Книга третья. Клятва Мелькора
 |
27 Сгущались сумерки.Вокруг Чаши зажигались факелы. Мори, глядя со склона вниз, подумал, как это красиво - Чаша в кольце огня. Собиралось всё больше народу. Били барабаны. Им подвизгивали дудки. Незнакомые инструменты из жил зверей, натянутых на раму, тягучим воем вторили мощным ударам барабанов. Тара-та-та-тата, тара-та-та-тата! Мори вздрагивал в этом ритме. Молодые воины один за другим взлетали на край чаши. В жизни - только битва, в жизни - только схватка! Мори казалось, что он слышит эти слова. Ему хотелось быть там, среди них, среди людей, среди воинов, отбивающих всё убыстряющийся темп, быть внутри этого рыже-безумного круга пламени, распластанного ветром... - Пойдем! Черные брови. Орлиный нос. Пронзительный взгляд черных глаз - жгучих углей. Широкие золотые ленты в косах, заплетенных на висках. Золотые бляшки на кафтане. Золотой кованый пояс. Золотая гривна на шее. Древняя гривна. Ульдор. - Пойдем, Черный. Нас ждут. Тара-та-та-тата, тара-та-та-тата! В жизни - только битва! В жизни - только схватка! Лейте кровь на землю, пусть земля прогоркнет От крови убитых, от крови горячей! Тара-та-та-тата! Рев барабанов нарастал. Мори послушно спустился за Ульдором, не думая, куда и зачем он идет. Он шел в это рдяно-золотое неистовство, где оранжевый свет факелов заставлял Чашу сиять ярче солнца в жаркий день, где искрилось золото на гривнах, поясах, оружии воинов. Два цвета - чернота ночи и яростные взблестки золота. Тара-та-та-тата, тара-та-та-тата! Смерть - цель нашей жизни! Слава - путь к бессмертью! Пейте кровь убитых! Будьте пьяны кровью! Кровью опьяняясь, смерть себе ищите! Будьте пьяны кровью, будьте пьяны славой! Тара-та-та-тата! - Садись. Ульдор указал Мори на сиденье рядом с собой. Юноша не услышал. Вождь положил руку ему на плечо, заставил сесть. Танец продолжался. Не юноши, отнюдь не юноши уже вскакивали на тонкую золотую кромку Чаши Уацмонга. Бывалые воины, обнаженные по пояс, красуясь боевыми шрамами, танцевали на грани жизни и смерти. Тара-та-та-тата, тара-та-та-тата! Славным нет забвенья! Сильным нет забвенья! Ради славной смерти должен воин биться! Храбрым - вечно память! Храбрым - вечно слава! Бейся до предела, бейся безоглядно! Смерть - удел достойных, смерть в бою кровавом! Тара-та-та-тата! Мори не заметил, как Ульдор пружинисто встал, расстегнул пояс, на ходу сбросил на землю кафтан и босиком вскочил на Чашу. Тара-та-та-тата, тара-та-та-тата! Кровь рекой прольется, кровь врагов презренных! Быть от крови пьяным воинам могучим! Победить иль сгинуть - воину неважно! Пьяный вражьей кровью, смерть врагам несет он! Тара-та-та-тата! Орел над жертвой - таким на кромке Чаши казался Ульдор. Он падал камнем вниз, впивался клювом в горло, разрывал когтями - и снова взмывал, изломав руки в невозможном для человека рисунке орлиных крыльев. Тара-та-та-тата! Жизнь - лишь миг короткий, слава - путь в бессмертье! Ульдор соскочил, слетел с Чаши - и Мори, не задумываясь, пошел вперед. Барабаны ревели, круг огней звал его, Чаша хищно отсвечивала красным вином, подобным крови. Тара-та-та-тата! Грозди винограда давятся под прессом, Жизни молодые давятся войною! Пей вино безумья! Пей вино победы! Жизнь - лишь сок кровавый В чане битв бродильном! Тара-та-та-тата! Мори вскочил на край Чаши. Он не знал движений, но неистовство барабанов подсказало их. Ноги - осторожная поступь оленя, носки едва касаются тонкого обода. Руки - гордые крылья орла. Удержать равновесие. Это так легко. И - барс. Упасть - почти упасть на кромку Чаши. Упасть - на врага. На жертву. Враг - это жертва. Не иначе. Танцевать, как сотни, тысячи воинов до него. Чаша вибрирует, жаждущая новых потоков крови. Вино дрожит, и рыжие блики на нем складываются в десятки мертвых лиц. Лиц тех, кто сбился в танце и рухнул в Чашу. Они были слабыми. Они стали жертвами войны. Мы станем ее жрецами. Тара-та-та-тата! Рви, рази нещадно! В клочья рви трусливых! Славься, враг мой смелый! Славься, мой убийца! Вместе смерть нас примет! Слава нам - едина! Тара-та-та-тата! Барабаны ревели. Взвизгивали дудки. Фандыры гулким пением струн вторили ритму. Мори бесновался на Чаше. Ульдор улыбался в усы. 28 Сам не пойму, что заставило меня вскочить на Чашу.Все они - от мальчишек, плясавших здесь утром, до ветеранов, у которых всё тело иссечено шрамами, - все они знали, что я пришел звать их в кровавый бой. Им это было известно, хотя я еще ни слова не сказал старейшинам. Они знали это просто потому, что я - пришел. Оказывается, люди ловко обходятся и без осанвэ. Язык поступков говорит им гораздо больше прозвучавших слов. Воины вастаков знают главное: уйдут в бой они все, а вернутся… если хоть кто вернется. И они - рады. Они - опьянены дурманом смертельного риска. И я… я тоже… 29 …А вокруг уже шумел пир. Воины подходили к Чаше, зачерпывали вино оправленными в золото рогами горных козлов. По рукам шли вертела с дымящейся, истекающей соком бараниной.- Выпей, - Ульдор вложил в руку Мори полный рог. - От мяса ты, знаю, откажешься, но вино из чаши Уацмонга - твое по праву. Мори выпил. Вино было непривычно кислым, но, осушив рог, Черный почувствовал, что его напряжение спало, что безудержное веселье пира захватывает его, как только что - яростная радость танца. Вот он уже болтает с молодыми воинами, они хлопают его по плечу, он отвечает тем же. И неважно, что они не знают синдарина, а он - их языка. Всё и так понятно. "Ты молодчина! Отлично танцуешь. Просто великолепно!" "Да ладно вам! Вы-то сами как танцуете! А Чаша у вас… я с ума схожу, какая красота". "Чаша? Чаша - это да! Ей столько веков… Одна слово - Чаша Уацмонга". "А почему - Уацмонга? Это ее имя? Или был у вас Уацмонг?" "Вай, послушай, какая разница! Есть ночь, есть огонь, есть Чаша, есть танец, будет - битва! Нет дела воину до остального!" …Праздничный гомон, пляски, веселье. Едва слышишь сам себя - и уж совсем не слышишь, что один говорит другому. Дочь подает еду отцу, а тот стискивает ее локоть: - Ступай к нему. Негромкий голос Ульдора. Бадах вздрагивает. Она хотела, она мечтала именно об этом, но... - Но, отец, он же из Древних! Древние никогда... - Ступай к нему после пира. Считай это моим приказом. И добейся своего. 30 Мой сокол ясный, мой барс неистовый, мой олень прекрасный!Стоило годами отказываться от лучших женихов, которых я отвергала еще девчонкой. Стоило презирать и знатных, и храбрых, и красивых. Стоило. Стоило - чтобы пойти к тебе. И не женой, а наложницей. И никто не осмелится сказать, что судьба наказала Бадах за гордость: не человека выбрала я. И не Древнего. Отрицай, что ты - сын бога, мой Черный Сокол, - отрицай, мы не станем спорить. Ты - черная молния в сердце нашего народа. Ты - судьба нашего народа. Ты - моя судьба. 31 - Кто здесь?Мори сидел у очага и любовался багровыми переливами угольев. - Это я. Бадах. Меня отец прислал. - Что-то случилось? - Мори встал, в два шага оказался рядом. - Нет... - прошептала девушка. Черный стоял спиной к очагу. Бадах не видела его лица. Она дрожала, не зная, как сказать ему, зачем пришла. - Что с тобой? - участливо спросил Мори. Дочь Ульдора была слишком горда, чтобы признаться в своей любви. Даже ему. - У нас есть обычай… - выдохнула она. - Почетному гостю предлагают на ночь женщину. Вождь прислал меня. В темноте не было видно, как Мори покраснел. - Но, Бадах… я не могу. Я совсем не знаю тебя, я не могу на тебе жениться. - Мой Черный Сокол, кто говорит о свадьбе? Взволнованный шепот девушки обжигал его. От ее слов, ее влажного дыхания по телу Мори пробежали волны жара - как те, которыми он давеча любовался на угольях. Уголек. Детское имя вернулось к нему. И этот уголек был готов вспыхнуть. Мори не слышал слов Бадах. Не понимал их смысла. Он не мог противостоять волне огня, идущей от нее к нему. Бадах говорила, говорила, говорила… Всё что угодно, лишь бы он слушал. Лишь бы стоять рядом с ним, ощущать близость его тела, излучающего не-человеческое тепло, лишь бы вот так кружилась голова, и словно что-то поднимает над землей… - Я люблю тебя, мой Черный Сокол. - Бадах… Он хотел сказать, что это невозможно, но слова отказа не шли. - Ты пришел погубить нас, - ее горячее дыхание стало совсем близким. - Так возьми мою жизнь, возьми мою любовь - прежде чем ты возьмешь жизнь моего народа. - Бадах, ты так этого хочешь? - Да… Она провела влажными, чуть дрожащими пальчиками по его лицу. Над бровями, по скулам, по щекам. Мори застыл. Мягкое, юное, податливое тело Бадах источало незримый пламень, и хотелось окунуться в него, раствориться в нем, и одновременно овладеть им, подчиняя себе. Темная пучина, ждущая его. Бездна, готовая раскрыться. - Я никогда не женюсь на тебе, - от голоса остался едва слышный хрип. - Конечно… Рука Мори скользнула по ее груди. Маленький тугой комочек покорно лег в ладонь. - Так?.. - Да, любимый… Пожалуйста… |
|