Книга третья. Клятва Мелькора
 |
32 Холодно. Надо угли раздуть.Уже светает. Серый свет брезжит. Холодно и сыро. Бадах замерзнет. Этим, что ли, ее укрыть? Спит. Глубоко спит. Устала. Хорошо, что она спит. Что я бы сказал ей теперь? - что я стыжусь безумия этой ночи? Как она вообще смогла меня уговорить? Что на меня вдруг нашло?! Холод. Приятно. Постоять так немного. Ночной жар выходит прочь. Пока не буду одеваться. Можно не торопиться: Ульдор ждет меня только с восходом. Ульдор! Что я скажу ему?! Как я посмотрю ему в глаза?! Впрочем… если он послал Бадах сам… Спит. Полураспущенные косы змеями свернулись на покрывале. Зачем ты это сделала, Бадах? Зачем это понадобилось тебе? Довольно! Я приехал сюда по делам войны. Сделанного не вернуть, но у меня есть заботы поважнее Бадах. И хватит думать о ней! Я ехал к Ульдору. Я ехал выполнять приказ Мелькора, а не искать девической любви. 33 - Что подняло моего гостя в такую рань?Мори закусил губу. Глаза юноши полыхнули гневом: мало того, что Ульдор заставил свою дочь… заставил его… так он еще и следит за ними! - Почему ты послал ее ко мне?! Как ты посмел послать ее ко мне?! Ты знал, что я не смогу ей отказать, и… Вождь чуть поклонился, своим спокойствием смиряя ярость Черного: - Ульдор не знал. Догадывался, да. Но не знал. Пусть сын Пламенного выслушает без гнева. - Ну? - на этот раз Мори уже не заметил, как назвал его Ульдор. Не до того было. - Сын Пламенного приехал говорить с нашими вождями. Сын Пламенного приехал решать судьбу нашего народа. Сын Ульфанга был бы плохим вождем, если бы не проверил, что ты - тот, кем называешь себя. - Да, я знаю, - Ульдор не дал Мори перебить его, - любой Древний это просто видит. Но мы, люди, мы - другие. Нам не дано читать в душах. И Ульдор стал задавать Черному вопросы. - Вопросы? И что же я ответил? - Что Черный - не из Древних. Не из… - слово чужого языка далось вастаку с трудом, - не из нолдор. Черный Сокол не из их народа, хотя и говорит на их языке и во всем подобен им. И Мори не смог возразить. Он только спросил: - Как ты узнал это? - Для Древних мы - неразумные дети. Они снисходят до нас, не более того. А Черный Сокол вошел в наш круг. Черный радовался нашей радостью. Черный танцевал на чаше Уацмонга, как мы. Черный Сокол спал с нашей женщиной. Черный Сокол слил свою судьбу с судьбой народа Ульра. Не потому ли, - Ульдор пронзительно взглянул на юношу, - что провел в одиночестве срок, который нам, людям, кажется вечностью? - Ты проницателен… - пробормотал Мори, запутавшись меж гневом и восхищением. - Я вождь, - отвечал Ульдор. И этим всё было сказано. Спокойная гордость. - Позволь Ульдору предостеречь сына Пламенного, - вастак заговорил в своей обычной манере. - Когда Черный вернется к своим, пусть не хвалит нас. Не стоит говорить о том, как Черный танцевал на Чаше. А главное… - А что делали нолдоры, - перебил его Мори, - если им предлагали женщину? Ведь предлагали, так? - Разное, - пожал плечами вождь. - Кто-то гневно отказывался. Тот, кто добрее, всю ночь рассказывал ей сказки и пел песни. Женщина от такого уходила гораздо более счастливой, чем если бы Древний просто взял ее. - Учту. Мори сжал губы в линию. - Вот что, Ульдор; чтобы больше не говорить об этом. Я не смог отказать Бадах, это так. Но сейчас готовится война. Я не принадлежу себе. И… - Для сына бога человеческая женщина не значит ничего, - подсказал Ульдор. - Именно! - почти крикнул Мори, убеждая в этом скорее себя, чем вождя вастаков. - Пусть сын Пламенного забудет о ней. Нас ждут старейшины. Ульдор чуть поклонился, пряча в бороде улыбку. Про себя он думал: "Если влюбленный мальчишка выглядит иначе, то - я не знаю, как выглядит влюбленный мальчишка! Даром что сын бога. Готов поспорить на лучшего жеребца, что он возьмет Бадах в жены… если, конечно, останется жив в этой войне". 34 Стар я… Стар, и всё же - дожил.Предки наши с богами через шаманов говорили. А мы - сами. До Твердыни богов дошли. Сегодня - к нам сын бога пришел. Черный Сокол… приручил этого Сокола Ульдор. Высоко в небе летает сокол - не взлететь так человеку. Метко добычу бьет - не дано так человеку. Да только подчинит человек сокола. И станет тот по своей воле ему служить. Силен ты, Черный. Стоишь ты один посреди хасы, а мне мнится - снова мы в огненном зале Твердыни богов. С собою ты принес ужас и красоту Твердыни. Словно не день сейчас разгорается и не утренний ветер веет, а сомкнулись над нами черные своды того зала. Силен ты, Черный Сокол. Но что значит вся твоя сила перед хитростью Ульдора? 35 Мори обвел собравшихся внимательным взглядом.Ульфанг. Старый вождь, уступивший власть младшему сыну. Рядом с Ульфангом сидят два внука - молодые воины, отчетливо напомнившие Мори ангбандских волколаков: сейчас неподвижны и послушны, но только прикажи - и разорвут в клочья, опомниться не успеешь! Два старших сына Ульфанга. Мори не дал себе труд запоминать их имена. Эти похожи на орочьих командиров: мощь огромна, в бою страшны, а вот думать не обучены. Слабый против них - ничто, но они сами - ничто против умного. Против своего младшего брата, например. Ульдор с достоинством поклонился отцу, братьям, старейшинам. Сел на свое место. Он выглядел хозяином, который из вежливости уступает гостям почетные места. Урызмаг. Этого древнего ворона Мори отлично помнил еще по Ангбанду. Именно что ворон. Только птицы вести приносят Мелькору, а этот… сам себе? Под взглядом старика Черному сделалось не по себе: ему казалось, что Урызмаг видит его насквозь. Даже то, что Мори таил от себя самого, было ясно этому высохшему старцу с пронзительными глазами. Прочие старейшины… они уже не слишком интересовали Мори. Может быть, потому, что от них исходила робость. Они смотрели на Мори как на сына бога, так что их можно было не замечать. - Я не знаю ваших обычаев, - заговорил Мори. - Я не знаю, как мне следует обращаться к каждому из вас, и если я невольно невежливым словом обижу кого-то - прошу простить меня. Ульдор выразительно приподнял бровь, глядя на Урызмага; тот чуть заметно кивнул. Дескать, Древние себя так не ведут. Ульфанг ответил за всех: - Сын Пламенного ничем не может обидеть никого из вастаков. - Я привез вам волю Пламенного! Тишина в ответ. Как рассохшаяся земля готова впитывать капли дождя, так вастаки жадно ждут слов Черного. - Нолдоры начинают войну против Ангбанда, и вы это знаете. Но Пламенный не хочет этой войны. Он не хочет гибели нолдор. А мощь Ангбанда такова, что нолдор обречены. Когда они нападут - они погибнут. Чуткая тишина. Ульдор покусывает усы. - Нолдоры считают вас своими вассалами. Они призовут вас на эту войну. И Пламенный приказывает вам: идите. Идите, чтобы их спасти. - Закрыв собой? - Ульфанг хлопнул правой ладонью по левой, бросая вопрос в Черного. - Нет. Ударив в спину. Это задержит надежнее. Вот оно. Сказано. Урызмаг вопросительно посмотрел на Ульфанга. Вождь наклонил голову, соглашаясь. И в тишине раздался скрипучий голос старого шамана, донельзя похожий на карканье ворона: - Позволит ли Черный спросить его: отчего же Пламенный так хочет спасти Древних, затевающих войну против него? "Войну против него". У Мори перехватило дыхание: слишком точно Урызмаг ухватил суть. Маэдрос идет именно против воли отца. Против мертвого отца. Мори встретился с шаманом взглядом. Точно, ворон. Представить себе ворона, поседевшего от старости… Такому не солжешь. Да и зачем? - Феанор, отец лордов нолдор, начинающих войну, это и есть Пламенный. Ульфанг аж привстал, хлопком бросая новый вопрос в Черного: - Отчего он не сказал нам это, когда брал с нас клятву?! Ответить было просто: - Какому отцу легко сказать, что сыновья идут против него? Волна молчаливых кивков. - Я прошу вас сохранить это в тайне. - Сын Пламенного может быть спокоен, - Ульфанг встал, опираясь на внуков, и поклонился. - Мы верны своей клятве и исполним волю Пламенного. - И погибнем, - спокойно добавил Ульдор. - Вастаки не нанесут ни одной настоящей раны сыновьям Пламенного, а Древние будут сражаться с нами так, как бьются с предателями. Мори медленно наклонил голову, подтверждая. "Ты сказал это за меня. Спасибо, Ульдор". - Пламенный избрал славную смерть вастакам, - гордо сказал Ульфанг. Ночь. Шепот Бадах: "Ты пришел взять кровь нашего народа…" Они уже тогда поняли. Ульдор выкатил Чашу, уже всё зная. Зная раньше, чем было передано послание. 36 После хасы я попросил Черного Сокола остаться со мной.Мне страшно подумать, на сколько веков он старше меня, - но я говорю с ним, как с юношей. Ты думаешь: раз мы мало живем, то держимся за жизнь? Ты думаешь именно так. Ошибаешься. Ты можешь жить века и тысячелетия. Мы - тоже. Только иначе: в памяти. Неважно, долгой или короткой по нашему счету будет жизнь. Важно, будет ли долгой память. И вернейший способ оставить после себя многовековой след - погибнуть со славой. Твой отец мудрее тебя, Черный Сокол. Он дарит нам смерть, о которой не забудут никогда. Твой отец щедр к нам. Странно, что он не объяснил тебе такой простой вещи. Ты почему-то жалеешь нас - вместо того, чтобы радоваться нашей радостью. 37 Э-о-эй, ждет нас славная битва! Э-о-эй, ждет нас славная смерть!Всяк, кто живет на этих землях, услышит о том, как ударим мы в спину Древним. Пусть сочтут нас предателями - но будут помнить имена наши! А Пламенный знает, что не предавали мы его сыновей. Верны мы ему. Верны мы слову. Верны мы им. Только отчего Черный так хмур? Нас жалеет? - так ведь объяснил ему всё Урызмаг. О-э-эй, пойди мои старшие братья против отца - и я был бы мрачен. Сотни, тысячи раз затевали сыновья войну против своих отцов. О-э-эй, любо петь, любо слушать про такие войны. Иному любо и начать такую войну. О-э-эй, тяжко защищаться в ней. Вижу я - ищет Черный смерти. Нет ему в смерти радости, а всё же стремится он к ней, как любой из вастаков. На чаше Уацмонга танцевал он, как все мы. О-э-эй, не по силам ему многовековая жизнь… Не по силам ему таиться от братьев. Братьев по отцу. Скрывать родство, притворяться обычным Древним, прятать Черный Пламень души. Э-о-эй, не завидую я тебе, сын бога. Жаждешь ты смерти, но страшишься погибнуть раньше, чем исполнишь волю Пламенного. Прощай, Черный Сокол. Исчез ты в наших травах: рядом стоял - и вот уже нет тебя. Лети к отцу, передай ему, что нерушимы наши клятвы. Исполнил ты его приказ. 38 Бадах, с затуманенными от счастья глазами, шла по селению, едва ли замечая хоть что вокруг. Тело дрожало в медленно гаснущем жаре воспоминаний о ночи, когда не было сил вытерпеть это наслаждение, когда счастье было пронзительной болью, а боль была пьянящим счастьем. Когда она, девушка из людей, овладела сыном бога и, овладев, - отдала себя распластанной жертвой…- Бадах! Боль обожгла ей щеку. Она бывала битой отцом, но пощечина именно сейчас… без вины… Слезы хлынули сами собой. - За что?! - Чтобы ты меня услышала, - бесстрастно ответил Ульдор. - Чтобы ты не кивала послушно, пропустив мои слова. - Да. - Ты знаешь, что будет с Черным Соколом, если ты хоть кому расскажешь о вашей ночи? - Что, отец? Взгляд дочери вождя. Такой же пронзительный и напряженный, как у него. - Убьют. Несколько мгновений, чтобы осмыслить. - …Расскажу одной подруге - к вечеру знают все женщины. Вечером знают все женщины - к утру знают все мужчины. Знают все мужчины - через десять дней знают Древние. - Миг молчания. Вопрос: - Что я должна сказать подруге, отец? - Что он пел тебе песни. - Но… если я… если у меня… - Если у тебя родится ребенок, к тому времени в живых не будет ни Черного, ни твоего отца. |
|