Я уткнулся тогда лицом в плечо мамы, потому что творящееся было страшнее страшного. Гибель Древ – может ли быть что кошмарнее?
Оказалось – может.
Он – холодный гордец, никогда не проявлявший и намека на чувства, – сейчас катался по земле, и выл, и рыдал, и кричал что-то бессвязное. Десятки глаз видели это. Сотни и тысячи смотрели, слившись в невольном осанвэ.
На него сейчас смотрел весь Аман.
Он этого не замечал.
Его не жалели. Никто. Быть может – единицы, и они надежно прятали свои мысли. На него смотрели едва ни с торжеством:
"Ты получил то, что заслужил, Феанор!".
"Тебя предупреждали, что Враг – всегда Враг!".
"Ты возомнил себя мудрее Валар – так вот цена твоей мудрости!".
– Как же так? – я шептал, ни к кому не обращаясь. – Ведь у него отец убит! Неужели он не стоит сострадания?!
– Преступно жалеть того, кто поставил дружбу с Врагом выше уз родства! – ответил мне кто-то. Я не помню, кто это был. И хорошо, что не помню.
Стояла тишина. Те, кто оплакивал гибель Древ, сейчас молчали. Отчаянье Феанора было для них жестокой отрадой.
Тишина. Только – звериный, безумный, разрывающий душу крик.
И жадные взгляды – глазами и осанвэ – вперенные в падшего нолдора.
Потом Феанор встал.
Его лицо было ужасно. В его взгляде была – смерть.
– Будь ты проклят, Черный Враг, Моргот, кому пристало лишь это имя!
Казалось, эхо разносит слова Феанора от Эккайи до Пелоров, от Арамана до Аватара.
– Будь проклята лживая твоя дружба, и обманные посулы, и подлое двуличие!
Мы стояли, оцепенев: сила Творения наполняла речь Пламенного.
– Будь прокляты руки, пролившие первую в Амане кровь!
Проклятие оборачивалось пророчеством: "первую". Не – последнюю.
– Будь прокляты цели и стремления твои! Да будет разрушен твой дом, как разрушил ты наш!
Это была война. Война, захватившая всех нас. Уже.
– Будь прокляты все, кто внимал или вонмет твоим коварным речам!
Ты проклинаешь сам себя, Феанор?!
Несчастный…