Альвдис, Тэсса.
После Пламени, том 2. Предварительный вариант
Глава 3. Слуга

- Маэдрос!
Едва послав призыв, я тут же оборвал себя. Кому я кричу? О чем хочу просить его?
После Тангородрима любой на месте Маэдроса будет думать только о мести!
О мести - но не только Мелькору. О мести - мне. Отцу, пославшему сына на муки.
Да, сначала я был вне себя от ярости, а потом не нашел другого выхода. Искал, не искал - поздно судить. Не нашел.
И всё-таки, Маэдрос, пойми: если ты начнешь войну, ты не достигнешь ничего. Мелькор не станет воевать против вас. Отыщет способ.
Ты даже поражения не достигнешь, мой упрямый сын.
Маэдрос, пойми это!
Не хочешь отвечать мне - не отвечай. Пусть. Речь сейчас не о моей гордости. Речь - о нашем народе.
Я не могу сказать тебе ничего нового, мой гордый, дерзкий, несгибаемый сын. Я могу лишь повторить: не затевай заново бессмысленную войну. Твоему отцу понадобилось проиграть ее, чтобы осознать, до какой степени она бессмысленна.
Не начинай этой войны снова, Маэдрос.
Прошу тебя.

Властелин...
Снова и снова я собираюсь говорить с тобой об этом - и откладываю.
Боюсь?
Да, возможно. Только не тебя, не твоего гнева, не кары за неповиновение.
Я боюсь равнодушия.
Боюсь снова увидеть пустоту в твоих глазах. Холодный пепел вместо огня.
Боюсь опять почувствовать: это не ты. Не тот Мелькор, которого я знал прежде. Не тот, кто дерзко сломал общую Песнь, чтобы начать свою Тему. Не тот, кто один противостоял четырнадцати Старшим - и побеждал. А если и проигрывал, то находил в себе силы подняться и продолжить борьбу. Даже из Амана, даже после заточения в Мандосе ты сумел вернуться. И отомстить - сумел.
А теперь...
Теперь враги безнаказанно разгуливают чуть ли не под стенами Ангбанда. И до стен бы, пожалуй, добрались, если бы не наши патрули.
Только вот - зачем тебе пленники, Властелин?
Орков гораздо проще заставить работать, орки сильнее, и их у нас много. А за каждого захваченного нолдора приходится платить несколькими воинами Ангбанда.
Гораздо проще было бы убивать.
Но убивать ты не хочешь.
Ты не желаешь воевать с нолдор. Ты лишь отбрасываешь от границы наиболее зарвавшихся. А граница эта так близко к Ангбанду...
Слишком близко.

Война не началась.
Ей не было нужды начинаться.
Война уже шла.
Без серьезных сражений, без попыток захвата вражеских крепостей, без сколь-нибудь важных событий.
Лишь мелкие стычки на границах, когда сталкивались дозоры. Несущественные потери. Небольшие даже для нолдор, а уж для Ангбанда и вовсе неощутимые. Малая кровь.
Нолдор не брали пленных.
Орки - брали.
Брали, хотя за каждого врага, захваченного живым, приходилось платить несколькими убитыми.
Брали.
И уводили в Железную крепость.
В рабство. Или на мучительную смерть. Во всяком случае, пойманные обратно не возвращались, а мешок, который когда-то доставили Финголфину, был красноречивее всяких слов.

Чего мне ждать?
Финголфин пока ведет себя осторожно. Закрепился в Хифлуме. Выставил посты на границах. И всё.
Пока - всё.
Сообразил, что Ангбанд не по зубам ему? Хм-м, вряд ли. Финголфин нолдо, а нолдор по части упорства, пожалуй, даже со мной соперничать могут.
Ждет, пока воины отдохнут после льдов? Похоже на то. А еще похоже, что новоиспеченный король (как же мне хотелось отправить к нему гонца с поздравлением, когда мне доложили о переходе власти у нолдор! игра ума, конечно, не больше, но как хотелось!) надеется получить подкрепление. От эндорских эльфов. Пожалуй, надо будет помочь ему в этом нелегком деле. Синдар не пожелали признать меня Властелином - отлично, я уважаю их выбор. Они будут служить мне иначе.
В качестве удобных врагов для моих орков.
Та-ак, ну, с Финголфином разберемся, а вот Семеро...
Маэдрос отказался от верховной власти, но остался старшим для своих братьев.
Пока остался. Сохранит ли он свое влияние на остальных после того, как отдал корону Финголфину?
У Маглора изумительной красоты голос - сам слышал, - но этим достоинства второго сына Феанора исчерпываются. Маглора можно в расчет не принимать. Мнения близнецов никто не станет спрашивать, это понятно. Карантир и Куруфин, сколь я знаю, слушаются Келегорма.
Итак, третий сын. Нетрудно догадаться, как поступит ученичок Оромэ, если дорвется до власти. И это создаст мне трудности.
Значит, надо, чтобы власть оставалась у Маэдроса. Надеюсь, ему пошел на пользу урок, полученный в Ангбанде.
Знать бы еще, как этот мальчишка относится сейчас к Феанору.
Все еще любит?
Ненавидит?
Боится?
И чего мне ждать от него?

Двое орков, сидевших чуть поодаль от феаноровой двери, при появлении Властелина поспешно вскочили и вытянулись.
У ног воинов Ангбанда осталось лежать несколько обломков костей, которые орки не успели спрятать. Играли, значит. Дети Диссонанса умели придумывать игры, и Мелькор считал это очень полезным. Развлечения у орков, конечно, грубые и примитивные, но хорошо, когда рядовые воины хоть иногда шевелят мозгами, а не только конечностями. Игры в Ангбанде не поощрялись, но и не были запрещены. Зато если орк придумывал правила или чаще других побеждал, по какому-то странному совпадению, он вскоре получал задание лично от Повелителя Саурона, а то и от самого Властелина. И если справлялся, повышение по службе было ему обеспечено.
Мелькор выразительно покосился на кости и с удовольствием отметил, как изменилась музыка Воплощенных. Боятся. Хорошо. Правильно.
Орки, которым приказано было прислуживать Феанору и выполнять его поручения, как правило, оставались без дела. Пламенный недолюбливал Детей Диссонанса. Что ж, его право. Слуг ему предоставили, а уж как их использовать, ему решать.
Дверь распахнулась, повинуясь воле одного из двоих, которые способны были открыть ее. Мелькор переступил порог, скорее ощутив, чем услышав за спиной вздох облегчения.
Феанор сидел за столом в мастерской и работал, похоже, над будущим светильником. Темный Вала устроился в соседнем кресле. Ни слова не сказал - просто следил за руками нолдора.
Пламенный тоже молчал и казался поглощенным работой. То ли и впрямь этот фигурный край светильника был так важен для него, то ли нолдору хотелось оттянуть начало разговора.
Это молчание вдвоем в мастерской... оно так напоминало о прошлом - и не об Амане даже, а о том, что было до Восхода. До войны.
А заговоришь - и разрушится хрупкая гармония, пылью рассыплется. Сидеть бы так и дальше, следя за рождением нового узора. Просто сидеть вдвоем - как будто нет боев на границах, нет вопросов, которые необходимо выяснить, нет решений, которых от тебя ждут.
Сейчас ждут.
И бесполезно тратить время, и нельзя прятаться от действительности.
Нельзя.
Но ведь можно - немного подождать. Только до тех пор, пока мастер не закончит очередной завиток. Ведь от этого ничего не изменится, правда?
Совсем чуть-чуть...
- Ты видел Маэдроса, - Мелькор все-таки заставил себя заговорить.
Только взгляда на Феанора не поднял. На руки мастера смотрел. На светильник.
Феанор молча покачал головой - то ли отрицал, что видел сына, то ли отказывался говорить о делах.
- Ты видел Маэдроса, - повторил Вала настойчивее.
И посмотрел в глаза нолдору. Уютная тишина мастерской не могла укрыть от войны, идущей снаружи. От войны нельзя было спрятаться. Но ее можно было подчинить себе.
- Ты видел его, Феанор. И ты можешь помочь мне.
- Не видел, - снова покачал головой мастер. Незаконченный светильник остывал, забытый им. - Не видел, в том-то всё и дело. Мальчишка закрывается от меня. Делает вид, что не слышит моего зова.
- Ты говоришь об осанвэ.
Мелькор не собирался щадить Пламенного. Не мог щадить.
- Но ты проводишь много времени на Шестой Южной. Ты научился использовать Венец, ты смотришь на своих сыновей. Расскажи мне о том, что тебе удалось узнать.
Темный Вала коснулся кончиками пальцев руки мастера, лежащей на столе.
- Ведь ты понимаешь, зачем это нужно, друг мой.
Феанор непроизвольно сжал его руку и заговорил, глядя в стену.
- С Бес... в общем, из своего кресла я видел только то, что ты и так знаешь. Они забрались в восточные горы. Это всё, что я видел. Маэдрос не хочет говорить со мной. Но... - Феанор сощурился и наконец посмотрел на собеседника, - своим молчанием он проговорился.
Один из фитилей двух горящих светильников на столе слегка затрещал. Феанор протянул к нему левую руку, чуть поправил, не обращая внимания на огонь, оставляющий копоть на пальцах.
- Понимаешь, - теперь он смотрел Мелькору в глаза, - если бы Маэдрос ненавидел меня и твердо решил идти на Ангбанд войной, он бы не преминул хоть как-то ударить меня своей ненавистью. Поверь мне. Если Маэдрос идет против меня - он это делает открыто. А он не захотел говорить со мной. Это значит, что против Ангбанда - против меня - он воевать не будет.
- А послушаются ли его братья - теперь? - спросил Мелькор. - Ты ведь знаешь, что сделал Маэдрос... перед походом.
- Послушают ли? а куда ж они денутся? - невесело усмехнулся Феанор. - Он старший брат и этим всё сказано. Во всяком случае - для нолдор.
"Перед походом он признал королем Финголфина. - Феанор глядел в пляшущее пламя. - Назло мне? Вряд ли. Назло мне он повел бы войска на штурм. Ради мира между нолдорами? Возможно... Полезный шаг. Отрезвляет даже самые горячие головы. Но скорее всего - не то и не другое. Мой брат будет законным королем, только если я мертв. Маэдрос для всех подтвердил факт моей смерти... как я нужен мертвым тебе, мой верный сын!.."
- Ты отец ему, и все же он пошел против тебя.
Мелькор стиснул свободную руку в кулак. Менее всего ему хотелось сейчас быть жестоким. Но следовало выяснить все.
- Если Маэдрос не пожелает воевать с Ангбандом, сколько времени пройдет прежде, чем младшие братья от него отрекутся? Келегорм, например?
Феанор дернулся, но почти сразу овладел собой.
Заговорил спокойно:
- Значит, ты нас совсем не понимаешь... Старшинство для нолдор - это не сила, идущая извне и подчиняющая. Это то, на что мы опираемся. Мы все. Нолдо редко противится воле старшего, но даже если это происходит... можно не исполнить приказ, редко, очень редко, но можно. Но совершить поступок, противоречащий воле старшего, - нет. То, что Маэдрос сейчас не начинает войну, - доказательство тому.
Пламенный помолчал.
- А Келегорм... он не пойдет против воли Маэдроса. Наверняка он будет пытаться переубедить его - но на большее он не способен. Маэдрос не разрешит, а Келегорм не пойдет на прямое нарушение воли старшего брата. Поверь, я всё-таки знаю своих сыновей.
Мастер почувствовал, что лукавит. Что знает сыновей гораздо меньше, чем пытается доказать и Мелькору, и себе. Что годами был безразличен к ним, и сейчас это может обернуться бедой.
- Ты знал своих сыновей, Феанор, - возразил Мелькор. - Знал в Амане. Знал, когда высаживался на берегу Эндорэ. Но знаешь ли ты их теперь? Их, потерявших отца. Прошедших через войну. Ожесточившихся. Ты видел, что они сделали на Сосновом нагорье?
- На Сосновом нагорье? - Феанор приподнял бровь. - Если ты спрашиваешь меня именно как их отца, то я отвечу: ничего особенного они там не сделали. Они убивали в Альквалондэ своих сородичей. В Нагорье они убивали своих врагов.
Этой нолдорской холодности тона хватило ненадолго.
Пламенный опустил голову, проглотил комок в горле:
- Мелькор, я видел, что они сделали. Более того, я это предвидел. Но я знаю... не только то, что делали они. И это я тоже - предвидел.
Мелькор непроизвольно попытался высвободить руку, которую все еще держал Феанор.
- Ты... но как? Ты же в тот момент был...
Феанор предпочел это понять как вопрос о сыновьях. О том, что уцелевших орков добил сам Мелькор, Пламенный не подозревал, и замешательство Темного Валы воспринял как нежелание говорить о судьбе нолдорских пленных. А уточнять, о каких именно ангбандских жестокостях он знает, Пламенному не хотелось.
- Если быть точным - не видел. Чувствовал. Но, судя по всему, ничуть не ошибся.
Недолгая тишина.
- К чему этот разговор, Мелькор? Я сказал тебе всё о том, как поведут себя мальчишки. Не лучше ли помолчать?
Некоторое время Темный Вала внимательно разглядывал заготовку светильника. Судьбу беглецов из Соснового нагорья он обсуждать уж точно не собирался. Ни с Пламенным, ни с кем-либо еще.
Ни обсуждать, ни лишний раз вспоминать об этом.
- Ты сказал: нолдо не может совершить поступок, противоречащий воле старшего, - он в упор посмотрел на Феанора. - А как же ты сам?
Феанор закусил губу.
Вот так напомнить об отце… лучше бы ударил.
Не о мертвом отце больно вспоминать. О живом. Об искусном лавировании. О сетях безмолвной лжи.
Впрочем, вспоминать стоит вслух - самому всё равно, но это - ответ на вопросы Мелькора.
Феанор подпер щеку правой рукой; пальцы непроизвольно коснулись шрама от когтя Унголианты.
- Запрет запрету рознь, Мелькор. Есть прямой однозначный запрет. С ним сын поделать ничего не может. Маэдрос, как ты видишь, не воюет против Ангбанда: отец запретил. Против… - пауза, долгая, тяжелая, как камень на шее, пауза, - … Ангбанда.
Тишина. Всё и так ясно. Слишком ясно.
- Я сам делал иначе, - Феанор отвел взгляд, рассматривая огонек светильника (пламя, словно по приказу, поднялось выше). - Я не давал отцу возможности произнести слова однозначного запрета. Это была… - брови Пламенного сошлись, - игра, ловкая игра, о которой я не хотел бы вспоминать. Равно как и вообще говорить о моем отце. Если позволишь.
Тишина.
В ничем не забранные окна кабинета врывается северный ветер. Сквозь приоткрытую дверь его тяжелые вздохи доносятся сюда, в мастерскую.
Пламя светильников дрожит.
- Но речь не о моем отце. Речь о мальчишках. О Маэдросе всё уже сказано: он не будет воевать против Ангбанда. Но воевать - будет. Прости за прямоту, но - мы сейчас говорим о том, что будет, а не чего бы мы хотели.
Тишина.
- Теперь - Келегорм. Я уверен, он не знает, что я жив. Пытаться заговорить с ним я даже и не буду: сочтет ангбандским мороком. - Феанор снова потер пальцем шрам на щеке. - Для Келегорма я мертв и моя воля для него - война. Но, - он посмотрел на Мелькора, - как ты мог заметить, Келегорм сидел в Хифлуме достаточно тихо. Думаю, потому, что против войны был Маглор.
Феанор опять замолчал, собираясь с мыслями.
- Мелькор, попытайся представить это так. Некто, с кем тебе уже не встретиться, подарил тебе хрустальный бокал. Красота рисунка и память о друге. И вдруг - бокал разбит. Вдребезги. Ты сохраняешь самый большой осколок - на память.
- Посуди сам, - продолжал Феанор, - нужен ли тебе этот осколок? Есть ли польза от него? Нет. Скорее наоборот - можно порезаться об острый край. Но, утратив целое, ты хранишь ненужную часть. Ради памяти о целом.
- И то же самое у нас… у мальчишек, - Пламенный поправился, - с послушанием старшим. Это “осколок бокала”. Маэдрос заменил братьям меня. Они будут слушаться его. Всегда. Даже вопреки пользе дела и здравому смыслу, Потому что это - последняя часть той, прежней жизни. Разбитой.
- Мне трудно это понять, - покачал головой Мелькор. - Хранить такой осколок - только лишний раз причинять себе боль. Это неразумно. Разве что, - белоснежные зубы блеснули в ухмылке, - перерезать им глотку тому, кто разлучил с другом. О, да! Ради этого я стал бы его хранить.
Встал, прошелся по комнате.
- Извини, - сказал, наконец, снова повернувшись к Пламенному лицом. - Порой наши мелодии звучат слишком по-разному. Я не хотел обидеть тебя.

Лестница на вершину Бесснежной.
Уже привычно.
Следить за своим сыном. Воронов-то он перестреляет… редкий ворон долетит до нолдорской крепости. И уж точно - ни один не вернется.
Я теперь у Мелькора вместо ворона. Черная одежда… ветер откидными рукавами играет - чем не крылья?
Хватит!
Глупости думаю.
Быть хоть вороном, хоть кем - лишь бы сдержать войну.
Я должен добыть подтверждение своим словам. Собственными глазами убедиться, что Маэдрос войны не начнет.
Гм… знал бы, что придется смотреть на восток, - так хоть сделал бы это кресло на юг развернутым, что ли… Впрочем, нет никакой разницы, куда глядят мои глаза. Не ими смотрю.
Маэдрос…
На всех землях, где есть след Силы Мелькора, я буду мыслью искать тебя. Осанвэ мне не поможет, хотя мы с тобою, сын мой, наверное, единственные, кто способен держать осанвэ по разные стороны Железных гор. Но ты не хочешь слышать меня. Что ж, эта вершина, эти переплетенные линии Силы дадут мне увидеть тебя - и уж тут тебе не отгородиться!
Маэдрос, где же ты?..
Что?!
Я?!
Не может быть!
Это же я, я сам. Я, такой, каким я был недавно, руку протянуть - насколько недавно, каким я был до Ангбанда, до того, как впустил в свое сердце Тему, которую всегда отрицал; я прежний - верящий в себя и в незыблемость своей веры.
Я был таким - и уже никогда…
Пер-рестать!
Пальцы стискивают камень подлокотников. Я возвращаюсь к реальности, но волна этой силы - моей силы, поднявшейся вдруг из недостижимого прошлого, - эта волна не слабеет.
Палантир.
Кто-то смотрит в палантир. И смотрит не на Ангбанд. Не на Врага. На меня.
Маэдрос.

- Отец!
Глаза в глаза. Так близко - сколько лет я не видел тебя так близко.
Отец, что с тобой?! Ветер, вершина горы - ты что, теперь прикован вместо меня?!
Н-нет, это не Тангородрим. И каменное кресло…
Не молчи, отец! Я с тобой, я здесь… нет, в-валары, я совсем не “здесь”, ты один в этих проклятых горах, а я на Химринге, но - хоть поддержать тебя, сделать для тебя хоть что-то…
- Маэдрос…
Палантир жжет мою ладонь. Видеть отца и быть не в силах помочь!
- Отец, что Моргот сделал с тобой?!
- Нет, Маэдрос…
Твои губы шевелятся, твой голос звучит в моем сознании.
- Нет, Маэдрос. Ничего.
- Ничего?! Но это кресло, к которому ты прикован?
- Не прикован. Я сам его сделал.
- Сам?!
Складки на твоем лице разглаживаются. И голос - он становится ровным и спокойным. Его я слышал все те годы, что провисел на Тангородриме.
- Я не пленник, Маэдрос. Ничего не изменилось. Ничего. Я счастлив, что ты смог освободиться из-под пытки, и я никогда не прощу себе, что позволил Мелькору…
- Предатель!
Размахнувшись, я швырнул палантир наземь. Он вылетел из палатки и покатился вниз, по снежному склону.
Гнусный, подлый предатель! Сын, забывший отца; отец, забывший сыновей! Да падет проклятие Мандоса на тебя, отступник, изменник, лжец, клятвопреступник!
Я никогда больше не прикоснусь ни к одной твоей работе. Я никогда не возьму в руки… в руку! - и руки я лишился из-за тебя!..
В палатку всунулась услужливая морда.
Ну… то есть… не “услужливая” и не “морда”, а любящее и участливое лицо… ой, да это же Маглор!
Не узнал.
- Что тебе?
- Палантир… вот он… Что с тобой, брат?
- Ничего.
Уйдешь ты или нет? Не уходишь. З-заботливый не вовремя.
- Я смотрел на Ангбанд. Да, смотрел! И нечего меня безумцем называть. Слушай. И братьям передай.
- Что? - замер. Ждет, выдохнуть боится.
- В ближайшее время нападения Моргота не будет. Совершенно точно. А теперь - оставь меня. И палантир унеси. Это приказ.

Раз мой мальчик кричит о ненависти, значит, он не готовит атаки. Тот, кто решился вести войну, - холоден. Чем больше криков - тем меньше дела.
Я был прав. Как всегда - прав. Я был уверен, что Маэдрос не начнет… прав, прав… я был прав.
Только очень больно кусает ледяной ветер лицо, залитое слезами.
Соленый лед впивается в кожу.
Я был прав. Надо спуститься и сказать Мелькору, что я прав.
Надо встать. Заставить себя встать.
И идти.

“Предатель...”
Я снова и снова воскрешал в памяти перекошенное от ненависти лицо Маэдроса.
Предателей не прощают.
Предателям мстят.
Мстят тем более жестоко, чем сильнее была привязанность.
Мне ли не знать.
Только - я не кричал тогда. Не проклинал. Не обвинял.
Действовал я.
Молча.
И Феанор, когда явился в Эндорэ, так же молча нанес бы мне смертельный удар, будь у него такая возможность.
Ненависть Маэдроса прорвалась криком.
Ненависть.
И любовь. Уж мне-то известно, насколько порой сливаются эти чувства - не отличить почти, не разделить.
А еще - бессилие.
От бессилия он кричал, от отчаяния.
Знает, что не сможет воевать против отца.
А значит, и против Ангбанда.
Против меня.
А еще он знает, что решение принимать ему - иначе не бесился бы так. Переложил бы ответственность на братьев, и все.
Феанор прав: его сыновья не начнут войны.
На этот счет я могу быть спокоен.

Ледяной ветер рвет мой плащ, но я даже не пытаюсь укрыться от этих волн холода, обжигающих сильнее любого огня.
Не пытаюсь - потому что не пристало вождю проявлять слабость. И еще - потому что сейчас мне не холодно.
Сейчас, когда на меня устремлены тысячи глаз нолдор, стоящих по склону.
Как на отца когда-то.
В первом ряду - мои братья.
Спасенный Фингоном, до сего дня я был обузой. Вождем по праву рождения, к словам которого вынуждены прислушиваться. Но сегодня…
У меня, однорукого, огрызка воина, есть то, чего нет ни у одного из бойцов. У меня есть знание о Враге.
И они это чувствуют. Они хотят, чтобы я стал настоящим вождем - и я им стану!
Я не солгу вам, братья мои. Я не солгу вам, народ мой. Но я жестко отмерю долю правды.
- Нолдор, внемлите! Я глядел в палантир. Я мыслью проник в самое сердце Ангбанда. И я говорю вам: Враг не спешит с нападением. Впереди у нас годы, десятки лет, которые надлежит потратить на подготовку к войне.
Глаза Карантира горят. Отлично. Вот и нашлось ему дело… подальше от меня.
- Карантир, брат мой! Твои горы ждут тебя! Возведи крепости. Построй мастерские. Выкуй оружие, достойное нашей мести.
Келегорм ускачет на охоту и сам… да и остальные найдут, чем заняться.
Осталось только навеки запечатать тайну.
- Запомните, о нолдор! Я - был в Ангбанде. Я - смотрел Морготу в глаза. Я - знаю способ так настроить палантир, чтобы Враг не распознал прикосновения моего взгляда. Я способен выведать его тайны и не выдать своих. Вы - нет.
Тишина. Тишина согласия.
- И волею старшего сына… волею старшего в Доме Феанора я отныне запрещаю вам направлять палантиры на Ангбанд!
Я чуть обернулся к северу. Сейчас, в миг моего торжества, в миг, когда я обретал подлинную власть, я не мог не обернуться туда, к отцу… Даже палантир был не нужен.
К отцу, которого я не могу ненавидеть. Хотя должен.
“Ну? Ты этого хотел?”
И мне почудилось… это была его высшая похвала: молчание - и волна одобрения.
Наверное, мне это только почудилось.
Ворон, каркая, пролетел надо мной.
Случайность? Знаю я эти случайности. На Тангородриме насмотрелся.
Что ж… так или иначе - отец узнает о моем поступке.

- Властелин, у нас будут трудности. В армии и так зреет недовольство, а твой приказ усилит его.
Мелькор приподнял бровь: продолжай, мол.
- За каждого пойманного эльфа придется платить несколькими орками, не считая раненых. Воины захотят мести.
Темный Вала прищурился и чуть кивнул.
- Прикажи отдавать им хотя бы часть пленников, - Саурон шагнул вперед. - Властелин, я заставляю орков повиноваться. Силой. Страхом. Но ты ведь сам всегда говорил...
- Ты же докладывал, что нолдор сумели объединиться с местными, - перебил его Мелькор. - Вот и отдавай оркам синдар. Я разрешаю.
- Властелин, для орков все эльфы одинаковы. Музыку-то они не слышат.
- Л-ладно. Отлови для начала с десяток разных. Выведи на плац и собери воинов. Я им сам объясню.

Их было одиннадцать. Мелькор неспешно оглядел пленников, одновременно вслушиваясь в их мелодии. Потом по его знаку маленькую группу разделили на две части: восемь нолдор и трое синдар.
- Смотрите и запоминайте, - негромкий голос Темного Валы был слышен по всему плацу. - Те, что в кожаных доспехах и с черными волосами - моя добыча. Этих доставлять в Ангбанд целыми. Остальных можете брать себе.
- Властелин, - отважился один из сотников. - Но ведь на других тоже кожа.
- Внимательнее глядите. У них доспехи из кожи и железа, а у заморских - только из кожи. И ни на руках, ни на шее у местных нет металлических побрякушек, которые так любят цеплять на себя пришлые. Волосы у синдар - русые, серебристые или каштановые.
- А желтоволосых кому?
- По доспеху определите, - отрезал Мелькор. - И вот еще что: если изловите эльфа, который в металле весь, - беречь пуще собственной шкуры. За таких награждать буду.

Время… странная штука. Казалось бы, что такое здешние сто лет против аманских? Десять лет, не заметишь, как и промелькнули.
Только вот нынешняя сотня, пожалуй, за тысячу лет Древ сойдет.
В Амане мне не доводилось меняться так, как здесь.
Сказал бы мне кто-нибудь, что я буду терзаться при мысли о “малой крови” - высмеял бы. Малая, немалая… если кто-то должен заплатить жизнью за наше… за мое дело - он умрет! Так я считал еще недавно.
Совсем недавно. Жизнь тому назад.
А сейчас я ищу способ помочь этим несчастным синдарам, виновным только в том, что оркам велено не трогать нолдор.
И ведь понимаю, что неправ! Что если бы велась война с нолдорами, то и по всем синдарам она прошлась бы. Кроме Дориата.
Я неправ. Я всегда хочу всего. Если войны - то против всего Эа. Если мира… гм.
А вот Мелькор прав. Научил орков пленников по доспеху различать. Занятное различие.
Всё-таки мы, нолдор, все такие. Доспех для нас - либо тяжелый боевой, либо легкий разведный. Заставщики не носят стали, им важнее легкость и быстрота. Похоже, это действительно помогает - как ни мало синдар на нынешних границах, а среди пленных их… заметно.
И лучше не думать о том, что творят с синдарами орки.
Мне надо думать, что со своими пленными делать.
“Своими пленными”.
З-звучит.
Я невольно потер шрам, оставленный когтем Унголианты.
(Это всё больше входило в привычку: тереть его, когда не можешь найти ответа на вопрос.)
Итак, я сейчас спущусь к нолдорам. К пленным.
Пленным - как я когда-то.
Только я - смог перестать быть пленным. Я принял то, что мне предложил Мелькор.
Мне это было просто: в Амане он был моим другом и в Ангбанде снова стал им.
Что я смогу предложить нолдорам, чтобы они перестали быть пленными?
Что?
Что я скажу им - ненавидящим Врага? Им - попавшим в плен из-за меня. По моему слову.
В плен.
Но если бы не мое слово, они были бы все мертвы. И не только они.
Поймут ли они это?
Сумею ли я объяснить им?
Не знаю.
Боюсь идти вниз. Боюсь говорить с ними.
Не знаю правильных слов.
Но должен найти.

Феанор медленно шел к нолдорам.
Оставалось только радоваться, что винтовая лестница вниз - такая длинная. Есть время, чтобы собраться с мыслями, пока спускаешься от вершины до основания одной из самых высоких башен Ангбанда.
Идти надо было к северо-западным пещерам. То ли отроги гор, то ли выселки крепости... туда отводили пленных.
Пламенному стоило некоторых усилий убедить Мелькора не делать для захваченных нолдор ничего. Не перепевать горы, творя жилища и мастерские.
“Пусть всё сделают сами, - сказал тогда Феанор. - Пусть начнут делать в Ангбанде что-то для себя. Начнут. Дальше пойдет само”.
Мелькор возражал. Мелькор искал способ заставить нолдор трудиться.
“Не заставляй, - ответил мастер. - С волей, давящей на них, они будут бороться. Но если их не принуждает ничто - тяжесть бездействия будет им не по силам. Особенно с инструментами в руках”.

Нас втолкнули в эти коридоры. Разрезали веревки. И...
И - что? Не знаю. Но что-то изменилось.
Мы пошли вперед, не понимая, почему стража оставила нас.
Зал. Точнее, большая пещера. Родник бьет из стены, желобком прорезает зал...
В зале - пара дюжин эльдар. Нолдор. Несколько знакомых лиц.
В углу аккуратно разложены инструменты. Горняцкие, кузнечные, даже ювелирное что-то.
Тот, кто принес их сюда, явно знает толк в нолдорской работе с камнем и металлом.
- И вас никто не охраняет?
- Мы пробовали уйти. Там лабиринт штреков. Куда ни пойдем - выходим сюда.
Похоже, стража не нужна.
Ангбанд сам нас держит.
А потом вошел он.
Он выглядел, как мы. Разве что его одежда была не той, что надевают под доспех. Однако - нолдорской. Но не понять, кто он было нельзя.
Он не был растерян, как мы. Вошел, оглядел нас... спокойствие хозяина.
Его лицо оставалось в тени... впрочем, что нам за дело до его лица?
Он сел, словно изрядно устал. И голос... я бы назвал его горьким, не знай наперед, что это искусная ложь.
Он говорил что-то о том, что хотя мы и пленные здесь, но можем трудиться, что здесь есть всё, нужное мастеру...
Ложь для детей. А мы детьми не были.
Я оборвал его сладкие речи:
- Ты бы хоть назвал себя, если ждешь, что мы поверим тебе!

Я встал и вышел в освещенную часть пещеры. Ничего другого мне просто не оставалось. Я чувствовал, что мои слова уходят в ничто, как вода в песок. И чем я искреннее - тем меньше они верят мне.
Увидев мое лицо, они разом вздрогнули.
Конечно... это я их в лицо не помню. Но они все меня отлично знают.
- Да, - сказал им, прежде чем они успели опомниться. - Это я. Я тоже здесь. И мое имя порукой моим словам.
- Лже-е-ец! - закричал один из них. - Ты думаешь, мы поверим, что Феанор будет нас уговаривать работать на Врага?! Феанор, - его искаженное злобой лицо оказалось совсем рядом, - Феанор ненавидел его больше, чем весь наш народ, вместе взятый! Да Феанор бы скорее дал себя на клочки разорвать, чем стал хоть что в Ангбанде делать!

- Что-то ты невеселый, Нэртаг, - Дэрт завозилась, устраиваясь поудобнее. - Мелодия не ладится, что ли?
- Какие уж тут мелодии! - бывший майа Ауле вылез на плоский обломок скалы и уселся, нахохлившись и опустив ноги в горячую воду.
- Какие мелодии - с орками-то? Они одно понимают - кнут.
Дэрт сползла пониже, так что вода достигла подбородка.
- Ну, клинки-то у них выходят, какие надо, - резонно заметила она, глядя на приятеля сквозь клубы пара. - Доспехи тоже. Иначе Саурон давно уже шум бы поднял. Да и Властелин такое лично отслеживает.
Нэртаг взъерошил влажные русые волосы.
- Выходят, - согласился. - Одинаковые. Они, орки, выучили порядок действий и повторяют его. Хорошо повторяют. Точно. Потому что знают, что иначе я с них шкуру спущу. А вот что посложнее - это уже не тянут. О красоте я и не говорю. Смотреть тошно и на них, и на их... изделия.
Дэрт лениво потянулась. Горячие источники не располагали ни к серьезным разговорам, ни к мрачному настроению. Любимое место отдыха майар. Хочешь - лежи на мелководье, хочешь - плавай. Места достаточно. Да и пейзаж красивый. Черные, дымчато-серые и темно-красные скалы. Несколько ослепительно-белых камней - для контраста. Чуть поодаль - невысокие горы, поросшие соснами. А если вылезти из воды и подняться выше по склону, открывается великолепный вид на башни Ангбанда. И на дальние горы. Высокие, увенчанные снежными шапками.
- А ты попроси у Саурона нескольких пленников. Вроде он ловит их время от времени. Не всех же оркам скармливать, глядишь, и тебе сгодятся. Квэнди, особенно эти, пришлые, потолковее твоих подопечных.
- Просил, - Нэртаг вздохнул.
- И что? - Дэрт неторопливо поднялась и начала, стоя по колено в воде, отжимать длинные золотисто-оранжевые волосы.
- Саурон сказал: пленниками он не занимается. Только ловит, и все.
- А... кто же тогда? - Дэрт замерла, так и не начав плести косу.
- Он так на меня посмотрел, - Нэртаг скривился, - что я не решился спросить.

Хватит. Не могу я так.
Тучи за окном - низкие, тяжелые. Да, звезды здесь иногда видны, особенно в новолуние, когда Мелькор не нагоняет тучи, закрываясь от света Тилиона. Но солнца нет никогда.
Эта давящая серость туч... не могу так больше.
И - не буду.
Я протянул руку к нескольким светильникам. Они вспыхнули, кабинет наполнился рдяным светом.
Я обнажил Рок Огня.
Нет, перерезать себе горло двуручным мечом - глупо. Неудобно. И - не нужно. Есть другой путь. И Рок Огня поможет мне не разрушить роа, но освободить феа.
Держа меч на ладонях, я чувствовал, как он вибрирует. Ты не подведешь меня, мой верный товарищ.
Я положил клинок на стол, дерево привычно откликнулось, помогая силе меча течь свободно и мощно.
Отлично. Рок Огня сделает свое дело.
Я сел в кресло. Закрыл глаза. Со всей ясностью представил, чего же я хочу.
Смерть. Мандос. Небытие. Небытие - это Серый Чертог. Если я правильно понял рассказ Мелькора, Серый Чертог - это ничто.
Отсутствие воли. Отсутствие памяти. Отсутствие себя.
То единственное, чего я сейчас желаю.
Не помнить. Не стремиться. Не быть.
То, что считается страшнейшей в Эа карой, я готов молить у Намо как милость. А если он откажется... что ж, я сумею его разозлить. Или - напугать.
Добром или силой я получу свое.
И больше не будет болеть душа. И больше не будет выбора между моим народом и моим другом. И больше не будет... ничего.
Одно усилие воли - и связь феа и роа порвется. Рок Огня поможет мне.
Всего один шаг.
В желанную бездну.
Не открывая глаз, я положил пальцы на клинок.
И вдруг -
- порезался.
Открыл глаза.
Всего несколько капель крови, я бы и не заметил, но - от этого ничтожного пореза промчался огонь по жилам, и словно крик: “Не смей!”
Нолдор.
Мой народ.
Война идет, и остановить ее невозможно. Война, которая не нужна Мелькору, но зато необходима Саурону. И - нолдорам.
Когда-то (так недавно и - вечность назад) я не раздумывая пожертвовал своим сыном, чтобы остановить войну. Теперь - да, теперь жертвовать больше некем.
Только - собой.
Легче ли было Маэдросу на Тангородриме, чем мне сейчас - в моей пресловутой “свободе”?
Каждый эльда, попав в плен, может распорядиться своей жизнью. Может уйти. Я лишен даже этого права.
Жить - заложником за свой народ.
Да.
Я осторожно провел пальцем по лезвию. Его смертоносная сила, рассекающая горло... сейчас это было так желанно! Я почти ощущал это кожей. Наверное, так голодный мечтает о еде. Я так мечтал о смерти.
Но я буду жить.
Должен.

- А работать хочется… - сказал Хисимэ.
- Да кто тебе мешает? - зло скривился Рустур, которого уже успели прозвать Бунтарем. - Еще и похвалят тебя за такое. “Феанор” этот.
Хисимэ только рукой махнул, сел, опустил голову.
- А что предлагаешь? - накинулся на Бунтаря Исильмэ. - Сидеть и ждать неизвестно чего?
- Изве-естно чего… Чего нолдору ждать в Ангбанде?
- Прекрати! Если бы нас хотели отдать оркам на пытки, это можно было бы сделать проще и сразу!
- Значит, у них мысли изощреннее.
- Погодите, - вмешался Тирнур. - Мы пока живы. Относительно свободны. У нас есть вода, пища, несвязаны руки. Инструменты есть. Сидеть и повторять про то, что нас ждут невесть какие пытки, это самое глупое, что можно сделать. Нас не убили. Мы нужны живыми. И наша задача - выжить. То есть уцелеть и не изменить себе. Вот о чем надо думать.
- Для чего мы нужны живыми?! - закричал Бунтарь. - Для чего-о-о?! Для того, чтобы мы работали на Ангбанд! Да первый же удар молота или резца, который мы сделаем, первый же - пойдет на пользу Врагу и на погибель нашим!
- А если всё не так? - сказал Айканд. - Я как-то мало сомневаюсь, что им не удастся нас заставить, если они захотят. Боюсь, работать на Ангбанд нам всё равно придется. Но если мы примем эти условия - мы сохраним себе какие-то пределы свободы. А если нет…
- Предатель!
- Думаю, он прав…
- Никогда я не стану!...
- Безумие - еще не доблесть.
- Предательство - тем паче не мудрость!
- Да послушайте же..!
- Я повторяю: никогда..!
- Этот путь доведет всех...

Ну что ж…
Глаза непроизвольно щурятся, губы сжимаются в линию.
Я стану таким, каким вы хотите меня видеть. Вам нужен темный майа? Вам нужен слуга Моргота?
Хорошо.
Чего не сделаешь ради своего народа.
Хм!
Вы считаете лицо Феанора - личиной. Чудненько, договорились. Больше лица Феанора вы не увидите. Чары, отводящие взгляд, - это совсем не сложно сделать. Больше никто из вас во мне не узнает сына Финвэ. Правда, каждый из вас увидит меня по-своему… ну что ж, будем считать, что нам, хм, темным майарам, так и положено.
В вас нет доверия доброму “слуге Врага”? Вы поверите только жестокости? Ну что ж, вашими стараниями мне будет легко сыграть это.
Даже играть-то не особо придется.

- Встать!
Вошедший произнес это слово негромко, но эхо подхватило звук, и он заметался по высокому залу, словно стая вспугнутых летучих мышей.
Нолдор встали, сгрудились.
Вошедший обвел их спокойным, оценивающим взглядом и бросил новую фразу в мишень эха:
- Во всем Ангбанде только мне вы нужны живыми.
Эхо встрепенулось… от стены к стене… нет выхода.
- Я не буду заставлять мне подчиняться. Но искренне…
ис-с… ис-с… - эхо ищет, куда бы спрятаться…
…искренне советую слушаться меня. Иначе - попадете к оркам. А вы не знаете… ого, судя по вашей бледности - знаете?! Тем проще.
- Кто ты?
- А вам не все равно? Я - тот, от кого зависит ваша жизнь.
- Мы не станем служить Морготу!
- Во-первых…
вых… вых… вых… - нет выхода.
…говори за себя одного. А во-вторых, Властелину ваша служба совершенно не нужна. И ваши жизни ему не нужны. Вы принадлежите мне…
Мне. Мне. Мне.
… или оркам. Выбирайте.
- Но ты ведь чего-то от нас хочешь?
- Вы мастера. Здешние горы полны руд и камней.
- Мы не будем работать на Врага!
- Властелину…
н-ну… н-ну… н-ну…
…не нужен ваш труд. Идемте.
Горн. Мехи. Инструменты. Полосы металла.
- Разожги. Раздуй. Сильнее. Ты - возьми щипцы. Ты - готовь масло.
Эхо раздробилось на тысячу осколков от звона молота.
На глазах у нолдор из полос металла рождалась изящная черная лилия. Благородный изгиб лепестков, хрупкость живого цветка. И капли масла на металле - будто роса.
Тихий вздох восхищения - словно эхо - от одного пленника к другому.
- Это была просто разминка пальцев.
И лилия, небрежно отпущенная щипцами, падает на пол.
Эхо смеется, перехватывая звон.
- Теперь вам ясно…
но… но… но…
…что Ангбанду не нужно ваше мастерство. Ковать решетки для темниц и ятаганы для орков вас тоже не будут заставлять.
- Тогда зачем мы нужны? Раздувать тебе горн?!
- Именно. Мне надоело работать…
тать… тать… тать…
…одному. Мне нужны в помощники - мастера. Раздуть горн, взять щипцы - но и творить вместе…
месте… месте… месте…
…подмастерьями у меня.
Тишина. Даже эхо не рискнет отозваться…
- Принудить мастера к творчеству - невозможно…
но… но… но…
…я это знаю. Кто хочет работать, кто хочет работать со мной и учиться у меня - у вас есть все: мастерская, инструменты и богатые горы. Пробуйте!
те… те… те…
... Кто не захочет трудиться - тех я заберу выращивать вам еду. Сейчас я ухожу. Через дюжину дней вернусь. Кому нечего будет показать мне - заберу копать землю.
- Постой! Мастер, как нам называть тебя?
- Называть?
ать… ать… ать…
… ну, так, как ты назвал. Мастером.

Я шел от них, сдерживаясь, чтобы ни пуститься бегом на радостях. Получилось.
Конечно, мне поверили далеко не все. Но я на всех и не рассчитывал. Те, кто намертво убежден, что каждый удар их молота будет нести гибель нолдорам, - те пойдут трудиться на поле и в саду.
Заодно я наконец-то стану есть привычную пищу.
Сегодня я победил. Сегодня я увидел в глазах двоих-троих жадность мастера - жадность до новой работы, до новых знаний. Эти начнут трудиться - а дальше волна пойдет сама.
Нолдор станут работать в Ангбанде. Работать по собственной воле.
Я - Феанор. Я умею убеждать. Убеждать в том, что совсем недавно казалось нолдорам невозможнейшим из невозможного.
Я всегда добиваюсь своего.

Он пришел, как и обещал, - через дюжину дней.
Я (сознаюсь самому себе) боялся его прихода. Чувствовал - он умеет подчинять себе. Его хотелось слушаться. Когда я мысленно возвращался к его речам, я не видел в них ни единой ошибки. Ему хотелось верить.
Но я знал, что верить ему нельзя.
Я не мог найти зерна лжи в его словах. Значит, лжива вся его речь. От первого до последнего слова.
Но он пришел. И я невольно прячусь. Стыдно, но… не перебороть себя.
Я прячусь, но он, конечно, меня видит.
- А ты, стало быть, и не прикоснулся к инструментам.
Он даже не спрашивает.
- Да! - Дерзость мой последний щит.
Он кивком велит мне идти за ним.
Иду.
У входа в лабиринт - несколько наших. Таких же, как я.
- Идемте. Будете земляные яблоки выращивать, - говорит он нам.
Поворачивается. Идет, не оглядываясь на нас. Гм, лучше идти следом.
Что ещё тут за “земляные яблоки”? Никогда не слышал о таком.
Идем.
Ничего не понимаю! Тут лабиринт был. Ла-би-ринт! А мы сейчас всё идем и идем по штреку. Извилистому, верно, но - никаких боковых ходов. Ни одной развилки. Что это? Где мы?!
Приходится почти бежать, чтобы поспеть за ним. А отставать в этих горах, где штреки то в кольца сворачиваются, то вообще пропадают - не хочется.
Почему-то.
Подъем. Ступени. Свежим воздухом потянуло.
Свет брезжит.
День…
Счастье-то какое…
Тут он оборачивается к нам:
- Видите те загоны? Там орки свиней себе в еду откармливают. Ступайте туда. Скажете - Фенырг прислал, велел вас в поля отправить работать.
“Фенырг”. Вот как тебя зовут. Ну и имена у вас, у Темных майар!
- Забудьте и думать о побеге. Сбежать с поля - легко. Вопрос лишь в том, куда вас Ангбанд выведет. Может - к волколачьим ямам. Может - к дуреющим без “забав” снагам. А может и в такое место завести, о котором даже я не знаю.
Мы молчали. Что уж тут было говорить.
- Соберетесь нести еду товарищам - войдете в этот туннель, а дальше - просто думайте о них. Мимо пещеры не промахнётесь.
Я набрался смелости:
- Что мы должны делать?
Он пожал плечами:
- Всё. От посева до испечения хлеба. Еда у мастеров пока орочья - приготовьте им нолдорскую. Да и себе.
- Печь хлеб? Но это ведь женское дело…
Он был отвратительно серьезен:
- Ладно. Как скажешь. Я сегодня же попрошу Саурона, чтобы отправил отряд наловить женщин. Хлеб вам печь. Как ты думаешь, дюжины хватит?
Я стиснул зубы. Он ещё смеется!
- Чтобы вам лучше работалось, подумайте о том, что и вам, и вашим товарищам орочья еда по вкусу не будет.
Он развернулся и ушел вглубь горы.
А мы? Что нам оставалось делать… мы пошли в долину. Спрашивать у орков, как растить эти самые земляные яблоки… гадость ангбандская, небось.

Феанор, взяв в помощники Хисимэ (самого сговорчивого) и Тирнура (талантлив, невероятно талантлив!), занимался шлифовкой каменного орнамента во всю стену.

За несколько прошедших лет Мастер уяснил несколько простых вещей. Во-первых, пленные жутко боятся любой работы с металлом: им до сих пор кажется, что, выкуй они хоть брошку сегодня, как завтра их заставят ковать оружие. Во-вторых, пленным нужно обжиться. Бесполезная, на первый взгляд, отделка жилых пещер была именно тем делом, которое втягивало в работу всех без исключения, снимало настороженность и вечное ожидание обмана.

Так что Феанор, Мастер, “темный майа Фенырг” мог позволить себе заняться любимейшим делом - резьбой по камню. Стена в четыре-пять ростов высотой... кусок Мастеру как раз по аппетиту.

Мелькор спустился по крутой лестнице и осмотрелся. Никаких изменений. Словно и не прошло семь с половиной лет с тех пор, как эту часть Ангбанда выделили для пленных нолдор.

Темный Вала хмыкнул и зашагал туда, где в величественную музыку Цитадели вплетались слабенькие мелодии Детей. Словно искры в золе - того и гляди погаснут.

- Продолжайте без меня.

Мастер выглядел обеспокоенным, даже испуганным. Он буквально слетел с лесов и так решительно направился к выходу, что чуть не сбил с ног кого-то, случайно оказавшегося у него на дороге.

- Что это? - шепотом спросил Кемтано.

- Не знаю... - так же шепотом ответил Тирнур. - Таким я его никогда не видел. Вот уж не знал, что его можно испугать.

- Ты думаешь?

- Я ничего не думаю, - они не решались повысить голос, и все прочие застыли в молчании. - Точнее, я думаю. Я думаю о его словах. Что мы нужны только ему...

Миновав незримую дверь, которой были заперты нолдор, Феанор, не стесняясь, бросился бегом.

Пустой штрек. Ничем не освещенный. Непохоже, чтобы сюда кто-нибудь заходил.

Мелькор непроизвольно ускорил шаг, всё больше хмурясь.

Поворот. Лестница. Новый штрек.

Феанор, выскочив из темноты, чуть не столкнулся с Валой.

Мелькор придержал его за плечо.

- Ты куда? Что-то случилось?

Феанор резко выдохнул:

- Мелькор, не ходи к ним!

- Это еще почему? - сдвинул брови Властелин Ангбанда.

- Потому что... потому что ты напугаешь их до такого состояния, что все годы моих стараний обратятся в ничто. Навсегда.

- Неужели? - Мелькор презрительно усмехнулся. - Отважные и воинственные нолдор устрашатся “проклятого Врага”? Как же это так, а, Феанор?

- Прекрати издеваться! - рявкнул в сердцах Пламенный, ударив кулаком по камню. - Тебе нужны “воинственные нолдор” - или мастера, способные творить?! Реши для себя!

Резко выдохнул. Сообразил, что перегнул. Осторожно перевел дыхание. Сказал гораздо сдержаннее:

- Прости за резкость, но... это правда. И ты это знаешь.

- У твоих мастеров только один выбор, - зло прищурился Мелькор, - работать на меня или сдохнуть. Причем на легкую смерть им рассчитывать не приходится. А судя по тому, что я вижу, - он мотнул головой, показывая на темный и пустой коридор, - проку от пленных пока что нет никакого.

- Плохо смотришь.

Прокричавшись, Пламенный успокоился, и его голос сейчас был начисто лишен резкости.

- Плохо смотришь, - повторил он. - “Дверь” дальше. В этом коридоре они просто не бывают. Точнее, каждый был ровно один раз. Еще связанным.

Пауза.

- Если хочешь посмотреть, что и как они делают, - примирительно добавил Феанор, - смотри моими глазами. Я всё покажу.

- Я больше доверяю своим глазам, - тон Мелькора был ледяным. - Если твои подопечные не бывают в этом коридоре, покажи мне другие места. Где результаты их трудов? У нолдор было достаточно времени, чтобы научиться приносить пользу.

Отстранил Феанора и зашагал дальше. Не слишком быстро - в точности так, чтобы Пламенный легко смог догнать, если захочет.

Мастер стоял, зажмурившись.

Не двигался.

Бежать следом? Умолять? Убеждать? Унижаться? Н-нет! У него тоже есть гордость.

Но - жертвовать ради гордости всем?

“Мелькор...”

Феанор коснулся его мыслью. Не слова и даже не образы. Просто - чувство дружбы. Волна тепла, открытости, доверия. То, что когда-то помогло им обоим держаться против молчаливой отчужденности всего Амана.

Прошлое - или всё-таки настоящее?

Темный Вала замер. Прямое сопротивление его воле вызывало желание подчинить, подавить. Сломать, если потребуется. Против открытости и доверия Восставший был бессилен. К счастью, мало кто знал об этой его... слабости. Почти никто не знал.

Мелькор остановился, не поворачиваясь, чтобы Пламенный не увидел его лица - раньше времени.

Феанор осторожно подошел. Молчал. Боялся опять всё испортить неосторожным словом.

Молчал, но это не было молчанием отчужденности или гордости. Напротив.

Вала заговорил не сразу. А заговорив, по-прежнему, старательно не смотрел на мастера.

- Нужно, чтобы пленники приносили пользу. Не мне. Ангбанду. Что-то... реальное. Ощутимое. Ты понимаешь?

- Я это понял давно. Но, Мелькор, они не могут работать в страхе. Они должны перестать бояться. Не Ангбанда. Не тебя. Они боятся, что их труд будет обращен против их собратьев. Ты сам был пленником. Ты можешь понять их.

- Если они не будут трудиться, это будет обращено против них. И против тех их собратьев, которые могли бы вместо Мандоса попасть сюда. Тебе эти мастера нужны. Мне они безразличны.

Мелькор резко замолчал, не желая говорить вслух то, о чем все равно знали оба.

Феанор сцепил пальцы. Заговорил, глядя в стену.

- Мелькор. Я всего лишь Воплощенный. Я не могу заставить ручей течь на гору. Правда, я могу упорным трудом поднять воду на ту же самую вершину. Но мне для этого требуется время. Тебе же, продолжая сравнение, вода на вершине нужна сейчас.

Обернулся.

- Давай оставим в стороне упреки и попробуем найти выход. Мы должны доказать Ангбанду пользу от пленных, - Феанор благоразумно не уточнял, кого именно он включает в это “мы”. - Польза будет, я даю тебе слово. Но - сейчас нужна не польза, а доказательство, ведь так?

Мелькор молча кивнул.

- Тогда давай думать. Думать вместе. Работа, которую невозможно сделать одному. То, что большую часть я возьму на себя, - неважно. Но это будет работа не просто моя, а нолдор.

- Вот они, орки, - одними губами прошептал Тиндил. - Можно возвращаться.
Несколькими днями раньше государь Финголфин вызвал их полудюжину и сказал:
- Я подозреваю, что орки, которые захватывают в плен наших сородичей, обосновались где-то очень близко. На нас нападают одни и те же. Вы должны найти их лагерь. Найти, осмотреть издалека и немедленно вернуться.

Этот приказ был ясен и однозначен, как все приказы.
- Нет... - с ненавистью прошептал Уголек, самый молодой из разведчиков. - Мы не можем уйти просто так! Надо разглядеть их лагерь получше.
- Еще скажи, что ты “языка” захватить хочешь! - нахмурился Варгон.
- Но ведь он прав, - поддержал мальчишку Мифломэ. - Если мы вернемся с “языком”, государь нас только поблагодарит.
- Ага, а если вообще не вернемся?!
Они ругались почти беззвучно, пока их не остановил Тиндил.
- Уголек и ты, Мифломэ, если вы так рветесь добыть “языка” - вперед. Мы втроем остаемся здесь. Ты, Варгон, немедленно возвращайся к нашим: удастся нам взять “языка” или нет, а сведения о лагере доставить надо.
- Тиндил, давай вернемся все. Безумие - нарушать приказ.
- Варгон, у тебя, я знаю, выдержка стальная. А у нас - мечи в ножнах чешутся. Так что хоть одного орка, а достанем. Пусть мальчишки за ним слазают.

- Спасибо, командир! - просиял Уголек.

- Ползите вниз, пока я не передумал.

25
Я не помнил боя.

Я очнулся от того, что меня рывком подняли на ноги. Я попытался… попытался сделать хоть что-то - и обнаружил, что мои руки связаны спереди ремнем, который…

Снова всё поплыло перед глазами.

- Держись, Уголек, - услышал я голос Тиндила. Он, хоть и был так же связан, помог мне устоять.

- Что с нами будет? - спросил я, как будто он знал ответ.

- В гости вас отвезут! - вместо Тиндила ответил орк, захохотав мне в лицо. - К вашим друзьям-товарищам!

Та штука, к которой был привязан второй конец моего ремня, оказалась седлом для волка. Орк ловко пристроил ее на спину своей зверюги, вскочил верхом и рванул вскачь.

Я чуть не упал. Пришлось мчаться за ним.

Я бежал, бежал, бежал - проклиная тот миг, когда задумал нарушить приказ. Ну вот и получил.

И я, и Тиндил.

Только меня, похоже, сзади приложили, а он - ранен. И перевязан орками.

Зачем мы им нужны живыми?!

А ведь они нас берегут. Иногда даже на шаг своих волков переводят. И уж не пускают быстрее рыси.

Нас - берегут. А что стало с Мифломэ? Варгон ушел, а остальные?! Они же прикрывать нас собрались!

Что я наделал!

Неужели за мою дурость мы с Тиндилом заплатили свободой, а Рус, Мифломэ и Линдир - жизнью?

Ну, может быть… кто-нибудь из них был ранен, мертвым притворился? Или - Рус и Линдир поняли, что нас не отбить, и… да лучше пусть они бросят нас, чем мне быть виновному в их смерти!

Новых пленных приводили всегда через равные промежутки времени. Феанор заранее спустился встречать.

Пламенный не торопясь шел по привычному штреку. Услышал шум множества шагов. Остановился.

Зажег пару светильников на стене. Сложил руки на груди. Застыл.

Он знал, как это смотрится со стороны. Знал, как это подействует на орков.

Да и с пленными упростит разговор.

Орк, шедший первым, словно шмякнулся лбом о стену. Потом - склонился.

“Темный майа Фенырг” смотрел сквозь него.

Пленные сгрудились.

- Развяжите их. Сейчас.

Глубокий, спокойный, властный голос отражался от стен, заполняя штрек.

- Как прикажет Повелитель… - выдохнул орк. Его сородичи, шедшие сзади, предпочли отмолчаться.

“Повелитель” не пошевелился, пока не были разрезаны последние веревки. Впрочем, он остался недвижим и потом.

- Ступайте. Вы сделали свое дело.

Орки потопали в темноту… дальше… тише… тишина.

- Пойдемте. Я отведу вас к вашим собратьям. Туда, где трудятся мастера.

Не понимают. И как это я за столько лет не научусь сразу говорить то единственное, что они способны воспринять?!

- Там нет орков. Нет пыток. Нет подневольной работы. Идите.

Пленные пошли мимо него, Феанор скользил взглядом по их лицам - и вдруг поймал себя на мысли, что он стал равнодушен к ним. Они все - кроме самых первых, которых он помнил по именам, сделались для него единой массой. Упрямой, непокорной, но в общем управляемой. Ну вот - на пару дюжин больше. Это ничего не меняет. Принцип “шлифовки” выверен годами и почти безотказен. Ничего нового - хоть дюжиной больше, хоть дюжиной дюжин.

- Финрод?!

Вздрогнули все. Остановились.

Что за вздор?! Ничем не похож этот мальчик на Финрода. Черноволосый ободранный щенок. Финрод-то сейчас правит Нарготрондом, возмужал, настоящим государем стал… наверное. Наверняка. Таким мальчишкой с жадным взглядом он был много… слишком много лет назад…

- Как тебя зовут?

- Jula. Уголек.

- Отойди в сторону. Ты пойдешь со мной. Будешь мне служить.

- Пойдем.

И мой хозяин повел меня по коридорам.

“Мой хозяин”. Дикое, безумное сочетание слов. Я теперь не принадлежу себе. Я его собственность. Его вещь.

Он выбрал меня из пленных, как выбирают понравившуюся вещь.

Я - стал - вещью.

Он лишил меня моей воли.

Почему именно я?!

За что?!

Пути по Ангбанду мальчик не запомнил. Только вздохнул с облегчением, когда они начали подниматься наверх. Винтовая лестница была долгой, ступени - крутыми, но Уголек всё равно радовался: с каждым новым витком тошнотворный ужас Ангбанда давил всё меньше.

Они остановились перед узорными дверьми. И юный нолдо позабыл про плен, завороженный танцем линий.

По белому металлу дверей шел орнамент черненого серебра. Чернение было нарочито неравномерным, так что симметричный рисунок казался разным. Цветы? Ветви деревьев? Просто узор? Всё вместе?

Хозяин Уголька положил руку на середину рисунка - и по металлу прокатились голубоватые отблески. Двери распахнулись наружу.

Первый раз за путь по Ангбанду Мастер обернулся к мальчишке и кивком указал на дверь: заходи.

Большая темная комната. Какие-то стеллажи вдоль стены. Не разобрать, что там.

Массивная дверь распахивается. Кабинет, он же спальня.

Брр! Как холодно!

Да у него окно - даже без ставен! Снег на подоконнике.

И в этих насквозь промороженных камнях мне жить?!

- Жить будешь там, - он кивнул головой на темную комнату, - ммм?

- Уголек, - подсказал я.

- Ну да. Уголек. Будешь помогать по мелочам. Еду приносить. Я неприхотлив, вот увидишь.

- Да, господин.

Я набрался храбрости:

- Как мне называть тебя?

Этот простой вопрос заставил его смутиться. Он сел за стол, молча провел пальцем по резной полосе, окаймлявшей столешницу (ой, красота какая! это кто же делал?!), испытующе посмотрел на меня и потом сказал:

- В общем, так. Мне всё равно, м-м-м… Мори, поверишь ты мне или нет. Играть с тобой, как со всеми, я не хочу - да и смысла не вижу. Можешь верить. Можешь не верить. Но будешь называть меня тем именем, которое я тебе скажу.

От его слов я невольно напрягся до дрожи. Впрочем, в таком лютом холоде кто угодно задрожит.

- Д-да, г-господин-н… в-в-ув…

- Твоего господина зовут Феанором.

- Лжешь!

Я даже не понял, как это у меня вырвалось. Крикнул - и сам испугался.

Он пожал плечами:

- Мне безразлично, веришь ты мне или нет. Ты будешь называть меня Феанором.

Он встал, стянул со своего ложа меховое одеяло, кинул мне:

- Завернись. Согрейся. Когда придешь в себя - отрежь кусок. Сделай из этого себе безрукавку какую-нибудь. На остальном спать будешь. Устройся, где я сказал. Обживи себе угол.

- Д-да, господин.

Мех был одуряюще теплым и мягким.

Ну вот зачем мне этот щенок понадобился?!

Мало меня чураются пленные - так теперь еще видеть затравленный взгляд у себя дома?

Эта дурацкая мысль о сходстве с Финродом… ну ведь ничем он на Финрода не похож!

Просто… мне не хватает рядом моего ученика. Единственного ученика. Его внимания, его открытости, готовности слушать, жадности до неведомого.

Но ведь этот мальчишка боится меня! Он никогда ни в чем не заменит…

Впрочем, не отправлять же его обратно вниз. Глупо. Вот уж это - точно глупо. Будет мне еду таскать. Избавлюсь от орочьих морд. Давно пора.

Как, бишь, его зовут… всё не запомнится. Черненькое что-то…

Мор… а, ладно, пусть будет Мори.

- Мори, открой дверь, - сказал мне Феанор, хотя никакого стука не было.
Я уже выучил, что “Мори” - это я.

Подошел к двери кабинета, но ее открыли с той стороны раньше, чем я успел дотронуться до ручки.
Я отшатнулся.
Сердце словно оборвалось и полетело вниз, позвоночник пробило морозом.
Шаг назад, другой. Ударился об угол феанорова ложа, упал. Забился почти под него и залез бы туда, но остатки гордости не позволяли.
Сюда вошел Моргот.
Он. Это был он. Никогда раньше я его не видел, но - узнал. Не мог не узнать.
Я почувствовал себя букашкой, попавшей под кованый сапог.
Он мог раздавить меня. Походя. Не заметив этого.
А Феанор - Феанор спокойно и даже улыбаясь разговаривал с ним. Он кивнул в мою сторону - что, обо мне говорил?
Я вдруг понял, что не слышу ни одного слова. Будто оглох.
Ужас навалился тишиной.
Меня корёжила, сминала Сила Врага - и некуда было деваться, и невозможно бежать, и лучше смерть, чем быть рядом с ним...
...но они говорили друг с другом. Друг с другом. Я видел, что они друзья. И это простое, доброе чувство было полной противоположностью черному ужасу, что источал Враг.
Мне некуда было деваться и поневоле пришлось смотреть на Бауглира.
Моргот выглядел совершенно не так, как мы, нолдор, себе представляли. Никакой короны с Сильмарилами, ни черных одежд до полу, ни тем паче доспехов. Почему-то нам всем он виделся вечно сидящим на троне и в доспехах... - а тут зашел поболтать к другу, да и одежда его простая, удобная... не хламида до пят.
Но тут он взглянул на меня - и я чуть не потерял сознание.
Сквозь пелену ужаса я услышал голос Феанора:
- Пойдем на балкон. Там этот мальчишка не будет тебе мешать. К тому же на ветру говорить приятнее.

Мелькор переступил порог и остановился, забыв о приветствии. Вот уж не ожидал он, что Феанор станет водить кого-то из пленников к себе! Но ведь это же хорошо. Это замечательно!

- Ученик? - Темный Вала с улыбкой кивнул на щуплого черноволосого паренька, который в страхе попятился от него. - Так ты скажи ему: я не ем детей, - усмехнулся, - обычно.

- Ученик? - переспросил Феанор. - Нет... По крайней мере - не сейчас. Просто... ну, мне всё-таки хочется пореже видеть орков.

Он виновато посмотрел на Мелькора, словно извиняясь за свою нелюбовь к Детям Диссонанса.

Улыбка Восставшего потускнела.

- Слуга, значит, - он отвернулся от юного эльдара. - Что ж, всё польза.

Поморщился:

- Мальчишка совсем. Зачем, хотел бы я знать, вожди нолдор посылают на границу подростков? Они бы еще девчонок вооружили, в-воители!

- Не “посылают”, - тихо сказал Феанор.

- А отпускают зачем? - резко спросил Мелькор. - Оркам-то моим все равно - что дети, что взрослые.

Помолчал немного. Открыл было рот, собираясь что-то сказать, но покосился на мальчика и обратился к Феанору мысленно:

“Извини. Мне не следовало так говорить. Да и пришел я к тебе совсем не за этим”.

Пламенный кивнул: “Я слушаю”.

- Над чем ты сейчас работаешь? - Темный Вала снова заговорил вслух.

Пользоваться безмолвной речью, когда они с Феанором рядом, Мелькор не слишком любил: это напоминало об Амане.

Мастер понял и ответил на невысказанное:

- Пойдем на балкон. Там этот мальчишка не будет тебе мешать. К тому же на ветру говорить приятнее.

- Я хочу предложить тебе одну работу, - сказал Мелькор, когда они оказались вдвоем. - Достойную тебя.

Феанор ничего не сказал, но его напряженное молчание и пристальный взгляд были донельзя красноречивы.

- Светильники, - ответил на незаданный вопрос Темный Вала. - Для Тронного зала. Не спетые. Сделанные руками. Сделанные тобой.

- Мною или не только мною? - прищурился Феанор.
- Это на твое усмотрение, - отвечал Властелин Ангбанда. - Но они должны стать достойным украшением Тронного зала. В чьих угодно глазах.
- Станут, - улыбнулся Пламенный.

- Мори, пойдем, я покажу тебе кладовые и кухню.
“Мори”. Назвал меня собачьей кличкой - по цвету волос. Даже имени мне не оставил. Хоть плачь.
Я закусил губу. Плакать я не буду. По крайней мере, хозяин слез моих не увидит.
Я изобразил подобие поклона и пошел за ним следом.
Это оказалось не так просто: он шел невероятно медленно. Мне стоило большого труда держаться за его спиной, подлаживаясь под плавный шаг.
Так едва ползти я не хотел и не мог. Я рвался вперед... и сдерживал себя, чтобы не налететь на его широкую спину в черной тунике.
Чем дольше мы шли, чем больше меня злил этот неестественно медленный шаг. И тем тяжелее мне было его выдерживать.
Я не знаю, куда завел меня мой хозяин. Это были ужасные, отвратительные места: низкие своды, затхлый, неподвижный воздух, где всё сильнее слышался запах плесени, гнили, а потом и протухшего мяса... редкие факелы немилосердно коптили, почти не давая света... я норовил согнуться, чтобы не стукнуться лбом о покрытые черной слизью своды...
Но - мой хозяин шел, развернув плечи и запрокинув голову. Он выше меня, но он не задевает этого отвратительного потолка. А я - сжимаюсь. Как же так?
Мы стали спускаться по лестнице. Выщербленные, осклизлые ступени... гадость какая! Да, я понимаю, почему он хочет, чтобы в эти отвратительные подвалы спускался я, а не он.
Духотища...
И вдруг мой хозяин замер, уставившись в покрытую плесенью стену.
Я не выдержал:
- Господин...
- Посмотри, Мори, - спокойно сказал он мне, - как красива эта долина, когда маленькие вулканы выбрасывают огонь. Словно распускаются алые цветы с длинными тонкими лепестками. Тебе нравится?
- Долина?! Вулканы?! - я перепугался. Неужели, в довершение ко всем моим бедам, я попал к безумцу?!
- Ну да, эта долина, - он показал рукой на грубо отесанный камень стены.
- Но... здесь нет долины, господин мой. Здесь глухая стена.
- Ты не видишь? - он обернулся и посмотрел на меня так, словно это я лишился разума.
- Только сырое подземелье, куда ты нас завел.
- Сырое?! - он был искренне изумлен. - Мори, я готов поверить, что у открытого окна тебе холодно, но сырости тут взяться неоткуда. И до подземелий нам еще идти и идти.
Я сжался. Я перестал понимать происходящее. Мне было страшно.
- Господин, если рядом со мной стоишь ты, а не твой призрак, то мы - в жутком подземелье. Затхлом, сыром и пропитанном вонью.
- Мелькор, ты был прав... - проговорил мой хозяин в пустоту, словно продолжая какой-то непонятный разговор. Потом посмотрел на меня, протянул руку к факелу. - Ты видишь этот огонь?
- Вижу.
- Опиши мне светильник.
- Промасленная пакля на деревяшке в старом, ржавом кольце, - я пожал плечами.
Он посмотрел на меня сочувственно. Мне подумалось, что так можно глядеть на безрукого. На того, кто ущербен, но не виновен в этом.
- Масляный железный светильник, отполированный до блеска, - сказал мне он. - Кованый узор крепления. Орки так не умеют; наверное, это работа кого-нибудь из майар. Или сам Мелькор спел. Мне жаль, что ты не видишь этой красоты. Она не наша, не нолдорская - но это красота.
“Не наша”. Он обронил это вскользь. Неужели он - действительно Феанор?!
Вслух я спросил другое:
- Но почему, господин? Почему я не вижу?
- “Ненавидеть” и “не видеть”. Ты не задумывался о том, как схожи эти слова?

Шабрук угрюмо посмотрел на двух снаг, которые разделывали свиную тушу.
- Чтоб вся требуха осталась нетронутой, ясно? Кто сожрет хоть кусок - самому кишки выпущу.
Подчиненные всем своим видом выражали величайшее усердие. Жизнь снаги в Арг-баде немногого стоит. Доложит Шабрук начальству, что строптив был убитый, приказа ослушаться попытался, так со старшего, глядишь, и не взыщут. А снагу неудачливого свои же сожрут. А не свои, так волки. И разбираться никто не станет.
Старший по кухне даже по орочьим меркам отличался свирепостью. Уродился ли он таким или озлобился оттого, что из гвардии выгнали, подчиненные не знали. Просто старались держаться потише при нем.

- Где ваш старший?
Лицо Пламенного было сейчас брезгливым, высокомерным.
- Повелитель, он на бойне, - склонился орк.
Мори подумал было, что господин велит оркам пойти за “старшим”, но нет - пришлось бежать вдогон за хозяином. Похоже, он, кем бы он ни был, орков терпеть не мог, лишнего слова с ними не говорил.
“Феанор? Не может этого быть! Но...”
Юноша уже не обращал внимания на коридоры, которыми вел его хозяин. Только вот - запах крови становился всё сильнее. Щекотал ноздри. Доводил до тошноты.
“Тоже кажется? Или нет? Мы ведь на бойню идем”.
Они вошли в просторное помещение с низким потолком. Факелы на стенах горели ярко и ровно, не чадили. Но дышать все равно удавалось с трудом: приторный запах крови, запах предсмертного ужаса животных.
В нескольких шагах от вошедших отчаянно завизжала и забилась, издыхая, свинья. Орк, голый до пояса, почти по-звериному волосатый, не дожидаясь конца агонии, деловито вспорол животному брюхо - сизые, влажно блестящие кишки вывалились, извиваясь на залитом кровью полу. Из угла к ним метнулась тощая черная крыса. Орк мгновенно вытянул лапу, поймал зверька, разорвал надвое и с жадностью сунул одну половину в рот.
- Снарг!
Волосатый дернулся от окрика и замер. Крысиный хвост свисал у него изо рта, по подбородку текла струйка крови.
Подошедший - невысокий, плечистый орк в кожаной куртке - с размаху двинул подчиненного в ухо. Тот покачнулся, но на ногах устоял.
- После пожрешь. Повелитель Тевильдо торопит. Будешь долго копаться - сам на стол к Могучим отправишься. Вместо свиньи.
Волосатый проворно сунул останки крысы в карман фартука и снова вонзил нож в тушу. Его начальник словно бы только сейчас заметил пришедших. На Мори он, впрочем, и не взглянул. Зато перед его хозяином вытянулся. Впрочем, сквозь показную почтительность слишком явно сквозила ненависть.
- Чего желает повелитель Фенырг?
“Повелитель Фенырг” смотрел поверх головы орка. При их разнице в росте это было нетрудно, только вот эта самая разница была здесь не при чем.
Ледяным тоном, не снисходя даже до презрения:
- Запомни этого мальчика. Теперь за едой для меня будет приходить он.
У Мори кружилась голова. Он боялся упасть, боялся рухнуть на этот липкий от крови пол. Орк метнул на мальчишку быстрый взгляд. Цепкий. Запоминающий. Недобрый.
- Слушаюсь, повелитель Фенырг.
“Фенырг... Феанор... Бойня... Кровь на причалах Альквалондэ... Помню... и вот теперь...”
Чья-то рука стиснула его ладонь. Сдавила так, что это сразу вернуло к реальности. В сознании прозвучал резкий окрик: “А ну возьми себя в руки! Мне не хватало, чтобы ты перед орком в обморок свалился!”
Феанор развернулся и буквально потащил мальчишку за собой, досадуя. Еще раз показал ему кухню (“Сюда будешь приходить. С-Ю-Д-А. На бойню тебе ходить не понадобится. Понял? Повтори”), а потом всю дорогу назад, наверх, что-то говорил, говорил, говорил - не давая Мори уйти в мысли об увиденном. “Там готовят для Повелителей и для орочьей гвардии. Повелители? - ну, майар. Да, и я тоже. Ну и что? Дело не в том, кто Айну, а кто нет. Потом объясню. Тевильдо? - увидишь на кухне здоровущего кота, так поклонись пониже, лишним не будет. Нет, майар едят отнюдь не только мясо; они мяса мало едят. А я вообще не ем. Как в Амане - не хочу менять свои привычки. Что они едят? - ну, фрукты, овощи, яблоки земляные любят. Попробуешь, тебе понравится. Нет, не с юга. Всё это здесь выращивают. Я же тебе показывал северные гейзеры и вулканы. Ах да, ты не видел. Может, потом увидишь. Мелькор там вырастит что угодно. Хлеб? - хлеб только нолдорский. Нет, пока не было пленных, никто не пек. Не знаю, кажется, майар тоже едят. Меня это не касается. Вода? - ты больше суди по тому, что течет с внешних склонов Эред Энгрин. Там, кстати, и не растет ничего. Короче, малыш, я тебя откормлю слегка. А то тебя сбоку и не видно. Будешь ходить на кухню - выберешь себе еду по вкусу. Скажешь “Фенырг велел” - и всё дадут. И перестань бояться этих орков. Они сами меня боятся. Правильно, между прочим, делают”.
Оба не заметили, как поднялись в башню.

День. Другой. Третий.
Безуспешно.
Я пытался представить, какими должны быть эти светильники, - но сколько ни размышлял об украшении тронного зала, не мог увидеть их.
Тогда я приказал себе перестать думать о них.
По многолетнему, многовековому опыту я знал, что где-то в самых дальних и тайных уголках души поиск не прекратится. Просто разум перестанет мешать сердцу.
Надо было отвлечься. Спустился в мастерские. Велел нолдорам заняться добычей меди. Чувствовал - она понадобится. (“Надеюсь, вы не думаете, что вас заставят ковать из меди орочьи ятаганы?” - “А хорошо бы!” - хмыкнул кто-то в дальних рядах. Ум-мник! Я предпочел “не услышать”).
Вернулся к себе. Отдохнуть. И вот - день, другой, третий...
В этих днях было тихое и спокойное счастье: отсутствие орочьих морд. Теперь не надо думать о том, что любое, даже самое простое желание означает общение с этими тварями. Теперь есть Мори - молчаливый, испуганный, быстро воспринимающий любой приказ - и не попадающийся на глаза всё остальное время.
Камень с плеч...
Как, в сущности, мало надо в жизни! Избавился от ежедневного общения с орками - и словно в другом мире живешь.
Камень с плеч. Камень с души.
И вот тогда ко мне начали приходить образы. Пока - смутные.
Четыре светильника выше моего роста. Это я знал точно. Но какие? Мне виделись узорные ажурные ножки, я закрывал глаза, чтобы разглядеть их рисунок. Ажур, сияющее кружево металла. Что там?
- Мори, налей вина.
Листья? Ветви? Ага, еще ветви Древ сделай! Вот только этого в Ангбанде и не хватало. Т-так, растения невозможны. Тогда что?
- Налей еще.
- А больше нет, господин...
- Так сходи вниз. Возьми пару бурдюков, чтобы лишний раз не бегать. Да, кстати, скажи, чтобы орехов дали. Я по ним соскучился, а оркам не объяснить...
Так что же? Просто орнамент? Ломаные линии? Не хочу.
Чего-то главного я не вижу в этом узоре. Не в рисунке дело. Так, еще раз. Он - светится. Светится изнутри. Как? За счет чего?

Мори нашел кухню без труда. И впрямь - если четко думать о цели пути, то эта жуткая крепость сама выведет. Хоть что-то хорошо.
Потянул на себя тяжелую дверь, вошел.
Орк-недомерок, которого показывал Мори Феанор, был там. И похоже, скучал, наблюдая, как двое других ловко срезают бурую кожуру с каких-то незнакомых мальчику круглых... овощей? фруктов? Недомерок обернулся на звук открывшейся двери, скользнул равнодушным взглядом по лицу Мори, взял со стола нож с узким и длинным лезвием и принялся очень внимательно рассматривать остриё.
- Феанор... то есть Повелитель Фенырг... просил... приказал... приказал принести ему вина. Два бурдюка. И орехов.
- Аррегов? - из-под верхней губы орка показались внушительные клыки. - Что еще за арреги, снага?
“Снага”. Этого слова Уголек не знал. Но оно прозвучало пощечиной. А терпеть оскорбления он не желал. Гордость вспыхнула, как масло от огня. Испуг, смущение - всё вмиг ушло. Юный нолдо развернул плечи и спокойно ответил:
- Наверное, лесные. Откуда мне знать, какие орехи у вас здесь, в Ангбанде?
- В Арг-баде аррегов не держат, - орк шагнул ближе, острие ножа было направлено в живот Мори. - Ступай в лес, снага, и поохоться на них.
Двое товарищей недомерка замерли, слушая разговор.
- Я бы пошел, - ответил нолдо с дерзостью, удивившей его самого, - да только Повелитель Фенырг приказал, чтобы ты мне дал орехов.
Угольку было страшно, страшно до отчаянья. Но гордость оказалась сильнее страха.
Нож качнулся в воздухе и медленно двинулся к горлу мальчика.
- Аррегов в Арг-баде не разводят, - раздельно сказал орк. - Оленей, зайцев и птиц тоже. Я старший по кухне. Не над охотниками.
Острие коснулось кожи Мори.
“Убьет?! Из-за каких-то несчастных орехов?!”
Страх был так силен, что обернулся своей противоположностью. Медленным, аккуратным движением Мори отвел лезвие ножа в сторону и невозмутимо произнес:
- Хорошо. Я передам Повелителю, что у тебя нет орехов. Прикажи принести вино.
В глазах недомерка мелькнуло удивление и что-то еще... уважение, что ли? Во всяком случае, нож он убрал.
- Гахшат! - не оборачиваясь, окликнул одного из подручных, которые с удвоенным усердием занялись чисткой бурых овощей. - Выдай снаге вино.

Не о том я думаю. Ну-ка, пойдем с другого конца. Я делаю эти светильники не для Ангбанда. Не для Тронного зала. Я делаю их - для Мелькора.
Остальным любая моя работа будет верхом совершенства. А он - оценит. И то, что я делаю их для него, - почувствует.
Тогда орнамент - пламя.
Но не просто пламя - такой узор не будет виден. Даже ажурным. Нужна подсветка. А если...
- А, Мори, наконец. Налей, у меня уже пусто.
...если в каждом светильнике будет не одна чаша с огнем, а две? Спрятать вторую в основание...
- А где орехи?
- Господин, их там нет.
- Что значит - “нет”? Ты не сказал о них?
- Я сказал, но этот орк не понял меня.
- Так пойди и объясни так, чтобы он понял.
- Но, господин...
- Мори, не отвлекай меня. Я занят. Ступай.
Итак, две чаши. Металл отполировать. Можно сплавы меди использовать. Ведь чувствовал, что она мне понадобится! Тогда у светильника должны быть передняя и задняя часть. Спереди - несколько пересекающихся линий. В тронном зале они будут смотреться черными. Или - почти черными. Сзади - летящие языки пламени. Отполированные. С подсветкой. Сплав неровный, пусть смотрятся, как живые.
Верхняя чаша - тоже языки пламени. Черные. И в ней - высокий огонь. С маслом надо будет повозиться, подобрать. В нижней огонь должен быть ярким, в верхней - высоким.
Да.
Так и только так.
Можно и за металл приниматься.
- Мори!
Гм, я ведь его за орехами отправил. Куда он запропал?

Мори шел по коридору и не замечал, что плачет. Отчаянной храбрости хватило ненадолго. Пару раз он поворачивался, чтобы вернуться в башню и объяснить хозяину, что орехов здесь нет. Совсем нет. Но воротиться с пустыми руками он не решался.
“Он не замечает меня. Он даже имени моего не запомнил”.
Идти на кухню, к недомерку с ножом - самоубийство. Но Мори шел туда. По крайней мере, он полагал, что идет именно туда.
“Хоть бы мне встретился кто-нибудь, кто знает, где можно “наловить” орехов. Если Мелькор способен вырастить что угодно, то, значит, и орехи здесь есть. Где вот только?”
Мальчишка уткнулся лицом в стену.
Кто-то остановился у него за спиной.
Мори обернулся.
Перед ним стоял Моргот собственной персоной и с интересом его рассматривал. Так глядят на диковинку, неизвестно откуда взявшуюся в давным-давно исхоженном коридоре.
“Ну, Моргот, - отрешенно подумал Мори. - Что он со мной сделает? убьет? Ну, убьет. Не будет больше безумия этой жизни”.
- Что произошло? - осведомился Бауглир.
Мальчик ответил совершенно честно:
- В Ангбанде нет орехов.
На лице Моргота появилось выражение столь глубокого и искреннего недоумения, какое едва ли доводилось видеть кому-либо в Арде.

- Нет орехов? - Бауглир чуть склонил голову набок.
“Мир сошел с ума. Я - разговариваю - с - Морготом. Об орехах”.
- Нету. Так мне сказал орк на кухне. Злой, с ножом. А Феанор требует.
Брови Врага поползли вверх, уголки рта дрогнули, а потом Бауглир запрокинул голову и расхохотался.
- Так это Феанор хочет орехов, - сказал словно бы сам себе, отсмеявшись. - Л-ладно. Передай своему хозяину, что орехи ему доставят.
- Кто доставит? Когда? Он мне велел без орехов не возвращаться.
Некоторое время Моргот молча разглядывал юного нолдора.
- Пойдем-ка к нему вместе, - сказал наконец. - Как твое имя, кстати?
- Имя? - Мори замялся. Он никак не ожидал, что Врагу понадобится его имя. Оно даже Феанору не нужно! - Меня зовут Уголек.
Подумал, добавил:
- Феанор называет меня Мори.
И, замирая от собственной дерзости, задал вопрос, с которым обращаться к Отцу Лжи было сущим безумием. Но не спросить было нельзя, а больше - не у кого:
- А он - действительно Феанор?
- А как ты сам думаешь, Уголек?
- Я... я не знаю. Я не могу в это поверить.
- Он Феанор, - очень серьезно подтвердил Моргот, глядя сверху на мальчика, чья макушка не доставала ему даже до груди. - Теперь - веришь?

Феанор был в мастерской. С атанором возился. Оторвался от работы лишь на мгновение, чтобы мне кивнуть. Я молча уселся в кресло, наблюдая за Пламенным. Мешать мастеру я не собирался. А вот смотреть, как он трудится, всегда любил. И не только смотреть... но вот на этой мысли я себя оборвал. В который раз уже.
Не до конца закрытая дверь отворилась чуть шире. Едва заметно. На палец, не больше. Уголек войти следом за мной не решился, но и пропускать разговор не желал. До чего забавный мальчишка! Я усмехнулся: злобный и страшный Моргот собирается защищать нолдора от Феанора. Ну-ну.
Меж тем Пламенный выделывал нечто странное: вопреки его любви к чистым металлам, он упорно возился с каким-то сплавом, хотя даже со стороны было отлично видно, что сплав выйдет неровным.
Что же это он задумал? Я так увлекся, следя за работой мастера, что чуть не забыл о цели своего визита.
“Цель” напомнила о себе сама - когда по кабинету прошелся особо холодный порыв ветра, то мальчишка, стоящий на самом сквозняке, тихо охнул. Феанор косо взглянул в его сторону и спросил равнодушно:
- Принес?
- Не принес, - ответил я за Уголька и сделал мальчишке знак, чтобы зашел в мастерскую. - И не принесет. Если тебе орехи среди зимы нужны, надо было мне сказать.
Выражение лица Феанора - это оказалось неописуемо! Он медленно переводил взгляд со своего слуги на меня, силясь понять, какая связь между его орехами, Угольком и мной.
Я сжал губы, отчаянно стараясь не рассмеяться.
“Я наткнулся на твоего мальчишку в коридоре, - перешел на безмолвную речь. - Глаза несчастные, носом хлюпает. Орехов, говорит, в Ангбанде нет”.
“А их действительно нет? Я думал - просто орки не понимают, о чем речь...”
Растерянный Феанор! Незабываемое зрелище. Феанор, забывший про то, что у него стынет расплав! Из-за каких-то орехов!!
“Да выращу я тебе орехи, - отозвался я с досадой, которую не смог полностью скрыть. - Потерпи несколько дней”.
Досада относилась не к Пламенному, и я очень надеялся, что он не догадается о ее причинах. О том, что орешник мне придется именно что растить самому. И это при том, что в Ангбанде двое бывших майар Яванны.

Мо-оргот! Моргот добрее, чем он!
Думал ли я, идя в Эндорэ, что меня Моргот будет защищать от Феанора!
Впрочем… насчет “будет” я погорячился. Не будет он этого делать. Случайно встретил, посмеялся - и всё.
И всё-таки - Моргот хотя бы заметил меня. По имени назвал. А для Феанора я - просто вещь ходячая.
О да, теперь я верю, что это Феанор! Убийца сородичей! Нас чуть не заморозил насмерть - упрямы слишком оказались, выжили. И Альквалондэ - небось ему весело бежалось по крови! Как вспомню… лучше не вспоминать…
Быть рядом с ним - да лучше Морготу служить, чем ему! Моргот, по крайней мере, не убивал тех, кто шел за ним. А этот…
Да что со мною?! Я, кажется, Моргота стал добрым считать?!
Моргота, убийцу Короля!
Легко же они подружились заново - двое убийц! А ведь я помню, как Феанор корчился на земле в Круге Судеб, как проклинал Врага.
Ложь? Правда? Уже неважно.
…Вот уже который день я прячу глаза. Который день, после той истории с орехами, боюсь, что выдам себя.
Убьет ведь. Убьет и не поморщится. Как орк свинью.
Знаю я, как Феанор эльдар убивает.

Этот взгляд меня буквально прожигал.
Я продолжал работать (вернее, уже только делал вид - какая тут работа, под таким-то взглядом!), с интересом ожидая дальнейших действий моего слуги.
В мастерской множество предметов может при случае оказаться отличным оружием.
Попытается убить?
В том, что я успею перехватить его руку, я не сомневался.
Но он не нападал. Он застыл (это было слышно) и смотрел на меня так, что воздух почти ощутимо раскалялся от ненависти.
Я обернулся.
Мальчишка стоял, сжав кулаки. Молота или резца в его руках не было.
- Умница, - сказал я совершенно искренне.
- Ш-ш-што? - выдохнул он, сбитый с толку.
- Умница, что не пытаешься напасть. Вдвойне умница, что ни разу не смотрел таким взглядом на Мелькора. Он этого не прощает.
- А ты? - снова вопрос от неожиданности.
- А я привык, - ответил я как можно небрежнее.
На самом деле, я солгал. Никто из пленных нолдор не осмеливался дать мне ощутить подобное. Даже если их ненависть была такой же... а ведь и была, наверное.
Мой Мори совершенно растерялся. Он едва ли ожидал, что я почувствую его взгляд, но еще меньше предполагал такую реакцию.
Я усмехнулся.
- Ну и? Буравить мне спину взглядом у тебя хватает смелости, а сказать хоть что-то мне в глаза?
Сам не понимаю, зачем я затеял этот разговор. Наверное, слишком устал от молчаливой ненависти еще в Амане...
- Он - убийца Короля, - выдавил из себя мальчишка, и я мысленно похвалил его: на его месте заговорил бы не всякий. - Ты сам назвал его Морготом.
- Дальше, - сказал я, демонстративно усаживаясь поудобнее. - Говори, я слушаю. Пока слушаю.
- Почему ты бросил нас в Арамане?! - с отчаянной дерзостью закричал он. - Почему ты забрал своих, а нас оставил умирать?!
Я мог бы ответить. Но я давал мальчишке выкричаться.
- Ты предатель! Ты предал Короля, нас, всех! Мама умерла из-за тебя!
- Что?! - я вздрогнул.
- Она сказала нам, что больше не может идти, легла на лед - и всё... Это ты ее убил!
- Мне очень жаль.
Уф-ф... Он говорил не о Мириэли. А я было подумал...
- Жаль?! Тебе никого из нас не жаль!
- Довольно. Ты начинаешь повторяться. Значит, ты сказал всё, что хотел. Ступай.
- К-х-как?..
Изумление на его лице было просто восхитительным.
- Что именно?
Я разыграл недоумение; надеюсь, убедительно.
- Т-ты… ты ничего со мной… не…
- Малыш, - вот тут я был искренен, - а зачем мне убивать тебя (или чего ты ждал)? Я же ясно сказал, что мне надоели орочьи морды, и я хочу слугу-нолдора. Любой из пленных ненавидит меня не меньше, чем ты. Или даже больше. От того, что я сменю слугу, для меня ничего не изменится.
- Но… разве теперь ты… можешь доверять…
- А, ты вот о чем. Малыш, убить меня не так просто. Совсем не просто. Даже спящим: я чутко сплю.
Он молчал, напряженно созерцая мои сапоги.
Я решил дожать. Раз и навсегда. Всё-таки этот мальчишка ужасно похож… я хочу видеть рядом именно его.
- Но, допустим, свершится невозможное: ты зарежешь меня спящим. Малыш, - я посмотрел ему в глаза…
“Малыш, - я посмотрел ему в глаза, - Пламень един. Не существует Темного или Светлого Пламени. И Мелькор, причастный Пламени, как я, - не Враг. Постарайся понять это”.
Малыш… мне теперь называть “малышом” этого черноволосого мальчишку. Ты - стал могучим властителем. Ты назвал бы меня предателем, узнав, что я жив.
Малыш… надо возвращаться из прошлого в сегодня.
- Так вот, допустим, ты убьешь меня. Отомстишь - за себя, за свою мать, за многих. Что будет дальше - ты подумал? Нет. Так что молчи и слушай.
Впрочем, он и так молчал. Но молчание его стало совсем иным. Внимательным.
- Ангбанду нужна война. Ангбанд жаждет ее. Войны в Цитадели не хотят только двое - я и Мелькор. Если ты убьешь меня, - я усмехнулся, - Мелькору даже не понадобится отдавать приказ. Достаточно будет не запретить. И на нолдор ринутся балроги и драконы. Ты меня хорошо понял?
- Д-да…
- Учись думать о последствиях своих поступков, малыш.
…Малыш. Узнай ты, где я, - неужели ты бы возненавидел меня? Впрочем, Льда тебе, наверное, достало. Наверное, ты и так клянешь меня - полагая, что клянешь мертвого.
- Мори, мы в расчете с тобой. Ручаюсь, идя через Лед, ты мечтал об одном: бросить мне правду в глаза. Мечты, которые лелеют годами, должны исполняться. Я исполнил твою: я выслушал тебя. Теперь ступай и подумай, стоит ли тебе дальше копить в душе ненависть ко мне.