Альвдис, Тэсса.
После Пламени, том 2. Предварительный вариант

Глава 2. Охота

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но - на татуированном кровью снегу
Тает роспись: мы больше не волки!

Я пройду на восток! Я буду идти до той поры, пока не увижу, что проклятая цепь Эред Энгрин осталась к западу от меня! Я и мои братья будем острием нолдорского меча, который вонзится во вражьи земли! Напротив стены его гор встанет стена наших крепостей. А потом... потом... прочь, тяжкие мысли! Нет, что бы ни было потом, сейчас - мы идем на восток!

Я пройду на восток! Я нужен моему брату и я пойду с ним. Своим мечом я отведу удар, нацеленный в его грудь, своим щитом я закрою его от подлой стрелы. Мой брат идет на восток - и большего мне не надо: я иду с ним.

Я пройду на восток! Доколе тянутся леса, кишащие мерзкими тварями, доколе в логовах таятся смрадные чудища - дотоле я буду идти. Конь под седлом, пес у стремени, копье в руке и лук за спиной - и темные, грозные чащи впереди. Чащи, которые скоро перестанут быть грозными: я иду на восток!

Я пройду на восток! Нас ждет великая война, а для нее нужно оружие. Много оружия. Нужны рудные шахты, плавильни, кузницы. Пока я не найду горы, которые дадут нам сталь, я буду идти на восток!

Я пройду на восток! Крепким щитом я встану на границе! Я запру каждый перевал, каждую щель, по которой вражьи слуги могут проникнуть к мирным эльдарам. Стражем и защитником - я иду на восток!

Я пройду на восток! Раз мои братья идут туда - мое место подле них! Я иду на восток!

Я пройду на восток! Только вместе нам идти - на восток, так на восток.

- Они идут на восток, Властелин. Мы ударим с северных склонов Соснового нагорья, загоним их в топи и...
- Кто ведет их, Саурон? Финголфин?
- Нет. Маэдрос.
А на что я надеялся? На то, что Мелькор - не спросит? На то, что положение этого нолдора в Ангбанде изменилось?
Я знал, что Пламенный не эльда. Знал с самого начала - Властелину не требовалось говорить мне об этом. Знал я и то, что Феанор с его способностями может быть нам полезен. Может - но не будет. Он не пел с Мелькором, его интересуют только собственные дела, ему нельзя доверять - слишком много в нем чуждой Музыки. Я отчетливо слышу это - а Властелин не слышит. Не желает слышать.
Не знаю, что в большей степени движет сейчас Мелькором - расчет или чувства, но на этот раз Властелин ошибается. И цена этой ошибки может оказаться слишком высокой. Для всех.

Феанор начал было подниматься к своему креслу на Бесснежной горе (мелькоровская привычка нумеровать вершины его здорово раздражала, и он про себя дал каждой имя). Но стоило ему вступить на "лестницу", как он начал видеть. Еще неясно и смутно, скорее ощущения, чем образы, но уже это заставило его почти бежать вверх по черно-серым валунам.
Ненависть. Изо всех чувств ненависть слышалась более чем хорошо. Нолдорская ненависть.
Замерев на вершине, Пламенный закусил губу. Он ощущал боевую ярость своих сыновей так ясно, словно стоял среди них.
Среди них. Никогда уже...
Феанор оборвал эти мысли. Не до переживаний сейчас.
"Мальчишек не остановить. Никак. Ничем. Они хотят драться - и встань я хоть сам перед ними, я их не удержу. Они просто сметут орков Нагорья.
Сметут. Если этим оркам не поможет Ангбанд".
"...Мелькор!" - безмолвным кличем.
Тишина.
Не слышит. Или - не хочет отвечать.
"Кто должен быть у него, чтобы он не услышал меня? Какое решение они принимают?!"
"Мелькор!!"
Нет ответа.
Пламенный помчался вниз. Как ни велики были валуны каменной лестницы, он сейчас перескакивал через один. Он должен был поговорить с Мелькором. Немедленно. Любым способом!
Крепость. Дальше. Коридоры, двери, анфилады комнат, залы с колоннами. Феанор бежал, не замечая встречных. Он думал только об одном: успеть. Успеть переговорить с Мелькором раньше, чем тот решит... Или - даст согласие на решение любого из своих командиров.
Больше всего нолдо боялся, что Цитадель станет сейчас водить его кругами. А это более чем возможно, если Мелькор не хочет, чтобы его тревожили.
Но нет. Кажется, путь был прямым.
Лестница вверх. Двадцать семь широких черных ступеней. И подняться на каждую стоит больше усилий, чем на предыдущую. Взлетев на первую легким прыжком, на последние Феанор поднимался медленным шагом, словно на плечи лег непосильный груз.
"Мелькор, услышь меня!"
Тишина. Только гудит бело-голубой огонь светильников по стенам.
Последняя ступень. Широкая площадка. Тяжелая дверь красного дерева, окованная железом. Рисунок в виде языков пламени - когда-то сам Феанор набросал для Мелькора нечто похожее, только здесь - жестче.
"Мелькор, впусти меня!"
Феанор знает, что стучать в дверь бесполезно. Если Мелькор хочет его видеть - дверь будет открыта. А закрытая... требовать тщетно.
"Мелькор, я прошу тебя!"
Дверь распахнулась, едва не ударив нолдора. Через порог шагнул Саурон. Спокойно шагнул, и лицо его было бесстрастным, вот только губы совсем белые, и взгляд...
Мало кому из Воплощенных Ангбанда доводилось видеть такой взгляд у ближайшего помощника Властелина. Тех, кто остался после этого в живых, не было вовсе.
Саурон аккуратно закрыл за собой дверь и встретился глазами с Феанором.
"Да как он смеет?! - мелькнула мысль у Пламенного. - Как смеет смотреть на меня так?!"
Но эта мысль тотчас исчезла.
Феанор сложил руки на груди - спокойно и медленно, почти нарочито убрав правую с рукояти меча. Брови Пламенного сошлись, глаза сощурились.
Он смотрел в лицо Саурону, не чувствуя ни гнева, ни страха, ни ненависти. Он знал, что Саурон по-своему прав, но уступать ему не собирался.
Ни на волос.
И тут случилось неожиданное. Сильнейший из майар, первый помощник Властелина Эндорэ не принял вызова. Взгляд его из яростного внезапно стал равнодушным. Казалось, Саурон смотрит сквозь Феанора. Темный майа неторопливо обогнул Пламенного, как мог бы обогнуть столб, и начал спускаться по лестнице.
Феанор скривился в усмешке. Презрительное равнодушие Саурона его обожгло сильнее, чем злоба, но... но сейчас лучше стерпеть оскорбление, чем затеять более чем несвоевременную ссору.
Нолдо велел себе успокоиться. На это потребовалось время.
Саурон не спеша сошел по ступеням и скрылся в одном из коридоров.
Феанор даже не смотрел в его сторону, заставляя себя забыть об этой безмолвной стычке.
Потом потянулся мыслью к Мелькору. Почувствовал слабый отклик. Темный Вала был явно не настроен встречаться с ним, и в любое другое время Феанор предпочел бы уйти.
Но не сейчас.
Пламенный медленно потянул на себя тяжелую дверь кабинета.
Мелькор сидел за массивным каменным столом напротив двери. Он в упор посмотрел на вошедшего, и во взгляде его был с трудом сдерживаемый гнев.
Феанор прислонился плечом к притолоке. Молчал. Всё, что он мог сказать, было наизусть известно им обоим.

Ну, что смотришь? Пришел напомнить о моем обещании? Боишься, что я забуду о нем? Не доверяешь "другу единственному", а, Феанор?
Не доверя-аешь.
Я обещал пощадить твой народ. Все верно, Пламенный. Обещал.
А еще я обещал кое-что оркам Соснового нагорья.
Защиту. Покровительство. Помощь.
Обещание против обещания. Твой долг правителя, пусть даже бывшего, против моего. Жизнь нолдор против жизни орков Нагорья.
Занятный выбор, а, Феанор? Куда уж занятнее!
Задумывался ли ты, каково мне терпеть на своей земле врагов? Я ведь ощущаю их ненависть, Пламенный. Всей кожей, всем своим существом... и руками. Каждый миг. Уничтожить их - и боль сразу станет слабее. Очистить от них Север - и мелодии их злобы перестанут вторгаться в мою стройную музыку. И орки Ангбанда перестанут грызться между собой от ярости, которую я им не позволяю выплеснуть на захватчиков. И не будет глухого неодобрения майар, которое я не могу не слышать.
Не-ет, перебьют не всех нолдор. Кто-то же должен остаться как щит против Валар. Только в музыке их будет преобладать - страх. Он заглушит ненависть. И он вполне устроит меня.
Вот так-то. Всё просто.
Мне не нужно ничего приказывать, Феанор. Мне не нужно ничего делать. От меня требуется только одно - не препятствовать.
И всё будет правильно. Всё наладился.
Всё. Кроме одного.
Ты умрешь.
Или останешься жить.
Неизвестно, что для тебя хуже.
Нет, Феанор. Я не нарушу слова. Не смогу.
Я удержу Ангбанд от нападения. Твои нолдор пройдут через Сосновое нагорье беспрепятственно. И никого не встретят.
"Злобный Моргот" сумеет позаботиться и о них, и о своем народе.
Обо всех.
Я уже отдал приказ, Феанор.
Тебе не о чем беспокоиться. Нолдор не тронут.

- Тебе не о чем беспокоиться, - процедил Мелькор.
Встал, неторопливо прошелся по комнате, не глядя на Феанора. А когда вновь повернулся к Пламенному, во взгляде его была лишь усталость.
- Нолдор не тронут.
Уголок рта дернулся и пополз вверх в жутковатой усмешке:
- Ты доволен?
- Д-доволен? - Феанор переспросил, будто не расслышал.
Пламенному вспомнились орки Нагорья. Орочка эта глупая, Шагри. Никаких теплых чувств Феанор к ним не испытывал, но... они же выхаживали его... как могли. И их - под нолдорские стрелы и копья? За что?
А против учеников Оромэ им не выстоять.
Феанор смотрел в пол, молча кусая губы.
- Ладно, - Темный Вала немного смягчился. - Феанор, я ведь сказал: нолдор не тронут. Я не говорил, что отдам орков им на расправу.
Пламенный медленно пытался сопоставить эти несопоставимые слова. "Нолдор не тронут" - понятно, что Мелькор не пошлет гвардию. "Не отдам на расправу" - что это?! Ведь это прямо противоположное!
"Но, - вдруг понял Феанор, - ведь есть же выход. Один-единственный. Нагорье должно быть пустым!"
- Мелькор, прикажи оркам уйти в Ангбанд! Это спасение для всех!
- Таринвитис уже на пути туда, - Темный Вала выразительно приподнял бровь. - Неужели ты думал, ёчто я не сумею найти решения?
Феанор резко выдохнул - словно груз с его плеч свалился.
- Времени хватит, - сказал Темный Вала. - Орки успеют покинуть Сосновое нагорье. Твоим сыновьям не с кем будет сражаться.
Помолчал, словно в сомнении, потом подошел к Феанору и положил руку ему на плечо.
- Спасибо тебе.
- За что? - Пламенный посмотрел на него непонимающе.
- Знаешь, я ведь думал, что тебя интересует только судьба нолдор. Что тебе безразлична цена, которую приходится платить за жизнь твоего народа. Теперь вижу, что это не так. Спасибо.

- Слово Великого, - госпожа Тарити обвела собравшихся пристальным взглядом, и все, даже старшие охотники торопливо склонили головы.
- Ор-хаи слушают, - почтительно отозвался вожак.
Я стояла поодаль, хоронясь за чужими спинами. В прошлый раз не успела спрятаться - так пришлось Фенырга из Каменного дома выхаживать. И не поймешь, чего ему надо было: мяса не ест, зайца не ест... хорошо, госпожа Тарити хоть забрала его быстро, а то ведь и не знаешь, чего от них ждать, от Властителей.
Госпожа Тарити говорила медленно, но понять ее было труднее, чем ободрать без ножа шкуру с туши взрослого оленя. Старшие рассказывали, что квын-хаи, которое изредка забредают на наши земли, очень похоже растягивают слова. С оглядкой рассказывали: не оказалось бы поблизости черной птицы, не оскорбить бы Властителей сравнением с мясом.
- Приказ Великого: всем ор-хаям Горбатой земли идти в Каменный дом. Прежде, чем Бурый Клык прольет кровь Небесного оленя.
- Великий даровал эти земли ор-хаям, - я сжалась от страха, когда вожак осмелился возразить Властительнице. - Чем прогневали ор-хаи Великого, что он пожелал отобрать Горбатую? Разве не жертвуют ор-хаи положенную часть добычи? Разве не чтят Великого? Разве хоть один квын-хай вышел живым из Горбатой земли? Разве дети ор-хаев не являются в Каменный дом, чтобы стать воинами Великого?
- Великий доволен ор-хаями, - почему-то госпожа Тарити не рассердилась, и я облегченно вздохнула. - Ор-хаи останутся в Каменном доме, пока не наступит время белого ветра. Потом вернутся назад.
- Те, кто входят в Каменный дом, остаются там, - я зажмурилась, ожидая, что вожак вот-вот превратится в кучку пепла. Хоть бы только он один! - Если Горбатая земля будет пустой, без охотников, сюда придут квын-хаи. Квын-хаи не служат Великому. Зачем он хочет отдать эти земли им?
- Квын-хаи придут и уйдут, - на удивление спокойно ответила госпожа Тарити. - Квын-хаи уйдут - ор-хаи вернутся.
Я рискнула открыть один глаз.
- Квын-хаи идут сюда? - Вожак оживился, и охотники вскинули головы, обнажая клыки. - Будут квын-хаи - будет мясо. Ор-хаи будут сыты, в Каменном доме будут сыты, Великий будет доволен.
- Квын-хаев много - ор-хаев мало, - нахмурилась госпожа Тарити. - Кого мало - станет мясом.
- Ор-хаи не мясо, - вождь гордо выпрямился. - Ор-хаи охотники. Квын-хаи мясо. Много квын-хаев - много мяса.
Госпожа Тарити немного помолчала. Должно быть, слушала голос Великого у себя в голове.
- Это не те квын-хаи, которые мясо, - сказала, наконец. - Эти сильные. Эти сами охотники.
- Горбатая земля - наша земля, - твердо сказал вождь. - Квын-хаи хотят охотиться на ней - мы будем охотиться на квын-хаев. Ор-хаи останутся здесь.
На этот раз госпожа Тарити молчала дольше. А когда снова заговорила, лицо ее было хмурым.
- Охотники пусть останутся. Дети пойдут в Каменный дом. После охоты вернутся.
- Каждый раз, когда созревают плоды на колючих деревьях, дети ор-хаев уходят в Каменный дом, чтобы сделаться воинами Великого. Но если Великий возьмет всех детей, кто останется, чтобы в свой черед стать охотниками?
И опять умолкла Властительница. Ничего не сказала больше. Перекинулась крылатой остроухой зверюгой, взлетела в небо и скрылась из виду.
А когда кровь Небесного оленя показалась в разрывах туч за Бурым Клыком, налетел белый колючий ветер, сбивающий с ног. И мы поняли, что Великий разгневан нашим отказом.
Тогда мы вновь собрались на поляне Властителей, и колдун принес в жертву зайца и обещал Великому много мяса, если он будет милостив к ор-хаям.
Но Небесный олень успел трижды умереть и трижды родиться снова, прежде, чем утих белый ветер. А потом пришла новая беда: земля затряслась, словно умирающий зверь, и несколько пещер завалило камнями.
И снова мы молили Великого отвратить от нас свой гнев, и колдун сжег для него половину оленя и медвежью лапу. Эта жертва понравилась больше: земля дрожать перестала, как только погасли угли костра. Мы поняли, что милость Великого с нами, и стали собираться на большую охоту.
А потом, когда ножи были наточены, и стрелы наготове, и засадчики заняли свои места, воздух внезапно стал влажным и мутным, словно небо опустилось на землю. И ничего нельзя было разглядеть в этой серой мгле.

- Властелин, мы еще можем успеть. Армия готова выступить.
- Орки Нагорья ослушались приказа, Саурон. Они сами выбрали свою судьбу.
- Так казни их сам. Но не отдавай врагам. Это же наш народ, наши земли! Другие орочьи племена повинуются тебе, потому что за тобой сила. Если они узнают о том, что произошло на Сосновом нагорье...
- Они не узнают, Саурон.
Мелькор нахмурился. Во взгляде его сквозило нетерпение. Казалось, Властелин ждал, когда я, наконец, уйду. В другое время я немедленно выполнил бы его желание. Но не сейчас.
- Они не узнают, - нехотя повторил Восставший. - Им не от кого будет узнать. А если и узнают, это пойдет только на пользу делу. Пусть судьба орков Нагорья послужит уроком остальным.
- На пользу делу?! - я сжал кулаки, в упор глядя на Мелькора. - На пользу какому делу?! Чьему?! Твоему? Или - этого нолдора?
Властелин прищурился и сжал побелевшие губы. Я чувствовал, что он едва сдерживается. Я совсем не был уверен, что выйду отсюда невредимым... если вообще выйду. Но я должен был сказать это. Потому что кроме меня - некому.
- Властелин!
Я шагнул к нему, торопясь выкрикнуть главное. Выкрикнуть прежде, чем он ударит. Успеть...
- Мелькор! Мелегорус! Разве это твоя Музыка? - я плохо умею просить, но сейчас я почти умолял его. - Вспомни! Вспомни свою Тему! Вспомни, что ты пел - тогда, в самом начале. ВСПОМНИ ИМЯ СВОЕ!
Он молчал.
И тогда я запел. Ту мелодию, которая была когда-то его первым именем. Не тем, которое принял он в тварном мире. Иным. Первым. Подлинным. Частью его - нашей - Темы.
Он зажмурился. Замер, даже дышать перестал. Только из-под пальцев, стиснувших резные подлокотники кресла, посыпалась мелкая каменная крошка.
Я ждал.
И надеялся.
А потом Мелькор открыл глаза и посмотрел на меня. Спокойно.
Нет, хуже.
Равнодушно.
- Ворота останутся закрытыми, - ровный голос, и ясно, что пытаться возражать бесполезно. - Ни один воин не выйдет из Ангбанда.
...Не получилось.
- Властелину угодно уничтожить собственный народ, - я демонстративно согнулся в поклоне. - Властелину угодно подарить свои земли врагам.
Я не боялся больше. И не надеялся. Разве что на себя.
- Да свершится воля Властелина.

- Вр-ражий морок! - в сердцах ругнулся кто-то из дружинников. - Едем, как в сметане.
В густом тумане было трудно дышать. На расстоянии вытянутой руки уже нельзя было ничего различить.
Нолдорские отряды давно перешли с галопа на шаг. В первых рядах теперь ехали ученики Оромэ - умеющие слышать землю, способные почуять пропасть задолго до того, как она станет видна, не теряющие направления даже в такой мряке.
- Может, подождем, пока туман рассеется? - предложил кто-то.
- Он не рассеется.
По голосу нолдор поняли, что это Келегорм. Увидеть его сейчас было почти невозможно: серый конь, серый плащ, и даже кожаный доспех, который он предпочитал кольчуге, был выкрашен серым.
Даже безо всякого тумана его было не разглядеть.
- Похоже, этот морок - действительно вражий. И если на нас до сих пор не напали, значит, за ним Моргот что-то скрывает.
Отряд остановился, вслушиваясь в слова Неистового.
- Что-то. Или - кого-то, - подвел итог Келегорм.
- Командир, ты думаешь - здесь орки?
В тумане было не разглядеть лица спрашивающего, а по голосу Келегорм его не узнал.
- Думаю, да. И кто-то очень хочет, чтобы мы оставили их в своем тылу.
- Тогда нам надо искать не дорогу, - раздвигая туман могучими плечами, подъехал Куруфин. - Тогда нам надо искать их. Врагов.
- Вра-агов? - насмешливо протянул Келегорм. - Врагов Моргот не станет прятать в этой сырой сметане.
Он запрокинул голову и рассмеялся, не разжимая губ, - привычка, перенятая у Оромэ.
- Ну, если они не враги, - туман приглушил раскатистый бас Куруфина, - то они - добыча!
- Именно, - сощурился Неистовый. Нагнулся, почти повиснув в правом стремени: - Хуан, умница, впереди - добыча. Веди псов.
Серая тень, едва различимая рядом с конем, беззвучно бросилась вперед.
"Маэдрос, - воззвал Келегорм к брату, - тут впереди дичь прячется. Поторопись, если хочешь, чтобы вам досталось что покрупнее "мышей" и зайцев"!"

Коридоры снова и снова приводили меня совсем не туда, куда я хотела. Двери, веками не менявшие своего места, теперь отсутствовали. Я поднималась по лестницам - и оставалась внизу.
Цитадель упорно не желала пускать меня к Властелину.
И на осанвэ Мелькор не отзывался.
В очередной раз убедившись, что Ангбанд водит меня кругами, я остановилась, соображая, как быть дальше.
...И еле успела посторониться, когда в стене рядом внезапно образовалась дверь. Тяжелые створки распахнулись, словно от удара, и на меня едва не налетел Саурон.
Я отшатнулась. И вовсе не потому, что он чуть не сбил меня с ног. Просто я увидела его лицо - и тревога за судьбу орков Нагорья разом отошла на второй план.
Исступленный, невидящий взгляд серых глаз. Бледные до синевы губы. На скулах перекатываются желваки.
Я никогда не видела Первого таким. Ни разу. Даже во время Войны. Даже после поражения.
Разумнее всего было бы убраться с дороги подобру-поздорову. Я так и сделала бы, если бы не тревога за Мелькора.
- Ты говорил с Властелином? - требовательно спросила я, заступив Первому путь.
Непозволительная дерзость. Да, мы с Сауроном были друзьями, но...
Он вздрогнул. И уставился на меня, словно не узнавая.
- Аман? - у меня внезапно сел голос. - Война? Сагуронуз, да говори же!
Он схватил меня за плечи и встряхнул так, что перехватило дыхание.
- Он - отдает - Нагорье! - выдохнул мне в лицо с такой ненавистью, словно это самое Нагорье Мелькор отдавал мне.
Я сморщилась от боли, на глаза навернулись слезы - хватка у Саурона была железная. Дернулась, пытаясь освободиться. Первый удивленно приподнял бровь, перевел взгляд на свои руки и отпустил меня наконец.
- Он отдает Нагорье, Таринвитис, - повторил Саурон очень тихо, но в голосе звучала такая горечь, что уж лучше бы кричал.
- Но ведь орки остались там. Наши орки. Я как раз...
- Ор-рки? - Саурон зло скривил губы. - Ты думаешь, Мелькора хоть сколько-нибудь интересуют орки, если там сейчас сыновья этого нолдора?
Он привалился к стене, глядя прямо перед собой.
- Когда я нашел Мелькора в ущелье, где на него напала Унголианта, он весь был опутан ее паутиной. Весь, Тарис. С головы до ног, так что не мог даже пошевелиться.
Саурон передернулся от отвращения.
- Музыка на это не действовала, - глухо продолжил он. - Я выхватил кинжал... я кромсал нити, а они не поддавались, липли к лезвию. И все-таки я разрезал их все, Тарис. Я освободил Властелина от этой мерзости. Освободил.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
- А теперь у меня такое чувство, словно все повторяется. Унголианты нет, а Мелькор связан по рукам и ногам. Связан - и даже не борется. Он действует сейчас не по своей воле, Тарис.
- Ч-что?...
Я вздрогнула. Вдоль хребта побежали мурашки. Мне легче было представить море на месте Железных гор или орков, вышивающих серебром, чем Мелькора, который делает что-то против собственной воли.
Страшно.
- Кто, Саурон? - я уже догадывалась об ответе, я знала ответ, но не хотела поверить. - Кто держит его?
- Феанор, - впервые за многие годы Первый назвал нолдора по имени.
- Если бы я мог, как тогда, разорвать путы! - Саурон сжал кулаки. - Если бы я мог, Тарис! Этот Воплощенный - проклятие Ангбанда. Он погубит Мелькора, погубит всех нас. Музыку нашу погубит.
Первый отвел взгляд и еле слышно добавил:
- Если только его не остановить.
- Эти путы не рассечешь, - ответила я так же тихо. - Похоже, Мелькор очень привязан к Феанору, несмотря на всю нелепость подобной дружбы. Тебе пришлось бы резать по живому.
- Иногда, - Саурон испытующе посмотрел на меня, - приходится жертвовать частью, чтобы спасти целое. Мы оба это знаем. Да, больно. Да, тяжело. Но если иного выхода нет...
Я опустила голову.

Псы бежали без лая.
Серые, словно плотные сгустки тумана, они мчались, чувствуя не запах добычи, но тревожащее, будоражащее ощущение, которое заставляло их вздыбливать шерсть и оскаливать пасть.
Впереди было вражье. И оно было добычей.
Ночь и плотный туман - плохие помощники бойцам, но псам Оромэ всё это было не помехой. Они чуяли ненавистную силу, и гнали прямиком.
Они обрушились на орков внезапно, хотя те и ждали нападения.
Разглядеть что-либо в белесой мгле было невозможно. И орки, и псы вынуждены были полагаться на слух и обоняние. И еще - на охотничье чутье.
Те несколько орков, что первыми оказались на пути псов, еще бились в предсмертных судорогах, а их место уже заняли новые охотники Нагорья. В ход пошли боевые топоры и длинные ножи. Кое-кто из псов хрипел, тщетно пытаясь избавиться от удавки, ловко наброшенной на горло.
Орки бились жестоко и отступать явно не собирались.
Кровавые ошметки плоти летели во все стороны, словно два тысячезубых хищника сцепились намертво. Дикая, звериная ярость! Лязг челюстей и хруст костей, злые вскрики орков - почти рычание, и безмолвные удары песьих когтей и зубов. И дальний вой ветра, то пронзительно-тоскливый, то почти насмешливый.
Вой, в котором орки не могли распознать приглушенную песнь нолдорских рогов.
Зато ее услышали псы - и откатились назад за миг до того, как покров тумана разорвали белые эльфийские стрелы.
Несколько орков, хрипя, повалились на землю. Другие врассыпную метнулись прочь, петляя и прячась за деревьями. Кое-кто бросился наземь, прикрываясь трупом собрата или волка, в надежде подпустить стрелков достаточно близко, чтобы метнуть нож.
Нолдор ринулись на них, разогнав лошадей в галоп. Кони Оромэ чуяли орков не хуже, чем псы, они насмерть затаптывали всех, кто лежал на земле, сбивали с ног бегущих - чтобы немедленно растоптать и их.
Всадники коротким ударом копья довершали кровавое дело.
Орки сопротивлялись отчаянно, уже не пытаясь сохранить жизнь, а стремясь лишь достать напоследок своих убийц. Кто-то успевал всадить клинок в брюхо лошади - и через мгновение падал, смятый копытами следующей. Некоторым удавалось попасть ножом по сухожилию коня. Несколько охотников Нагорья сумели вскарабкаться на деревья и спрыгнуть на всадников сверху.
Немногие уцелевшие что есть духу бежали к пещерам.

Я бросила дрова рядом с очагом и вытерла рукавом пот с лица. Не столько вытерла, сколько размазала, правда.
Вот так.
Теперь лучше покараулить снаружи. Как только вернутся охотники с первой добычей, и все кинутся на свежатину, стараясь урвать кусок посочнее, можно будет тихонько улизнуть в лес. Госпожа Тарити говорила, что квын-хаев на этот раз будет много, значит, все мясо сразу в селение не притащат. Успею и наесться досыта и набрать впрок, сколько смогу унести. И вернуться прежде, чем кто-либо приметит мое отсутствие. А тайник у меня надежный, есть где схоронить запасы.
Я усмехнулась, радуясь своей сметливости. Уж сколько раз она меня выручала! Да и сладкий кусок частенько перепадает не тому, кто сильнее, а тому, кто смышленее. Я проглотила слюну: мясо я пробовала всего дважды, и оно куда как вкуснее и зайчатины, и оленины, и медвежатины даже.
М-мя-асо...
Я облизнулась и двинулась к выходу.
- Квын-хаи! - раздались чьи-то истошные крики. - Звери, похожие на волков и безрогих оленей!... Почти всех!.. Еле успел!.. В пещеры!..
Я нахмурилась и ускорила шаг.
И уже почти добралась до выхода, когда меня едва не смела толпа сородичей. Я прижалась к стене, инстинктивно сжав рукоять ножа. Остро пахло потом и кровью, орочьей и чужой. И еще я чуяла терпкий запах страха, какой бывает у добычи перед смертью.
Мы - добыча? Мы?!
И тут же, словно бич, обожгла догадка: чего же еще было ждать тем, кто разгневал Великого? Ослушникам не будет удачи на охоте, покуда они не вымолят прощение у богов.
Ох, надо было мне тогда уйти с госпожой Тарити! Пусть бы и одной.
Я ужом проскользнула между бегущими и помчалась вперед, стараясь держаться посередине в надежде, что тела сородичей укроют меня от кары Великого.

- Тащите сушняк! - приказал Келегорм.
Я невольно вздрогнул. Он почувствовал это.
- Ты против, брат? - он подъехал ко мне. - Ты считаешь, что нужно лезть в эти пещеры?
Я покачал головой. То, что предлагал Келегорм, было единственно верным, но... таким беспощадным.
- Сейчас туман, - решительно возразил Маглор. - Тут будет больше дыма, чем огня!
- Задохнутся, - пожал плечами Неистовый. - Внутри всё равно почти нечему гореть.
Он обернулся к войску:
- Луки к бою! Убивать всех, кто высунется! Дать подтащить хворост!
Туман не был нам большой помехой. Да, мы не видели входы в пещеры, но, пройдя форменосскую выучку, мы чувствовали камень. И, хотя здешний камень был вражьим и почти не отзывался, - всё равно. Мы знали, где входы в пещеры, - хотя видеть их не могли.
- Щитоносцы, закройте тех, кто несет хворост, - приказал я.
"А то еще метнут кинжал или камень. Сушняк беззвучно не подтащишь".
Дробь ударов о щиты подтвердила мою правоту.
- Вы не сделаете этого! - Маглор подъехал к нам с Келегормом вплотную, так что мы даже смогли разглядеть его. - Это бесчестно!
- Честность - с орками? - удивился Келегорм. - Маглор, когда ты бьешь зверя, разве ты думаешь о честном ударе?
- Они - не звери!
- Они - хуже зверей, - сощурился Неистовый. - Звери - творения Яванны. Орки - твари Врага.
- Вы совершаете подлость! Вы уподобляетесь им!
- Мой старший брат и лорд, - Келегорм поклонился мне со всей церемонностью, которая возможна для всадника, - ты велишь мне отменить приказ? Велишь нолдорам биться в лабиринтах орочьих пещер?
- Нет.
- Вы чудовища... - прошептал Маглор.
- Это война, а не состязание красавцев-витязей, - пожал плечами Келегорм.
- Маэдрос, позволь мне увести мою дружину. Перебить задыхающихся в дыму вы сумеете и без меня.
- Уводи.
Конь Маглора отступил на пару шагов и стал невидим в этом белесом мареве.
Келегорм бросил в никуда:
- Заодно посмотри, чтобы из северных щелей орки не выбрались наружу.
Маглор не ответил.
- Готово, командир! - закричал кто-то. - Сушняк у всех входов.
- Зажигайте стрелы! - гаркнул Неистовый.
Через миг рыжие сполохи разорвали пелену тумана.

Орки были готовы к бою. Чтобы войти в пещеры, врагам придется спешиться. И их зверюгам, полуволкам, вряд ли понравятся подземелья. Здесь нет тумана. Зато есть тайные ходы, где удобно укрываться засадчикам. Есть тупики, обрывающиеся в пропасти. Есть камни, которые могут служить оружием.
Орки были готовы к бою. Женщины и подростки - наравне с мужчинами. Детей собрали в одной из центральных пещер под охраной нескольких охотников.
Вожак погиб еще в лесу. Колдун, приносивший очередную жертву, чтобы умилостивить Великого, так и остался на поляне Властителей - с белой стрелой в горле. Что ж, значит, будет новый вожак и новый колдун. И мясо будет. Нежное, сладкое мясо квын-хаев, величайшее лакомство. И тогда милость Великого вернется к народу Горбатой земли. Надо только победить в сражении. Великому не нужны слабые. Великий помогает лишь сильным. Воинам. Охотникам. Хозяевам, способным удержать свои земли.
Орки были готовы к бою.
Но боя не последовало.
В пещеры пополз едкий дым.
Словно длинные белесые щупальца, тянущиеся к жертве, дым проникал внутрь, поверх орочьих голов находя путь к самым отдаленным, самым тайным выходам.
Орки изготовились к драке, ожидая, что квын-хаи вот-вот полезут в пещеры. Дым не дает смотреть, дым отбивает запах, но ведь дым мешает не только охотникам Горбатой земли. Он и врагам мешает.
Однако светло-серые клубы заполнили все вокруг, а враги так и не появились.
- Они не... охотники! - задыхаясь и кашляя, выкрикивал Хрунг, вскарабкавшись на камень. - Они трусливее крыс. Они завалили вход ветками и подожгли.
- Уходить надо, - отрывисто бросил Баргах, прижимая к груди перебитую правую лапу. В левой был боевой топор. - Через узкие лазы.
Он был прав. Шагри отчаянно терла слезящиеся глаза, продвигаясь к дальнему выходу. Да, снаружи там скверное место, осыпи, очень легко сорваться в пропасть, но сейчас выбирать не приходилось.
Рассмотреть что-то было уже почти невозможно. Кто-то из сородичей двинул Шагри локтем под дых. Она согнулась пополам, отчаянно ловя ртом воздух, перемешанный с дымом. Ее толкнули, отшвыривая с дороги.
Только бы не упасть. Упадешь - смерть. Затопчут.
Шагри, задыхаясь и кашляя, наугад заковыляла куда-то. Теперь ее толкали со всех сторон. "Уцелеть! Любой ценой уцелеть!" - и орчанка выхватила нож, ударила вслепую, раз и другой. Кто-то взвыл, инстинктивно рванувшись прочь, и Шагри удалось протиснуться в образовавшуюся брешь. Тут ей повезло: рядом оказалась стена, а в стене выемка, неглубокая, но для нее одной места как раз хватило.
Шагри замерла, вжавшись в холодный камень, не в силах пошевелиться. Со всех сторон раздавались вопли и стоны, проклятия и угрозы в адрес квын-хаев, мольбы к Великому и надсадный кашель. Совсем рядом Шагри кто-то пошатнулся, судорожно зашарил лапами, хватаясь за соседей, но не удержался и упал. Когтистые пальцы царапнули колено орчанки, дернулись и замерли. Хруст костей потонул в окружающем шуме.
"Камень не горит, - твердила себе Шагри, смаргивая слезы и пот, заливающий глаза. - Камень не горит, а дерево сгорает. Через тесные лазы сейчас не пройти. Те, кто уцелеет в давке, попадут на осыпи. Тропа там есть, но узкая, а нас много. Нет, так мне не выбраться".
Орки выносливы, но когда толпа начала редеть, Шагри уже едва держалась на ногах. Орчанка с трудом заставила себя отойти от стены и побрела к проходу, противоположному тому, куда протискивались обезумевшие сородичи. Идти по телам растоптанных было трудно, и Шагри несколько раз едва не свалилась сама, но в конце концов наощупь выбралась в соседнюю пещеру. Дым стал гуще. Орчанку тошнило, и все сильнее кружилась голова.
Дрожащие пальцы коснулись влажных камней. В этой пещере кровь земли сочилась откуда-то сверху, и стены всегда были мокрыми. Шагри облизнула пересохшие губы и вдруг, повинуясь чутью, которое у нее всегда обострялось в минуты опасности, достала обрывок той странной одежды, которую когда-то носил Фенырг. Такими трофеями могли похвастаться лишь немногие счастливцы, которым удалось добыть на охоте квын-хая. Или те, кому повезло выменять либо отобрать драгоценные лоскутки. Считалось, что кусок квын-хайской одежды приносит удачу.
Шагри принялась водить остатком фенырговой рубахи по стене. Тонкая ткань быстро пропиталась влагой. Орочка обмотала голову, оставив узкую щель для глаз. Дышать стало немного легче.
Держась за стены и пошатываясь, Шагри поплелась к выходу.

Их было меньше, чем пальцев на верхних лапах, тех, кто решился прорываться через главный вход. Тех, кто не просто хранил одежду убитых квын-хаев, но и сообразил намочить ее и замотать голову. Грубо выделанная кожа, в которой ходили орки, для этого не годилась.

Воздух снаружи был пропитан влагой, и хворост горел вяло.
Если квын-хаи все еще ждали снаружи, дым и туман должны были укрыть беглецов, а треск веток в кострах заглушить шаги.
Больше всего Шагри хотелось рвануться на волю, расшвыривая горящий хворост. К воздуху, к спасению, к жизни.
Но она заставила себя держаться за спинами сородичей. Снаружи могла ждать засада.

Нолдор держали выходы на прицеле. Несмотря на густой туман, это было легко: оранжевые пятна огня оставались вполне видны.
Лучники знали, что орков они не увидят. Но это и не нужно: отличить треск горящих веток от хруста дерева, через которое перебираются враги, им было более чем легко.
И когда один звук сменился другим, десяток стрел слетел с тетив.
Вслепую.
На слух.

Один из тех четверых, что решились идти первыми, схватился за горло и тяжело осел на горящий хворост. Через мгновение истошно завыл, согнулся пополам и рухнул в огонь тот, что бежал справа от него. Третий метнулся было в сторону, но и его настигла стрела.
Шагри не могла разглядеть этого за клубами дыма. Просто - запахло паленым. И звуки... Этого было более, чем достаточно.
"Великий, - одними губами шептала Шагри, до боли в пальцах стиснув рукоять бесполезного сейчас ножа, - Великий, смилуйся надо мной! Помоги мне выбраться, а я для тебя кого хочешь убью, я тебе всю добычу отдавать буду, себе только самую малость оставлю, чтоб с голоду не подохнуть... спаси, Великий!"
Оставшиеся в пещере медлили, а медлить было нельзя: дым не давал дышать, и сил оставалось все меньше.
Вот, отважился еще один орк... Не разберешь даже, кто. Этот очень старался идти бесшумно, и Шагри содрогнулась, представив, каково красться среди тлеющих веток. Немного поколебавшись, за смельчаком последовали еще трое.
Шагри прикусила клыком губу. Если она останется одна, ей не спастись. Несколько быстрых шагов, и она пристроилась позади одного из крадущихся, стараясь повторять его движения. Под ноги подвернулось что-то мягкое... труп. Стало менее горячо. Орк, который шел впереди Шагри, вдруг судорожно дернулся и начал падать. Орчанка подхватила умирающего под мышки - страх неожиданно придал ей сил - и двинулась дальше, кое-как прикрываясь его телом. Справа раздался короткий вопль: еще одна стрела достигла цели.
"Великий, - беззвучно шептала Шагри. - Пожалуйста, Великий... прошу тебя..."

- Вроде всё, - усмехнулся Куруфин. - Я ждал от них более решительной вылазки.
- Рано радуешься, - одернул его Келегорм. - Это всего лишь значит, что у них больше тайных выходов, чем мы полагали.
- Но Карантир со своими обещал распознать...
- Карантир плохо слышит горы, спетые Врагом. Перепетые... тоже немногим лучше, - по тону Келегорма было заметно, что он жестко усмехается.
- Едем! - решительно сказал Маэдрос. - Орков мы найдем. Так или иначе. Я не вижу смысла дальше сторожить входы.
- Я бы оставил несколько воинов здесь. На всякий случай.
- И за что тебя только прозвали Неистовым? Вот сам и оставайся.
"Не ко времени ты вздумал проявлять властность, брат, - подумал Келегорм. - Оставить лучших охотников там, где они не нужны..."
Но спорить с Маэдросом он не хотел. Поэтому он сказал, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал хоть сколько-нибудь вежливо:
- Мой старший брат и лорд, я выполняю твою волю. Я останусь сам. Один. Мои охотники будут нужнее вам.

Шагри ковыляла вперед, до крови кусая губы, чтобы не взвыть от боли. Под ногами хрустнул сучок - и тут же труп сородича дрогнул в руках орчанки, принимая стрелу.
...Еще шаг. И еще. Дальше.
Не упасть. Только бы не упасть.
Голова Шагри кружилась, руки онемели и начали опускаться, несмотря на все усилия воли.
"Великий... спаси меня..."
Пальцы разжались, и щит из чужой плоти, закрывавший орчанку, тяжело опустился на хворост. Не помня себя от ужаса, Шагри упала на него. Зажмурилась, всей кожей чувствуя острия стрел, готовые вонзиться в ее тело. Прижалась к мертвецу крепче, чем к мужчине в страсти.
"Ве...ликий..."
В этот момент последний орк, который все еще топтался у выхода, не выдержал и ринулся вперед, расшвыривая хворост.

Келегорм ни мига не сомневался, что среди орков найдется хоть один, кто решит воспользоваться шумом отъезжающих трех отрядов.
Неистового уже не интересовали нолдор. Он закрыл глаза (всё равно ничего не видно в этом тумане!) и на миг сосредоточился, как его учил Охотник. Сейчас ему не увидеть - и даже не услышать врага.
"Орки боятся! Сейчас рванут те, кто боятся!" - и почуяв волну страха, Неистовый пустил стрелу в этот сгусток ужаса, отчаяния и надежды.
Предсмертный крик был ему ответом.
Тотчас Неистовый выхватил вторую стрелу, но... он понял, что опоздал. Кто-то выскочил.
Выскочил и...
Тишина.
Нолдор умчались перехватить самых сильных, самых злых, самых живучих орков - тех, кто выберется тайными лазами.
Вход в пещеры стоит стеречь лишь на всякий случай.
Тишина.
Только шипят дрова в сыром воздухе.
Кажется, никто больше не сообразил выбраться этим путем.
Келегорм закрыл глаза. Прислушиваясь? Принюхиваясь? Не то и не другое. Ученик Охотника, он сейчас искал движение. Движение и страх. То, что невозможно увидеть и услышать. То, что Оромэ учил их распознавать.
Он знал, что орк затаился. Наверняка за деревом. Наверняка ждет, пока лучник уедет.
Келегорм почувствовал охотничий азарт. Он знал, что глупо ради одного орка задерживаться здесь, что долг воина и командира - поскакать вдогон своим, самому проверить, чтобы ни один лаз не оказался пропущен... но воин отступал перед охотником, который не мог успокоиться, пока не добьет затаившегося зверя.
"Умный орк. Хитрый. И уже почти не боится. В выдержку со мной играет. Ну-ну..."
Келегорм не стал тратить силы на выискивание. Он, держа стрелу на тетиве, чуть толкнул пяткой лошадь, стремя зазвенело, конь сделал несколько шагов... и орк не удержался, рискнул воспользоваться этим легким шумом как щитом.
Щит оказался ложным.
Стрела сорвалась в полет - и Неистовый услышал крик.
Он было потянулся к копью, но передумал и, разогнав коня в галоп, просто проскакал через то, что только миг назад было добычей - а теперь стало окровавленным комом мяса.
Тишина.
Охотник снова замер.
Один?
Один или нет?
Движется? Движется ли в этом белесом мареве хоть что? Хоть где?
Нет.
Он один.
Один ли?
Страх... Есть или кажется?
Чувства были обострены до предела. Охотник тронул коня, направив его по волне страха как по узкой, едва приметной тропе.
Костер. Почти прогоревший.
Костер. Страх. Неподвижность.
"Умирает. Делать мне больше нечего, как выискивать издыхающего орка! Меня ждет моя дружина".
Неистовый послал коня вскачь - догонять нолдор.

Шагри еще некоторое время лежала не шевелясь. Боялась поверить в свое спасение. Но вокруг было тихо - лишь потрескивали догорающие ветки в костре.
Орчанка кое-как поднялась. Шатаясь, сделала несколько неуверенных шагов на негнущихся, обожженных ногах, каждое мгновение ожидая выстрела.
Выстрела не было.
Шагри доковыляла до кустов, упала на землю, стащила с головы повязку и затаилась, вслушиваясь.
Ничего.
...Встать.
Невозможно.
Встать!
Нет сил.
Встать...
Слишком больно.
Встать - если хочешь жить.
Встать и идти.
Великий помогает лишь тем, кто сам борется за себя.
Туман укрыл Шагри. Туман заглушил ее осторожные шаги.
Туман...

Я не тронул его.
Потому что он был прав.
Или - несмотря на то, что он был прав.
Он просто высказал вслух мои же мысли. Мысли, которые я мог скрывать от других. Но не от себя самого.
- Да свершится воля Властелина, - отчеканил Саурон, склонившись передо мною так, что упавшие волосы закрыли его лицо.
Великолепный удар. Точный. И беспощадный.
Только бессмысленный.
Я промолчал.
И Саурон ничего не стал говорить больше.
Вышел.
Я остался один.
Впервые.
Потому что даже тогда, в Мандосе, я знал, что меня - ждут. И будут ждать столько, сколько потребуется. И ради этого, ради возвращения, стоило жить. Стоило терпеть и хитрить. Стоило рисковать и бороться. Ради соратников. Ради Эндорэ. Ради моей Музыки.
А теперь Поющие Ангбанда молчали. Нет, их мелодии не боролись с моей. Они просто затихли. Словно затаились.
Поющие не способны творить Музыку против воли. Майар остались верны мне - в том смысле, что не пытались мешать. Но и не помогали.
А по Эндорэ разгуливали мои враги. Враги, которых так легко было бы уничтожить и которых я не мог тронуть.
А камни крепости, казалось, вибрировали от медленно закипающей ярости орков. Пока что воины еще слушались командиров. Пока что их удавалось держать в узде, не прибегая к Силе Стихии.
Пока что...
Надолго ли?
О Феаноре я старался не думать. Я и так сделал для него все, что мог. Больше, чем мог. Да и кто я для него, в сущности? Друг? Или просто тот единственный, чья воля только и спасает его народ от истребления?
Единственный.
Один.
Когда-то я мечтал быть - единственным.
Вот и стал.

Я знал с детства: лучшее лекарство от душевных ран - работа. Может быть, я потому и мастером стал, что хотел закрыться от мыслей о смерти мамы и женитьбе отца...
И сейчас я занялся камнями. Занялся, чтобы не думать о боях в Нагорье.
О боях.
Я это знаю точно. Мне не нужно садиться в свое каменное кресло, чтобы это увидеть. Там мои мальчики, я чувствую их.
Там кипит бой.
А я... я аккуратно раскалываю кусок аметиста на маленькие. Узор будет - серебряное кружево, и в нем...
Я ничего не могу изменить. Эту войну уже не остановишь. Напрасно Мелькор уверял меня, что он это сможет. Напрасно. Со мной он был честен - но себя обманул.
Н-нет, никакой воли не хватит, чтобы думать сейчас о работе! А Мелькору сейчас еще тяжелее, чем мне: ведь это его орки гибнут под нолдорскими мечами.
Молчит. Не отзывается. Словно не слышит. Или - действительно не слышит?
Но из-за чего?! Из-за орков Нагорья?
Или...
Саурон. Его взгляд я не забуду - такую ненависть я увидел впервые.
Но Саурон - первый помощник. Друг Мелькора, как и я.
Значит, Мелькор сделал свой выбор.
Выбор между мной и Сауроном. И не в его пользу.
Гордость глупая, да уймись же! Чему тут радоваться?! Я сам в Амане делал то же! Я сам ради дружбы переступил... да, но к своим я был почти равнодушен, а для него они - друзья. Соратники.
А сейчас он один. Закрыт ото всех.
Я этого не допущу.
Мелькор, мы с тобой умеем стоять вдвоем против всех. Мы это делали в Амане, сделаем и в Ангбанде. Какая, в сущности, разница, где быть вдвоем против всех?!
Ты не хочешь отзываться. Ты хочешь вскармливать сердце тоской. Прости: не позволю.
Ты об одном забыл, друг мой: ты дал мне в руки Силу. Твою Силу. Венец.
Надеть его - и ты услышишь меня. Хочешь ты того или нет.
Мелькор! Мы вместе. Пока мы вместе - мы можем противостоять всему. Даже разладу с близкими, больнее которого нет ничего.
Мелькор, мы вместе.
Брат мой!

Ответ пришел не сразу. Далеко не сразу.
Но все же пришел.
Разрешение.
Разрешение прийти. Разрешение быть рядом. Если Феанор пожелает.
Разрешение.
Но не более того.
Мастер ожидал какого угодно ответа (да хоть никакого!) - но не этого. Ледяная сдержанность Мелькора оглушила нолдора - как ведро воды на голову вылили.
На миг Феанор вспыхнул яростью, но тут же заставил себя успокоиться. "Ему - тяжелее. Жертвует - он".
Пламенный медленно снял Венец и пошел к Мелькору.

Темный Вала был по-прежнему у себя в кабинете. Та же комната, только теперь она стала заметно меньше, словно сжалась. Даже потолок опустился совсем низко - лишь на две ладони выше головы Мелькора, стоявшего у окна.
Тяжело. Давят стены. Давит темнота. Светильники горят еле-еле, их умирающее пламя почти не рассеивает мрак. И угли в камине давно остыли.
Мелькор не обернулся, когда Феанор вошел.
Тот на миг задержался, тихо и плотно закрывая дверь. Бесшумно пересек кабинет, подошел к Темному Вале, положил руку ему на плечо.
Ладонь друга. Тяжелая и сильная. Ободряющая этим простым пожатием.
- Туман, - сказал Мелькор. - Ничего нельзя разглядеть.
Лица его Феанор не видел.

Пламенный закусил губу и не стал говорить о том, что с вершины Бесснежной теперь всё можно увидеть отлично, никакой туман не помеха. Да и туман этот (понял он мгновение спустя) - создан Мелькором.
Не хочет видеть.
Не хочет.
Да и не в орках дело.
Кожей чувствуешь, что воздух в кабинете разодран в клочья недавней ссорой.
Феанор снова сжал плечо Мелькора. Я с тобой. Что бы ни было.
Вала молча положил свою ладонь сверху.
Феанор проглотил комок в горле.
Ему хотелось сказать... но каждая фраза, которая рвалась быть произнесенной, имела один и тот же смысл: "То, чего ты не можешь доверить своим майар, ты можешь доверить мне".
"То, чего ты не можешь доверить своим майар..."
Этого говорить не стоило.

Глупцы...
Проклятые глупцы, я же пытался спасти вас!
Даже когда вы нарушили мой приказ. Даже когда вы отказались уйти с Тарис.
Все равно.
Я пытался. Я сделал все, чтобы заставить вас покинуть Нагорье - хотя бы из страха перед гневом Стихии.
Да, потом в Ангбанде я казнил бы каждого десятого в назидание прочим. Но остальные - остальные могли бы жить.
Девять из десяти.
Теперь не останется ни одного.
Никого не останется!
Потому что вас, несущих память о гибели народа Соснового нагорья, нельзя пускать в Ангбанд.
Потому что вы станете искать мести. Потому что другие орки возжелают того же.
И поднимется смута. А я не могу допустить смуту.
Не могу.
Вороны кружат над Ард-Гален...
Прежде я следил за долиной, надеясь увидеть тех, кто все-таки образумился. Кого заставили задуматься слова Таринвитис.
Потом я искал тех, кого должен был гнать страх. Сначала - страх перед моим гневом: недаром же я послал вам метель ранней осенью. Затем - страх перед землетрясением.
И позже я все еще ждал. Ждал тех, кто воспользуется туманом, чтобы уйти вовремя.
Ни один не воспользовался.
И теперь я снова вглядываюсь в серовато-зеленую даль Ард-Гален.
С надеждой.
С надеждой, что нолдор перебили вас всех.
Что мне не придется доделывать их работу.

...Две дюжины.
Я подожду немного. До сторожевых постов еще далеко. Они не успеют заметить.
Я сделаю все, как надо.
Просто - еще повременю.
Немного. Совсем.
Должен же я убедиться, что это - все. Все, кто выжил.

...Пора.
Дольше тянуть нельзя.
Вы облегчаете мне задачу. Вам страшно, вы жметесь друг к другу, вы идете вместе... это удобно. Удобнее всего для меня.

Вы умрете быстро. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы это было так. Чтобы вы не успели понять ничего.
Просто - земля внезапно уйдет из-под ног. Уйдет, чтобы сомкнуться над вашими головами, когда вы провалитесь в пропасть.
Я все сделаю быстро.

Феанор почувствовал, что ладонь Мелькора, лежащая на его руке, вздрогнула и напряглась.
Чуть-чуть.
- Что? Что еще случилось? - участливо спросил Пламенный.
- Да... - сказал Темный Вала. - То есть... нет.
Помолчал немного. Потом повернул голову, так что Феанор смог увидеть его лицо. Глаза Мелькора были закрыты.
- Ты что-то спросил?
Пламенный вдруг понял. Или - ему показалось, что он понял.
Ему совершенно расхотелось повторять свой вопрос.
- Н-нет, ничего.
Только его пальцы сильнее стиснули плечо друга.