Едва ли можно спорить с утверждением, что художник отражает в своем творчестве ту реальность, которую он видит. Но что такое "реальность"? Только ли яблоки в вазе или сцены на улице? Духовный поиск – это реальность? Течение времени – это реальность? Тайны мироздания – это реальность? Мысль – это реальность?

Возможно ли зримо передать полет мысли?

Художники, которых принято называть космистами, отвечают на этот вопрос своими произведениями. Отвечают – утвердительно. Своим творчеством они предвосхищают понимание, раскрытие тех процессов космической эволюции, которые разворачиваются в настоящее время, но пока не могут быть описаны средствами логического познания. Одним из таких процессов является творящая преобразующая сила Красоты.

Ф.М. Достоевский писал: "Красота спасет мир". Н.К. Рерих уточнял: "Осознание красоты спасет мир". Эта мысль была подхвачена, развита многими русскими философами Серебряного века, и в частности о. Павлом Флоренским. "Реальность – понятие, которое Флоренский вводит в определение Красоты. Она является символом того глубинного и сокровенного, без чего эта Красота не может существовать, но что останется для многих еще неосознанным и непостижимым. Ибо сама Красота является таинственным дуновением Инобытия, из которого она проливает в недра нашей плотной материи тот Свет, без которой были бы невозможны ни эволюция этой материи, ни ее преображение в энергию духа. Великое Космическое творчество и как часть его творчество земное имеют в своей основе механизм претворения Красоты, полагая своей целью овладение этой Красотой".

Другим великим русским философом – В.С. Соловьевым – была выдвинута идея теургии, духовного преображения человека, и теургического искусства, зримо воплощающего инобытийную Красоту. Для Соловьева – Красота это "преображение материи через воплощение в ней другого, сверхматериального начала". Ему вторит Н.А. Бердяев: "Всякий творческий акт есть частичное преображение жизни. В художественном восприятии мир дан нам уже просветленным и освобожденным, в нем прорывается человек через тяготу мира. В творчески-художественном отношении к миру уже приоткрывается мир иной. Восприятие мира в красоте есть прорыв через уродство "мира сего" к миру иному".

Это сочетание, взаимодействие двух планов бытия – умопостижимого и несказуемого – послужило основой искусства символистов, которые ставили целью своего творчества воплощение идей, находящихся за пределами чувственного восприятия. Само ключевое понятие символ подразумевает связь между реальностью запредельной и реальностью, ощущаемой физически. Символ, будучи проявлением реальности более высокого порядка, проходит через плотную материю земного мира и в сознании художника становится образом, который и воплощается в произведении искусства. "В символе-образе подлинного искусства как бы объединяются два мира – невидимый и проявленный, тонкий и плотный, Высший и низший. Сам символ, его образ и форма принадлежат предметно проявленному и плотному миру, но его энергетика несет качество невидимого Высшего мира. Два мира, два состояния материи, два разных качества энергетики пересекаются и живут с символе… Через эту двойственность символа и пролегает нелегкий путь земной красоты, ведомый таинственным и сокровенным процессом энергоинформационного обмена в глубинах Космоса".

Мысль о преобразующей силе Красоты обрела дальнейшее развитие в книгах Учения Живой Этики, созданных Е.И. Рерих в сотрудничестве с Учителями Востока в двадцатые–тридцатые годы прошлого века. В этих книгах, несущих миру новое энергетическое мировоззрение, говорится о взаимосвязи человека и Космоса, о мирах иных измерений и иных состояний материи – взаимопроникающих друг в друга и существующих как единая Реальность. Такое мировоззрение, охватывающее и микро- и макроуровни одухотворенной материи, принято называть космическим. Учение Живой Этики утверждает, что Красота является одной из главных движущих сил эволюции, утончающей энергетику человека и возвышающей его сознание. "Истинно, жемчужины искусства, – утверждают создатели Живой Этики, – дают возношение человечеству, и, истинно, огни духотворчества дают человечеству новое понимание красоты".

Искусство художников, воплощавших в своем творчестве сложное и многогранное космическое мироощущение, расцвело в начале ХХ века. Первая группа художников-космистов "Амаравелла" в своих необычайно смелых по мысли картинах воплощала то, о чем писали К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский. Мощное влияние на их творчество оказала встреча с Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной Рерихами, знакомство с Учением Живой Этики. К несчастью, члены группы "Амаравелла" разделили судьбу многих талантливых русских людей, уничтоженных тоталитарным режимом. Космическое искусство на долгие десятилетия оказалось под запретом.

Новый расцвет космического искусства начался в конце 1980-х годов. Музей имени Н.К. Рериха, основанный известным художником и общественным деятелем С.Н. Рерихом, регулярно предоставляет свои залы современным художникам-космистам. Эти мастера продолжают традиции, заложенные Н.К. Рерихом и М.К. Чюрленисом, им чужд как официальный "реализм", так и вседозволенность современного западного "искусства". "В наши дни в культурно-духовном пространстве России уже идет удивительный процесс развития нового космического художества. Его творцы очень разные и по мастерству, и по духовной наполненности. Но всех их объединяет безграничная любовь к Красоте и Беспредельности. Настоящих мастеров, тонко ощущающих Инобытие, с развитой внутренней энергетикой и умением творить новые формы… пока мало".

К сожалению, духовным устремлениям очень трудно утвердить себя в обществе. Не только советская, но и постсоветская официальная наука не желает признавать художественные искания тех, кто несет в себе космическое мироощущение. Но, не замечаемые официальным искусствоведением, эти художники по праву заслужили любовь и признание многочисленных посетителей их выставок, восхищенных утонченной красотою их картин.

Через зримые образы космисты передают то, что до самого недавнего времени было принято называть нематериальным. "Тонкость внутреннего мира художника порождает в нем то духовное зрение, которому становятся доступны глубинные процессы, идущие в космическом Инобытии".

В Учении Живой Этики говорится о материальной природе всего сущего, в частности, о материальной природе мысли. Живая Этика объясняет нам, что, помимо плотного мира, существуют два других – тонкий и огненный, и духовные проявления относятся к этим, более высоким формам бытия. За две с половиной тысячи лет до Е.И. Рерих, изложившей Учение Живой Этики, идея о материальности всего мироздания, включая мысль, душу и другие "абстрактные" с точки зрения европейской науки понятия, – эта идея была изложена Буддой и вошла в буддийский философский канон.

Именно тонкий мир и отражают в своем творчестве художники-космисты. Они тоже – реалисты, только их реальность – более высокого порядка. Но она не менее объективна, чем вещный мир. Одно из доказательств тому – эта выставка. Ее участники – почти тридцать художников, работающих независимо друг от друга. Техника и манера каждого совершенно индивидуальны, но насколько сходен язык их образов, цветовая гамма картин, некоторые детали!

С древнейших времен искусство ставило себе задачу соединять земной мир с мирами более высокими. Если обратиться к европейской традиции, то и в античности, и в средневековье основным предметом изображения был не физический, а духовный мир – передаваемый зримо через формы физического тела. В древней Греции искусство было по преимуществу религиозным, совершенство человеческого тела должно было показать запредельную мощь богов, а портреты исторических лиц выражали скорее духовные качества, чем внешнее сходство. В средневековой Европе статуи на соборах непомерно вытянуты в высоту; причина этого – отнюдь отсутствие мастерства скульпторов, а желание освободиться от телесности, наглядно выразить стремление духа в высь. В готике этому служили знаменитые стрельчатые арки.

Другие культурные традиции в еще большей степени воплощают принцип отражения тонкого мира, а не плотного. В первую очередь это касается традиционного, архаического искусства. Пока городская цивилизация не вторгается в жизнь архаических культур, их искусство является насквозь символическим и магическим, то есть отражает тонкий план. Темы традиционного искусства – глобально космические: устройство вселенной, ось, на которой зиждятся все миры, силы, сдерживающие хаос, образы обитателей верхнего и нижнего миров (мир людей мыслится средним). Конечно, трактовка этих понятий дается наивно-мифологичным языком, однако очевидно, что современные космисты, вольно или невольно, заимствуют у традиционной культуры темы и масштаб задач, стоящих перед искусством, возвращая ему изначальную роль силы, преобразующей человеческую жизнь.

Если в современном западном искусстве целью является самовыражение художника, подчас безотносительно к тому, будет ли он понят зрителем, то в архаическом искусстве дело обстоит наоборот: художник, создающий образ макрокосма, находится в жестких рамках традиционного языка символов, и его произведение должно вызывать у каждого зрителя одни и те же душевные переживания. В этом – сходство между традиционным искусством и религиозным. Творчество космистов по праву может быть названо синтезом этих противоположных направлений: будучи европейскими художниками конца ХХ – начала XXI века, космисты свободны в самовыражении, но, подобно религиозным художникам, целью своего творчества они ставят раскрытие перед людьми некоей духовной, мистической идеи, причем по масштабу темы эта идея часто сопоставима с идеями традиционного архаического искусства.

Есть еще одна культурная традиция, о взаимосвязи которой с творчеством космистов хочется сказать особо. Это философская живопись Китая и Японии, где пейзаж – иногда с редкими фигурами, иногда безлюдный – был воплощением определенного психологического состояния или философской идеи. Такой условный пейзаж часто встречается в живописи космистов, он становится не изображением природы, а отражением человеческой души.

Творчество космистов – это своеобразное возвращение к изначальному синкретизму философии и искусства, но возвращение на совершенно новом уровне – как идейном, так и изобразительном. Художники-космисты дают возможность прикоснуться к энергетическим изменениям, происходящим сейчас в мире, к изменениям, связанным с Космической эволюцией, – эти изменения наиболее полно ощущаются во внутреннем творческом пространстве искусства. Как пишет Л.В. Шапошникова, "энергоинформационный поток течет там, где его принимают и где он находит свое творческое выражение. В ХХ веке образную космическую информацию стали принимать непрофессионалы… И тогда стали происходить события, скорее похожие на чудеса, чем на физически объяснимые процессы. Невидимые волны творческой энергии Инобытия превращают на какое-то время в художников людей, не умеющих рисовать… Они делают это в особом духовном состоянии, и, когда оно проходит, вновь теряют способность к рисованию".

И здесь возникает вопрос: за счет чего художник-космист оказывается понятен зрителю? Если он совершенно свободен в выборе средств выражения своих философских мыслей, то как получается, что он и зритель говорят на одном языке? И что это за язык?

Несмотря на то, что каждый художник ищет индивидуальные средства выражения своих идей, многие образы оказываются сходны. Это объясняется тем, что художники интуитивно обращаются к языку мифологических символов, память о которых веками хранится в человеческой памяти.

Излюбленный цвет многих художников – синий. В мифологии это – цвет мудрости, тайны, знаний, добываемых из запредельных миров. Синий цвет – цвет гармоничной ауры, знак высокой духовности. И поэтому глубокий, полнозвучный синий – колорит многих космистов.

Синий и золотой – цвета картин Нины Волковой. Художница дает нам возможность прикоснуться к мистической тайне Египта. Она отказывается от подражания многоцветной росписи гробниц, фактически сводя колорит к этим двум цветам. В ее творчестве философия и символика Древнего Египта обретают свою вторую жизнь: в совершенстве владея значением сакральных знаков, Нина Волкова создает принципиально новые композиции, отражающие современные мысли и идеи. Ее картины – это сочетание изысканно прописанной золотом деталировки с мощным сиянием синих, белых, золотых лучей; это контраст скурпулезной проработки и смелого обобщения, это мост между глубочайшей древностью и мировоззрением будущего. Ее картины – это воплощение нашей мечты о египетских таинствах.

Для Андрея Соболева синий цвет – символ несказуемого. Картину "Эхо Его шагов" можно было бы назвать абстракцией, но внимательный взгляд угадывает в ритме синих линий абрис то ли космического яйца, то ли входа в пещеру, где движется нечто двуединое. Символ инь–ян? Две фигуры? Художник не дает ответа, он оставляет осмысление и сотворчество зрителю.

Черно-сине-серебристый колорит картин Игоря Анисифорова создает удивительное ощущение ясности и строгости одновременно. Словно внимательный взгляд мудрого старца, задающий вопрос о Боге. Глубокая философская религиозность этих картин заставляет зрителя остановиться и задуматься о собственном пути. Религиозные образы получают новое, непривычное прочтение, и тем самым они воспринимаются зрителем острее, чем канонические. Его Святой Георгий предстает белым призраком, ведущим свой вечный поединок не в материальном мире, а в мире незримом, в душе каждого человека – недаром эта картина называется "Импульс". На картине "Посвященный" мы видим духовный меч – меч, не наносящий ран, но устремляющий человеческие помыслы к божественному. Изящные, удивительно соразмерные готические стрельчатые арки как бы направляют дух вверх, к запредельным высотам.

Другой, столь же любимый космистами колорит, – радужный. В мифологии большинства народов Земли радуга – это мост в небесные миры, в тибетском буддизме радуга – врата в Шамбалу, царство духовности. Та же идея соединения земного и небесного мостом-радугой выражена на картинах "Последний ангел вострубил" и "Последняя чаша" Александра Егорова, "Радуга" Ирины Слеповой, "Вечер в Красной реке" Сергея Травкина. Переливающееся разноцветье сияет нам с картин Феодосии Арифовой, чей художественный мир ярок и праздничен. На нас смотрят герои якутских мифов и преданий; детали традиционных народных орнаментов гармонично сочетаются со смелыми, сложными приемами построения композиции, узнаваемые "земные" пейзажи – с фантастическими образами небес. Глубокая архаика традиционной сибирской культуры, сохранившаяся неизменной сквозь тысячелетия, на наших глазах трансформируется в образы новой космической философии. Мощное звучание золотистых и красных тонов делает эти картины полными внутреннего огня, и стремительные зигзаги рисунка усиливают сходство с пламенем.

Светлана Люшина-Хараламбус пользуется языком абстрактных образов, и ее картины кажутся полны того же вечно движущегося, животворного пламени. На ее полотнах духовный огонь оказывается не связан никакими формами, это чистая энергия, распространяющаяся из ослепительно сияющего центра. Художница дает нам увидеть, что изначальный огонь – это сочетание противоположностей: в нем весь спектр, от красного до лилового, в нем и мощные протуберанцы, и крошечные искры. "Кажется, внутри этих пылающих красок бьется огонь духа, неукротимый и преображающий". Эти картины кажутся наполненными музыкой.

На картинах Николая Шаплыко радужные переливы света почти свободны от формы – они сами творят ее, не подчиняясь вещным образам. Даже пейзаж оказывается буйствующим многоцветьем, где маленькие домики – единственная деталь, привязывающая картину к осязаемой реальности. В центре внимания художника – не пейзаж как таковой, а то ощущение праздничности, солнечного света, которое он видит и передает нам. Еще более удивительны его философские картины, где воедино сливаются макро- и микрокосм: Вселенная и цветок, где спирали галактик становятся изгибами лепестков. "В зерне заключена Вселенная", – гласит китайская мудрость. Для Николая Шаплыко Вселенная заключена в цветке – нежном и трепетном, страстном и манящем, раскрывающем свои лепестки как врата пути в запредельное.

Акварели Сергея Федотова – это тот же радостный свет радуги. То задумчивый фиолетово-голубой, то интенсивный желто-красный, то включающий в себя весь спектр и все тона – от сумрака до ослепительной белизны. Столь же разнопланова и тематика этих акварелей – от пейзажа до философских символов. Художник виртуозно владеет сложной техникой акварели, не позволяющей исправить ни один мазок, требующей от мастера заранее представлять себе образ во всех его мельчайших деталях.

На многих картинах изображены прекрасные белые цветы. Порой неясно, что это за цветок, порой это лотос. От Египта до Индии лотос – символ мудрости, но не той, что достигается разумом и накапливается благодаря жизненному опыту, а мудрости интуитивной, спонтанной, достигаемой в озарении или медитации. Художники, воплощающие этот образ на своих картинах, могут знать или не знать расшифровку символа, но они тонко чувствуют его.

Произведения Галины Соколовской созданы в редчайшей технике флористики, то есть создания картин с использованием засушенных цветов. Сияющий белый цветок можно назвать главным героем ее триптиха "Сокровенное". Таящийся во мраке неведомых пещер и расцветающий посреди поля летней ночью, этот цветок заставляет темноту рассеяться и озаряет наши души. Невольно вспоминается славянская легенда о чудесном жар-цвете, распускающемся в купальскую ночь над зарытыми кладами, – но сокровенный цветок Галины Соколовской расцветает не для тех, кому нужно спрятанное золото, а для ищущих иные сокровища – сокровища Духа.

Многие художники прибегают к языку образов конкретных культур. "Энергетическое поле культуры… не исчезает вместе с его носителями. Закономерности подобного явления нам пока неизвестны, и поэтому мы можем говорить лишь о фактах, отражающих в себе это явление… За этими фактами стоят определенные эволюционно-энергетические причины. Концепция единства прошлого, настоящего и будущего в какой-то степени помогает их понять. Эволюция в нужное время выносит на поверхность информацию о прошлом, когда это прошлое становится необходимым для будущего". Речь идет о тех удивительных художниках, которые наполняют классические формы новым, космическим, мироощущением.

Глубокая духовность русской культуры неотделима от православия. О взаимодействии канонической иконописи и нового, космического мироощущения Л.В. Шапошникова пишет так: "Художники… отходят постепенно от иконописной традиции, освобождаются от церковных канонов и смело устремляются в широкий духовный простор Космоса. Если в иконописи мир горний и мир дольний были отделены друг от друга не только графически, но и цветом, то теперь граница между одним и другим исчезает и возникает в результате этого совсем новое художественное пространство. В нем небожители ходят по земле, материя которой преображена, а сам человек достигает состояния богочеловека".

Православные образы Александра Рекуненко – это сочетание напряженного религиозного искания и мастерского владения формами классической живописи. Взгляд его Христа строг и требователен. В этих картинах традиционные иконописные композиции угадываются лишь отчасти; что заставляет зрителя увидеть новое, доселе неоткрытое в извечных образах. Однако художник не ограничивает себя только христианской темой. Высшее начало для него проявляется везде – и в античной красоте Афины, и в космическом танце индийского Шивы. Его художественный мир – это вечное движение человеческой души сквозь культуры и религии, сквозь бесчисленные реинкарнации в высь, к духовному Преображению.

Теплую и ласковую улыбку вызывают картины Ольги Величко. Это – мир доброты, мир детской сказки, где всё всегда кончается хорошо. Образы светлы и в чем-то наивны. Это безыскусность ребенка, верящего, что на Рождество ангелы спускаются с небес, и не забывшего обуть ангела в валенки – иначе тому будет холодно ходить по снегу. В этом ласковом мире кот ученый говорит свои сказки Пушкину прямо в кабинете поэта. Это мир русской деревни, и деревенская простота для художницы близка к святости – недаром пастушеская пара оказывается увенчанной нимбами, а ангел берет в руки хлебный колос.

Русскую иконописную традицию продолжает Александр Егоров. По стремительному, неприглаженному мазку его картины чем-то неуловимо напоминают древнерусские фрески, впечатляющие не столько техникой исполнения, сколько искренней верой. Досконально зная иконописный канон, Александр Егоров не следует ему слепо, но мастерски сочетает освященные веками образы с картинами родной земли. Его пейзажи, выполненные в реалистичной манере, – это воплощение покоя и мудрости, присущих старинным русским городам и монастырям. Особенно хочется отметить его картину "Соловецкое небо. Благословляющий ангел", где так просто, естественно, жизненно соединены мир зримый с миром незримым: с документальной точностью прописан монастырь, изображение которого отчасти напоминает этюды Николая Рериха, и подле этого монастыря – несколько фигур с нимбами и рядом – ангел. Это – святость не в славе и осанне, а в простой будничной жизни под серым северным небом, среди рыбацких лодок.

Особняком среди участников этой выставки стоит Юрий Екименко. На его картинах мы видим вполне земные пейзажи, но – лишь единицам довелось побывать в тех местах, которые запечатлены на этих полотнах. Это – Крайний Север. Мир сверхъестественно ярких красок. Мир трагедии сотен тысяч безвинно загубленных людей. В центральной части триптиха "Колымское воскресение" лучи прожекторов сходятся крестом, и этот образ одновременно и документально точен и символичен. Диптих "Вечерняя звезда" поражает интенсивностью и убедительностью контрастов, а также непривычной точкой обзора – с воздуха, из кабины вертолета. Художнику удалось передать даже мучительно высокое для человека атмосферное давление этих широт.

Хрупкая красота и глубокая философская мысль Китая – источник вдохновения нескольких участников выставки. Искусство Валентины Алиевой, пишущей свои картины под китайским псевдонимом Ван Люши, неотличимо от своего восточного прообраза. Художница не просто мастерски владеет приемами классической китайской живописи, но тонко чувствует традиционные образы, передавая то ощущение умиротворения, покоя и глубокого размышления, которое отличает искусство Востока.

Олег Высоцкий – один из немногих художников, кто делает "героем" своих картин – Свет. Просто Свет, струящийся из ниоткуда, Свет, бывший прежде солнца, о чем повествуют нам мифы всех народов. Свет мягкий и очищающий душу, тот Свет духовности, о котором говорят, что его возможно видеть лишь третьим глазом, – именно его художник дает нам увидеть на физическом плане. Этот Свет распространяется от призрачного образа Матери Мира, неторопливо идущей по воздуху. На многих картинах художника Свет предстает как россыпь белых сияющих искорок – так во все времена люди представляли себе явление незримых духов. "Преображенные сферы плывут среди призрачных волн неведомых пространств и оттуда… возникают краски неземных цветов". Отдельно хочется сказать о его пейзажах, в которых чувствуется глубокое знание традиций китайской живописи: природа предстает образом человеческой души, своеобразным духовным символом. Горы и воды, неизменное и изменчивое – вечный образ таких пейзажей. Олег Высоцкий не пытается следовать формальным принципам китайского искусства, он воспринимает от этой древнейшей культуры ее духовные принципы.

Искусство космистов обычно представляют себе как наднациональное. Тем удивительнее видеть, как формы символического искусства сосуществуют в творчестве Нелли Новицкой с традициями ее родной Грузии. Картина "Когда прощенье получает Каин" вызывает в памяти легенду о том, что в древние-древние времена люди знали секрет вещества, которое делало камень мягким, как глина, так что из него можно было лепить; когда же действие вещества кончалось, то камень застывал на века. Образы этой картины кажутся именно вылепленными из камня, застывшего в воспоминании о своей текучести, – они одновременно тяжелы, как камень, и певучи, как музыка. Красно-коричневый колорит картины, словно подсвеченной изнутри огнем, создает впечатление подземелья или пещеры, покрытой рельефами, и зритель, словно посвящаемый в подземной крипте, видит в этих образах отражение собственных ошибок, разочарований, устремлений. Чья-то ладонь то ли держит светящийся шар, то ли светится сама – как знак надежды.

Мифы различных народов воплощены на полотнах Лолы Лонли. Камень оживает, приобретая черты человеческих тел, Богиня-Мать индейских мифов спускается с небес. В целом колорит художницы многоцветен и праздничен, она раскрывает перед нами многоцветье культуры азиатских и американских коренных народов. Особо следует сказать о ее картине "Вестник Новой Эпохи", посвященной ученому-востоковеду Ю.Н. Рериху и написанной к столетию со дня его рождения. По степи мчится всадник, а над ним сияет небо со множеством звезд – знак того, что в новой эпохе связь Земли с иными мирами будет несравненно более сильной.

Картины Александра Маранова заставляют вспомнить античное искусство – перед нами классически безупречное изображение прекрасных, гармоничных тел. И, подобно тому, как для античных художников совершенные формы человеческого тела были только способом передать божественную красоту, так и для Александра Маранова главное в его картинах – передача духовных идей, а человеческое тело служит лишь средством их выражения. Ослепительна сакральная, целомудренная нагота тел в триптихе "Сияние", глубокой нежностью наполнены изгибы женского тела в "Колыбельной".

Потоки серебристых искорок часто присутствуют на картинах космистов, но Александр Маранов воплощает этот образ в одной ему присущей манере: словно свет преломляется в гранях кристалла или струях воды. Где-то эти светящиеся отблески приобретают вид белоснежных лилий, где-то – кружев, взлетающих на неистово пляшущей испанке, где-то из них складывается призрачная фигура. Кажется, что художник действительно видит мир сквозь магический кристалл. "Серебристые капли лучистых образований пронизывают темноту, оттуда появляются причудливо-уточненные формы. Космос живет, дышит, созидает и преображает. Приливы и отливы светящейся энергетики выносят из его таинственных глубин Красоту…".

Сложные философские абстракции сплетаются на полотнах Василия Вятича. Образы перетекают друг в друга, так что в хитросплетении линий каждый зритель находит что-то свое, и при каждом новом взгляде на картину оказывается, что видишь нечто, раньше не замеченное. Его образы подобны потокам тягучей жидкости, большим тяжелым каплям. На достаточно темном общем фоне картин дуги света сияют ослепительно и пронзительно: вращается Колесо Времени, и бело-голубое кольцо открывает перед нами путь в запредельные миры.

Образ круга, колеса вообще присущ многим космистам. Таково сферическое движение цветовых пятен на картинах Евгения Савченко. Особенно хороша "Голубая туманность" – из глубины идут лучи синевы, создавая ощущение умиротворения и гармонии.

Александр Белов – непрофессиональный художник, его художественные средства чрезвычайно скупы, но он пользуется ими мастерски. Фактически, он использует лишь один образ – лицо длинноволосого бородатого мужчины с огромными глазами, но этому лицу художник придает такое разнообразие оттенков выражения, что эти однотипные портреты оказываются говорящими. Суровые или скорбные, испытующие или благостные – эти лица заставляют нас вглядеться внутрь себя. Л.В. Шапошникова пишет, что от этих ликов "шли прохладные волны тонкой энергетики, их можно было ощутить и ответить на их призыв".

Светлана Капитонова – тоже не профессионал. Но по смелости и сложности мастерски исполненных композиций она превосходит большинство тех, кто окончил художественные вузы. С ее небольших листов на нас льется ослепительно голубой свет и глядят огромными синими глазами женские лики. Это образы, навеянные чтением книг Учения Живой Этики. Проиллюстрировать философское учение невозможно, да художница и не пытается этого делать. Она поступает иначе: она рассказывает о великих Учителях, преподавших его, рассказывает о пути духовного совершенства. "Сквозь струи пламени и волны тончайшей материи возникали изысканные, гибкие и текучие формы более плотного состава, и сквозь них, как сквозь прозрачную завесу, просвечивали лики космических творцов и хранителей". Большеглазые лики, запечатленные почти на всех ее работах, – это свидетельство присутствия Высокого разума во всем одухотворенном Космосе. Художница создает свои сложные символические композиции, которым подчас тесно в пределах листа, – лик оказывается наполовину срезан краем работы, отчего она как бы раздвигается.

Еще более сложны композиции картин Ирины Богаченко. Это вязь фигур, орнаментов, символов. Мистические символы соседствуют с образами мифологии, и рядом – сверхъестественные существа, порожденные воображением художницы. То это грифон с головой лебедя на змеиной шее, то пленительные девичьи тела с цветами лотоса вместо голов. Рисунок художницы геометричен, и на всех картинах явно или неявно присутствует треугольник: то в виде египетской пирамиды, то как орнаментальная деталь, то на горизонте высится треугольная вершина горы и сияние, исходящее от нее, тоже дробится на множество треугольников. Треугольник одновременно предстает и символом духовного восхождения, и элементом внутренней структуры мира (ведь именно структурированность отличает порядок от хаоса).

Ольга Губанова работает в редкой технике батика. Ее творчество настолько разнопланово, что трудно выделить в нем какие-либо доминирующие образы. Удивительно материальная, осязаемая в своей фактуре Африка соседствует с воздушной легкостью космического пейзажа и образом Матери Мира, в котором органично соединены абстрактное и конкретное – будь то физически ощутимая раковина или спирали галактик. Африканский жар и космический холод, неистовство пляски животных вокруг чернокожей красавицы и непоколебимое спокойствие вселенской Богини – эти контрасты воплощают в себе вечное взаимодвижение противоположных начал, подобное символу "инь-ян", который художница помещает на лоб своей героини.

Органичным дополнением к картинам являются скульптурные работы Юрия Ушкова. Творчество этого мастера чрезвычайно разнопланово: мы видим и пленительные женские образы, выполненные в реалистичной манере, и воплощение абстрактных философских понятий, и образы богов и героев мифов, и странно трансформированные фигуры женщин, воплощающие различные человеческие чувства. Мастерски владея формой, художник не подчиняется ей, но напротив – пользуется ею как инструментом, делая ее гибкой, текучей, заставляя ее стать отражением мысли или чувства, вдруг застывшего в бронзе.

И хотя скульптура изо всех видов искусства наиболее тяжеловесна, но в руках мастера бронза перестает быть материальным металлом – она превращается в легкую и певучую, она светится внутренним светом.

Большое влияние на художника оказала скульптура Индии, с которой он имел возможность познакомиться непосредственно. Идеи одухотворенной плоти были им почерпнуты с Востока, смелая работа с формой, позволяющая создавать абстрактные образы, – с Запада. Именно этот синтез традиций Востока и Запада, проникнутый истинно русской человечностью, и дает то прекрасное искусство, свидетелями которого мы становимся.

Выставка "Неземные миры земных художников" – это подлинный праздник духа для тех, кто хочет выйти за пределы вещного мира. И хотя говорят, что в нашей стране высокая культура умерла, эта выставка – наглядное свидетельство того, что отечественная культура продолжает развиваться, расширяя свои границы, впитывая в себя всё большее число достижений прошлого и открывая путь в будущее.

А.Л. Баркова,
кандидат филологических наук,
доцент
ст. науч. сотр. Международного Центра Рерихов