал тоже мысленно - по многолетней аманской привычке не говорить о серьезном вслух:
"Пелоры растут. Дерево не растет так быстро, как они тянут скалы вверх".
"Тянут скалы вверх... Зачем? Боятся, что я убегу, но ведь... Ах, Тьма! Я же... Ну, да. Боятся, конечно, боятся. Нападения. Та-ак. Но это не значит, что они сами не попытаются нанести удар".
- Феанор, ты видишь проходы там? Перевалы?
Вопрос Мелькора помог Пламенному вернуться из прошлого в сегодняшний день - а то и он бы завяз в том времени, где Мелькор был пленным, а Феанор - его единственным другом во всем Амане.
- П-перевалы?
Сосредоточиться было трудно. Возвращаться в реальность не хотелось: лишь сейчас Пламенный сполна ощутил, насколько счастливой была их жизнь в Амане. Их двоих. Жизнь, где за право дружить надо было бороться всего лишь против сородичей. Не против судьбы, как в Ангбанде.
Но сосредоточиться было нужно. Феанор заставил себя вспомнить Калакирию и перевалы в Пелорах, а, вспомнив, - потянулся к ним мыслью.
И едва не вскрикнул.
Другая сила, другие воспоминания обрушились на него. Тот, кого он некогда чтил наравне с отцом.
Охотник. Оромэ.
Его майар стояли там на страже.
Темный Вала тоже узнал эту мелодию, пробившуюся сквозь шум, по сравнению с которым скрежет железа по камню ласкал бы слух. Не мог не узнать. Слишком хорошо помнил.
С трудом сдерживаемая ненависть взорвалась ослепительной вспышкой, вышвыривая Мелькора обратно в реальность.
В Тронный зал.
Феанор упал спиной на ступени, словно его и впрямь отбросило.
Мелькор осторожно разжал сведенные судорогой пальцы, выпуская руку Пламенного. Говорить сейчас не было сил. Думать тоже.
Темный Вала сидел, жадно вслушиваясь в свою, правильную Музыку. Пелена перед глазами начала понемногу рассеиваться.
- Ты... - хрипло проговорил наконец Мелькор, - жив?
- А куда ж я денусь-то? - хрипло выдохнул Феанор. Мгновением позже до него дошел смысл собственных слов и он рассмеялся, поняв, куда он денется, если умрет.
Смех его был похож на кашель.
- Я испугался, что уб... Кхм. Ладно. Ты успел разобрать, что там было?
Менее всего Мелькору хотелось начинать все сызнова.
- Угу... - Феанор самым непочтительным образом лег на ступень трона, закинув руки за голову. В другое время он ни за что себе бы не позволил такого, но сейчас сидеть просто не было сил.
Пламенный прикрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.
- Стража там. Майар Оромэ. Кажется, еще и эльдар... - он снова засмеялся, как закаркал. - Воображаю ваниар в доспехах. В общем, боятся твоего нападения.
За показным пренебрежением и почти грубостью Феанор прятался от одной-единственной мысли: "Я видел Аман последний раз. Я видел свою родину самый последний раз".
- Дрожат они там. В кольчугах ваниарской работы! - презрительно сказал он вслух.
- Боятся нападения или готовятся к выступлению? - Мелькор покосился на лежащего Феанора, чуть поморщился и подумал, что поступил очень разумно, закрыв вход в зал.
- Они не будут нападать, - Феанор отвечал уже серьезно. - Я это знал. Теперь я это увидел.
- Так что ты увидел? - нетерпеливо спросил Темный Вала. - Что они там делают, кроме того, что дрожат? Хотя... если Валар вооружают ваниар, похоже, они и вправду сильно напуганы.
Он хмыкнул.
- Ну, напуганы скорее эльдар. И вооружают их не Валар, а они сами. Воин способен драться и голыми руками. А вот не воин чувствует себя гораздо увереннее вооруженным.
- Са-ами? - Мелькор поднял брови. - Я не особенно много общался с ваниар, но все-таки знаю их Музыку. Феанор, они совершенно не воинственны. И потом - что могут эльдар против Стихии? Не думают же они, что я поведу на Валинор орков?
Феанор сел, сцепил руки на коленях и заговорил медленно, глядя на пляску языков пламени в щели.
- "Не думают". Да, пожалуй, это точное слово. Я не почувствовал волю, решимость, силу, нацеленную на нас. Скорее - сомнение, неуверенность. Можешь это назвать страхом неизвестности.
Помолчал, продолжил:
- Когда мы с тобой творили Венец, мы точно знали, что должно произойти. Правда, всех последствий не учли, - он усмехнулся. - Но в Амане-то не знали ничего! Для них выход новых Светочей за пределы границы был не меньшей неожиданностью, чем для нас! Изменение мира, соединение невозможного - что в Амане известно об источнике этого? Ничего.
Он выразительно посмотрел на Мелькора.
- Я бы тоже на их месте испугался. Повода впадать в панику - нет, но быть готовым... неизвестно к чему - хм, логично, по-моему.
- Я бы встревожился, - задумчиво проговорил Мелькор. - Может быть, сразу нанести удар не решился бы, но уж во всяком случае постарался бы выяснить, что и как. Если бы тот орел не вмешался в события, я был бы уверен, что он разведчик Манвэ.
Темный Вала нахмурился:
- Не нравится мне все это. Непонятно, чего ожидать.
Феанор рассмеялся, не разжимая губ (привычка, перенятая у Оромэ, была неистребима, несмотря ни на что).
- Непонятно?! Так я скажу тебе два слова: "Проклятие Мандоса"! Начав войну против тебя, Валар вольно или невольно подпадут под него. Даже если это было не проклятие, а пророчество. Вернее, во втором случае - тем более. Если нолдор обречены, вместе с ними обречен любой, кто вступит в их войну... то есть в ЛЮБУЮ войну против тебя...
Пламенный легко поднялся, сбежал по ступеням и встал перед Темным Валой, глядя прямо ему в глаза:
- Мелькор, пока не кончится война нолдор с тобой, Аман просто не может напасть на тебя. Но, согласись, труднее всего закончиться той войне, которая никогда по-настоящему не начнется. Разве не так?
Мелькор прищурился, обдумывая услышанное. На мгновение он усомнился в Пламенном: слишком уж важно было для Феанора, чтобы война Ангбанда с нолдор никогда не закончилась. Потому что конец у нее мог быть только один. И все же...
- Ты прав, - сказал наконец Темный Вала. - Они сами закрыли себе дорогу в Эндорэ. Что ж, стало быть, будем держать угли горячими, не давая ни разгореться, ни погаснуть.