* * *

– Ты слышишь, – сказала Нэсса, бережно трогая брата за плечо, – все Аратары призывают тебя.
– Слышу, – ответил Оромэ равнодушно.
– Тебя ждут. Ты должен идти к ним.
– Должен, – всё тем же тоном.
– Брат, ведь речь пойдет о судьбе эльдаров. Неужели она стала безразличной тебе?
– Нет, – Оромэ поднялся и пошел на призыв, но его лицо не выражало ничего. Полная апатия пришла на смену немыслимым потрясениям последней Войны. Теперь он гораздо более был похож на потерпевшего поражение, чем на победителя, каким был на самом деле.
 
– Алдарон, мы начали совещаться без тебя, – обратился к нему Манвэ.
– Хорошо, – сказал Оромэ так, как люди говорят "оставьте меня в покое".
– Но принять решение без тебя мы не можем.
– Хорошо.
– Как ты полагаешь, число опасностей, грозящих Детям Единого, не уменьшилось?
– Не уменьшилось.
– Значит, полностью обезопасить их в Эндорэ не возможно?
– Не возможно.
– Тогда не лучше ли им будет переселиться сюда, в Аман?
– Лучше.
– Оромэ, – Ниэнна подошла к нему и заглянула в глаза, – ты действительно так считаешь или просто повторяешь слова Манвэ?
Взгляд Охотника стал на миг осмысленным, и Победитель Утумно сказал с непонятной горечью:
– Здесь нет опасностей, которых надо страшиться. Нет чудищ, с которыми надо сражаться. Здесь можно жить счастливо.
– Я рад, – сказал Манвэ, – что Оромэ считает так же, как большинство из нас. Он лучше всех знает Детей Единого, и его мнение вдвойне ценно. Итак, решено: мы пригласим Пробудившихся жить в Аман. Оромэ, ты отвезешь им наше послание.
– Отвезу, – опять безжизненным тоном.
– Ты расскажешь им о могуществе Валар, о красоте Бессмертной Земли...
– Расскажу.
– ...Чтобы они поняли, что только здесь они могут быть действительно счастливы.
Лицо Охотника на миг напряглось, но потом он послушно повторил:
– Только здесь счастливы.
 
По землям Эндорэ ехал Аратар и вез послание Владыки Арды. Величие его силы заставляло трепетать любого, от сияющего Светом чела нельзя было отвести взора, перезвон бубенцов на сбруе Нахара казался сладчайшей музыкой... – Вала Оромэ ехал к Куйвиэнен в том обличии, в каком повелел ему отправиться Манвэ. К Куйвиэнен ехал Вала Оромэ. Отнюдь не Охотник.
И когда он прибыл – величественный, прекрасный и грозный – то эльдары взирали на него с восторгом и страхом. Его не узнавали. Охотник был почти такой же, как они, – а Аратар неведом и могуч; Охотник запросто разделял все их радости и тяготы – а Аратар недостижимо величествен; всё, что объяснял Охотник, было просто и понятно – а Аратар говорит о непостижимом...
Обаянию его голоса нельзя было не поддаться. Он говорил о крае, прекраснее которого не может быть ничего, он говорил о мудрых и добрых Владыках, еще более могущественных, чем он, он говорил... – и хотелось идти за ним, позабыв обо всём, о прошлом и будущем, ибо счастье может быть только там, в Нетленной Земле, куда устами Валы Оромэ призывает их Владыка Мира...
Вдруг резкий голос разрывает сети сладких речей.
– Вы так быстро забыли родную землю?! Вы забыли, что познали счастье здесь?! Вы хотите идти искать какого-то другого счастья, и ради этого готовы забыть эти холмы, луга, воды? Хотите забыть свет Звезд ради неведомого вам света Древ? Вам сказали, что в Амане хорошо, – и по первому слову вы готовы предать родину?
– Хисиэ, ты... – прошептал Охотник непослушными губами.
 
Охотник в одиночестве сидел у Куйвиэнен. Он пытался вспомнить свои речи и понимал, что как нельзя более точно выполнил волю Манвэ. Именно: выполнил так, как нельзя. Надо было говорить совершенно по-другому.
В ночи неслышно подошел Хисиэ, сел рядом. Он спокойно и чуть печально посмотрел в глаза Оромэ – словно и не гремел недавно против него.
– Не сердись на меня, Охотник. И, если можешь, не обижайся на мои речи. Я должен был это сказать.
Оромэ молчал. Так молчит смертельно усталый человек, у которого не осталось ни желания спорить, ни сил для спора.
Хисиэ, по-прежнему неотрывно глядя ему в глаза, продолжал:
– Я вовсе не такой противник ухода, как кажусь. Сам я никогда не уйду отсюда – но я же никогда никого не буду удерживать.
Оромэ молчал, печально глядя в даль.
– Охотник, попробуй понять меня. Ты велик и могуществен, в твоих очах – Свет прекрасного Запада – и так хочется пойти следом за тобой! Твой призыв завораживает их – и они вот-вот устремятся за тобой, как вода с горы. Но спроси себя, Охотник, – всегда ли решение, принятое в ослеплении (пусть даже в ослеплении прекраснейшим Светом!), всегда ли такое решение – самое мудрое?
Оромэ медленно покачал головой.
– Вот поэтому я так гневно говорил против тебя. Я хочу, чтобы они серьезно задумались: что им дороже – родная земля или странствия. Им нужно подумать. Дай им принять решение самим.
– Хорошо, – тихо сказал Оромэ.
Оба долго молчали.
– Я прошу тебя, Охотник, – уезжай. Пока ты здесь – они ослеплены твоим Светом.
– Я уеду, – промолвил Оромэ и опустил голову. Он понимал, что Хисиэ прав, – но против всех доводов рассудка в душе росло ощущение, что его, запятнанного кровью, изгоняют как убийцу те, ради кого он принял на себя эту кровь.
– Я уеду, – повторил он, – но разреши мне прежде увидеться с Иоли.
Хисиэ был настолько поражен тем, что Охотник просит у него позволения, что не нашел, что сказать. Он просто мысленно позвал племянницу.
 
Он прощался с девочкой, а увидел девушку. Она прощалась с Охотником, а встретила Валара. Оба замерли, глядя друг на друга с одним вопросом: "Это ты?"
– Иоли...
– Охотник, это правда ты?
– Я.
Она подошла к нему, взяла как раньше его руку и осторожно провела по ней пальцами:
– Ты так изменился...
Он смотрел на нее – и не понимал, как она может так ласково гладить руку убийцы. Спросить он не решался.
Мириэль улыбнулась ему:
– Мы всё это время говорили о тебе. Я, матушка и Финвэ. Нам так не хватало тебя. Где ты был так долго?
Он проглотил комок в горле:
– На войне.
– Так мы тебе обязаны тем, что нас больше не тревожат чудовища! Спасибо тебе, Охотник!
"Спасибо, девочка. Тебе не понять, насколько спасибо".
 
Финвэ, Нисиломэ и Койрэ пришли сами – они просто почувствовали присутствие своего Охотника. Молча разожгли огонь; Финвэ достал из-под плаща арфу. Ту самую.
– Охотник, сыграешь?
– Попробую.
Музыка была печальной. Раньше под пальцами Оронто арфа рассказывала о любви тем, кто о ней не ведал, – теперь она так же впервые говорила о горечи утрат.
Когда арфа замолкла, Мастер спросил за всех:
– Охотник, мы можем помочь?
Оромэ покачал головой.
 
А потом был новый разговор с народами эльдар. Надо было выполнять обещание, данное Хисиэ. И Оромэ сказал:
– Вы бесконечно дороги моему сердцу, но, к печали моей, я должен покинуть вас. Я рассказал вам об Амане всё, что мог. Теперь – решайте: примете ли вы Призыв или останетесь здесь? Помните: недалек тот час, когда я вернусь, чтобы вести на Запад тех, кто пожелает этого.
Вперед вышел златокудрый Ингвэ и воскликнул:
– Вала Оромэ, решение уйти – в сердце моем! Позволь мне сопровождать тебя на Запад, чтобы потом, вернувшись с тобой, я смог бы рассказать моим соплеменникам о Благом Крае.
– Да будет так, – негромко ответил Оромэ.
Вперед вышел среброкудрый Эльвэ и молвил:
– Вала Оромэ, мое сердце стремится к красоте Амана. Позволь мне увидеть ее прежде, чем мои сородичи примут решение.
– Да будет так, – отвечал Валар.
Стоявший недалеко от Оромэ черноволосый Финвэ сказал:
– Охотник, ты знаешь, что неизменно мое решение уйти вместе с моим народом. Но дорога – трудна и опасна. Лучше будет, если вождь заранее узнает путь, по которому пройдет его народ. И потому – позволь и мне присоединиться.
– Да будет так, – возгласил Оромэ. – Ингвэ, Эльвэ и Финвэ увидят Аман, дабы потом беспристрастно рассказать вам о Благом Крае.
– Счастливой дороги, – без тени иронии сказал Хисиэ.