Книга вторая. Пленник судьбы
 |
33 Я вспоминал тот самый разговор с отцом. Первый и последний разговор, когда мы оба были предельно честны.- Феанор, - сказал мне Король, - о твоей дружбе с Мелькором говорит весь Аман. И я хочу, наконец, услышать об этом от тебя. Не от Финголфина и Индис, не от Ингвэ и Манвэ, не от десятков недоумённых и сотен молчащих, а - от тебя самого. Итак? Я не был готов к этому разговору. Вернее, я отлично знал, что мне нужно говорить, но совершенно не знал, как. А правильно взятый тон был важнее слов. Впрочем… быть дерзким с отцом я не собирался. - Да, - я опустил голову, и этот жест не был случайным. - да, мы с Мелькором друзья. И я не вижу причин скрывать это, - я тщательно следил, чтобы в моём тоне не прозвучали ноты вызова. - Напротив: он один из Валар, и дружбой с ним следует гордиться. - Он - Враг, - тихо возразил отец. Я ждал этого. - Он был Врагом, - я думал не о словах, которые шли сами собой, а о тоне. “Спокойно, спокойно!” - твердил я себе. - Он был Врагом, - повторил я. - Он раскаялся. Он оправдан Кругом Судеб. И слово Манвэ… - Прекрати, - перебил меня Король. Он тоже решил не повышать голоса. Эта взаимная игра спокойными, негромкими голосами… нет, мне это совсем не нравилось. Тихого голоса моего отца стоило бояться пуще любого крика. Я посмотрел Королю в глаза: - Что я должен прекратить? Повторять слова Круга Судеб? - Прекрати прятаться за эти слова. Прекрати скрывать подлинные причины своих поступков. Меня чуть к стене не отбросило. Противостоять Королю было бессмысленно, и мне оставалось одно - поддаться. - Отец, - я виновато опустил голову, потом снова взглянул ему в глаза, - спрашивай. Я отвечу. - Расскажи мне о вашей дружбе. Всё. Он мог потребовать, но его слова не звучали приказом. - Он спас мне жизнь, отец. - Кого ты обманываешь? Себя или меня? Я же знаю, что там было на самом деле. Его вмешательство чуть не погубило тебя. - Да, но потом он помчался ко мне на помощь! - И эта помощь была уже совершенно лишней. С тобой была Ниэнна. Она не хуже Мелькора вернула бы тебе силы. Только она сделала бы это легче и лучше. Я закусил губу: доводы, с которыми не мог спорить весь Аман, отец опровергал играючи. Похоже, он хорошо подготовился к этому разговору. А вот я был совсем не готов. - Отец, - я зажмурился, мучительно ища слова, - я не буду решать, лучше или хуже стало мне от помощи Мелькора. Я вижу одно: он помчался ко мне, позабыв о запрете переступать границы Амана. А я был тогда в Арамане, ты же знаешь. Он рисковал собой ради меня. А это в моих глазах стоит дороже спасения моей жизни. Король подошёл ко мне, и я невольно сделал шаг назад. Привычка. Он ниже меня на полголовы, а смотреть сверху вниз на отца - недопустимо. Так что я говорил с ним, отойдя на шаг-другой. - Та ваша встреча в Арамане, - напряжённо спросил Финвэ, - какой она была по счёту? - Второй. - Так что же было в первую? Что заставило Мелькора рисковать собой ради тебя - если он и видел тебя всего один раз? Вопрос убийственно правильный. Мне не схитрить. Не увести разговор в сторону. - Отец, мы с ним нужны друг другу. Мы поняли это сразу же. - Сын мой… - в голосе Короля была искренняя печаль. - Ему нужен не ты. Ему нужны эльдары. От Пробуждения. Я слишком хорошо помню, как он приходил к нам, предлагая своё покровительство. - Мне он предложил не покровительство, а дружбу. На равных. -На равных - между эльдаром и Валой? - усмехнулся Король. Разумеется, я не стал говорить отцу о том, что Мелькор называл меня братом. У меня в запасе было другое возражение. - Отец, не мне судить, каким был Мелькор во времена Пробуждения. Не мне судить о Войне Стихий. Но сейчас Мелькор - освобождённый. Сейчас он - Раскаявшийся. Я не вижу зла в его намерениях. - Не видишь. Верю. Но это не значит, что его нет. Я почувствовал, как во мне поднимается гнев. - Отец, - мой голос стал против воли резок, - так ты полагаешь, что тот, кто был когда-то жесток, измениться не способен? Что его раскаянье - это либо сознательная ложь, либо самообман, так?! Я не называл имён. Но Финвэ отлично понял меня. Я сейчас говорил отнюдь не о Мелькоре. Отец замер, позабыв на миг дышать. Он лучше лучшего знал, что последние пару столетий мои ссоры с Финголфином сменились молчаливой отчуждённостью, а с Финарфином мы вообще сумели стать любящими братьями - к изумлению всего Амана и нас самих. Я знал, что мой довод - неотразим. Я мог позволить себе такую роскошь: сравнивать себя с Мелькором - в дурном. Я мог позволить себе это, потому что сам смог перешагнуть через ненависть и собственную жестокость. Я когда-то сказал всё это в лицо Манвэ. Сейчас я это сказал отцу. И неважно, что вслух прозвучало так мало. Король услышал всё. - Феанор, - в голосе отца не осталось ни властности, ни жестокости, одна глубокая печаль, - Феанор, чем тебя так влечет Мелькор? Что он может дать тебе такого, что не в силах дать твои друзья, Финарфин, я, наконец? - Он понимает меня, - ответил я искренне, и тут же пожалел о своих словах. Не стоило такое говорить в глаза отцу. Королю. Холодный взгляд был мне ответом. И тогда я опередил Короля: - Отец мой. Ты властен мне приказать: “Не встречайся с Мелькором”, и я подчинюсь. Я не стану искать лазейку в твоих словах. Твоя воля пресечет не только наши встречи, но и осанвэ между нами. Ты вправе это требовать, и ты властен это получить. Но твоя воля не разорвет то, что связывает нас. Разлучить нас нетрудно. Разъединить… - я покачал головой. Отец был бледен, и на миг я устыдился своей жестокости. Впрочем, не я начал этот разговор, пошедший совсем не так, как задумывал Король. Вступая в поединок, стоит быть готовым и к поражению. А наш разговор был именно поединком. Моя жестокость была вынужденной. Я, лишившийся матери и не простивший отца за вторую женитьбу, просто не мог потерять еще и брата. Единственного настоящего брата. Прости, отец. Есть деяния, которые не под силу даже Феанору. Которые именно Феанору и не под силу. Король долго молчал, потом вздохнул: - Ступай… Наверное, я должен были остаться, в слезах броситься и его ногам, говорить что-то бессвязно-утешительное. Но я слишком устал от этого разговора. Я молча поклонился и вышел. 34 А в этих мастерских стало удивительно спокойно. Остались только те, кто действительно хочет творить. Работы мастеров Феанора теперь... гармоничнее, что ли? Прежний излом, внутренняя перекорёженность ушли из них. Или - уходят.Надо бы привести сюда Государя... ему будет легко работаться здесь. Мало ли - захочет сделать что-то большое, что у нас наверху просто не хватает места, да и четырех рук мало. Предложить ему? Или не стоит? Об отсутствующих он меня наверняка не спросит. Он вряд ли даже помнит, сколько их было здесь - до войны. До последней войны, о которой сегодня говорят как о единственной. Только не здесь. Здесь о ней не знают. Здесь можно спокойно уйти в творчество. Я теперь отдыхать сюда прихожу. 35 - Нолдоры, слушайте меня! Мы - глупые слепые щенки, не видящие того оружия, которое нам дает судьба!- Рутмег, о чем ты? - Мы делаем камни. Черному важно только одно: их внешний вид. Он слепец, он не видит сути. - Что ты предлагаешь? - Разве можно что-то изменить, Рутмег? - Можно! Вспомните, чему учил нас Ауле. Вложите в камень желание, чтобы силы того, кто станет его носить, медленно таяли: словно злая гадюка сосет изнутри. - Рутмег, ты гений! - Я ученик Ауле. Сам Феанор хвалил мои работы. - Феанор редко хвалил... это верно... - Нам тут твердят о том, что путь к свободе - творчество. Вот она - наша свобода! Трудиться на погибель Ангбанда! - На погибель! - На погибель! - Тише, вы... услышит кто... - А самые красивые камни будут носить главные слуги Врага! - Вот она - наша война! - Мы отомстим за убитых! - Рутмег... кх-кха... - голос умирающего. Ни работать на Ангбанд, ни принимать пищу, заработанную другими, он не желает. - Выпей, упрямец. Пей, я приказываю. - Нечего... мне приказывать, Рутмег... Ты... ты думаешь, Враг... сам будет... наши камни... носить... Ты работаешь... на Ангбанд.... глупец ... - Я бьюсь с Ангбандом как могу. А ты умрешь, не взяв жизни и одного врага! - Ты... как тот... Мастер... Только он... лгал, а ты... ошибаешься... Не слушайте его... глупцы... любая работа... на Врага... обернется... против вас... 36 Что-то я перестал понимать, что происходит. Камни моих бунтарей стали на удивление мирными. Их ненависти я больше не ощущаю.Что это значит?! Они покорились? Нет, только не это. Как они ни прячут взгляд - я не слепец, я ощущаю их ненависть. Но я не вижу ее в их работах. Боюсь, именно так - не вижу. Она там есть. Только глубже и… наверняка опаснее. А ну ладно! Камни эти носить не мне и не Государю. Судьба гномов, с которыми торгует Мелькор, мне безразлична. Сами виноваты, в конце концов: нечего Ангбанду оружие продавать! |
|
|