|
Королевино лето
Кромка судьбы: Марх
Девочка моя… завтра всё кончится. Завтра – три года с того проклятого Бельтана, когда на вас легло заклятье. Завтра ты станешь свободна. С завтрашнего дня мы будем по-настоящему вместе.
Ты любишь меня, даже когда чародейство заставляет тебя любить Друста. Что же будет, когда спадет заклятье?
Смешно: я дрожу как мальчишка перед свадьбой. Может быть, потому, что у меня никогда не было юности? Упав ребенком со скалы, я расстался с детством – а вышел из моря уже зрелым мужем. Трепет первого свидания, счастье первой ночи – я знаю об этом только с чужих слов. С морскими девами всё было просто… слишком просто.
А с тобой, моя Эссилт, всё слишком сложно. Я даже не возьмусь сказать, какая ночь у нас была первой. Явно не та, когда я вместо тебя обнимал… кого, интересно? Думается мне, что Бранвен, но я не уверен. И уж точно не те, когда ты отдавалась мне покорно и безучастно. Та, когда ты прибежала ко мне на затянувшийся совет?
Или – первая ночь у нас завтра?
Не уснуть. И у тебя тоже блестят глаза… вряд ли ты знаешь, что случится завтра, но – чутьё тебя не подводит.
Раз нам обоим не уснуть – пойдем бродить.
Я хочу заново показать тебе Корнуолл.
* * *
– Эссилт, – сказал Марх, – завтра нас ждет чудо.
Она подняла на него изумленный взгляд.
– Да, – кивнул он. – Маленькое, простое и самое замечательное чудо.
– Какое?!
– Завтра ты по-настоящему станешь королевою Корнуолла.
– Расскажи! – потребовала она почти по-детски.
– Нет. О таком не говорят заранее. Завтра ты всё узнаешь сама.
– Но… это жестоко! Я теперь не усну…
– Я тоже. И я прошу тебя пойти со мной. Ты увидишь нашу землю так, как никогда прежде, будущая моя королева.
Против воли, Марх сделал ударение на слове "моя".
* * *
Скользя за мужем по прибрежным скалам, Эссилт не узнавала исхоженных мест. Кажется, они только вышли из Тинтагела, – но слева от нее высятся немыслимой мощи стены, которых они никогда не видела.
Сумрак белой северной ночи – ни явь, ни морок.
Неведомые твердыни на знакомых тропах.
Странное обещание мужа – о завтрашнем чуде.
Все это было едино, непостижимыми путями связано одно с другим. Понять бы, как…
Пахло пробудившейся землей и соленым морем.
Сумрак.
Грань.
* * *
– Мой государь, что это?
– Стены Корнуолла, Эссилт. Кладка древнейших. Вечная защита нашей земли.
– Отчего я никогда ранее..?
– Я не приводил тебя сюда. Мне их показал Динас – еще до моей схватки с Градлоном и его дочерью.
– Кто это?
– Прежний король Корнуолла. Неужели ты не слышала легенд об ушедшем под воду Иссе и о Дахут, что затягивает моряков в подводные бездны?
– Н-нет… у нас в Ирландии не знают…
– А у нас в Корнуолле очень хорошо знают, но боятся говорить.
Она осторожно спрашивает:
– Он был жестоким, этот Градлон?
– Жестоким? не знаю. Скорее просто себялюбивым. Но довольно о нем: он ушел в прошлое, он сгинул в море.
Про себя Марх думает: "И какое счастье, что я не смог жениться на Дахут!"
* * *
Они шли по странной дамбе. Она тянулась и тянулась двумя ровными невысокими валами, и море не смело перехлестнуть через нее – хотя валы были на удивление низкими.
Эссилт уже не спрашивала, почему она никогда не видела этой дамбы из Тинтагела, хотя замок – вон он, чернеет на фоне неба.
– Это борозда, Эссилт. Моя борозда. Когда-то я пропахал ее на Ниниау и Пейбиау, и тем навсегда защитил свою страну от гнева Манавидана, моего отчима.
Не столь внушительно, как стены Древних, и быть может не столь надежно на века вперед, но – сейчас нет лучшей защиты у Корнуолла.
* * *
Алая полоса у кромки моря и неба, будто рана.
Медленно стекает к северу, к востоку… к скалам, закрывающим восход.
От древних исполинских стен отделяется светящийся силуэт.
Эссилт застывает, видя медленно парящего юношу, чьи крылья блещут ярче серебра.
– Гургин! Ты! – восклицает Марх.
– Познакомь же меня со своей Королевой, – улыбается тот. – Время пришло.
– Эссилт, это Гургин, мой Кабан.
– Твой… кто?
Гургин заливисто смеется над ее растерянностью.
– Я Кабан Корнуолла, о Королева. Не похож?
– Не-е-ет… – выдыхает она.
* * *
Они бродили долго. Марх показывал жене менгиры, от которых можно свернуть на разные тропы Аннуина. Показывал длинные курганы, в которые лишь безумец зайдет без очень, очень важной причины. Рассказывал об Аннуине, об Арауне и Пуйле, о браках Рианнон, заново о Манавидане и его ненависти к пасынку, которого взрастил как своего сына…
О славнейшем из подвигов Друста, за который его именуют одним из трех великих свинопасов Британии.
Он знакомил ее с Корнуоллом, будто она и не прожила тут три года.
А потом солнце, прятавшееся было за восточными скалами, вышло на небо.
Наступил Бельтан.
* * *
Эссилт пошатнулась, словно ноги отказались повиноваться ей. Она уцепилась за выступ стен древнейших.
Марх закусил губу. "Вот оно! Так сразу. С первым лучом!"
Он был готов помочь жене – но только после того, как она сделает первый шаг. Признается. Скажет сама.
По телу Эссилт шла судорога, будто заклятье цеплялось за жертву и никак не желало уходить.
О том, что творилось в душе Королевы, Марху было страшно и подумать.
"Бедная девочка! Ты только скажи. Скажи сама".
Она со стоном упала к его ногам:
– Казни меня, муж мой! Я заслуживаю смерти, самой страшной смерти за черное предательство!
* * *
– Наконец-то… – выдохнул Марх.
Эссилт, как ни была потрясена освобождением от заклятья и сознанием своей вины, против воли на миг вышла из своих терзаний.
Король поднял жену, прижал к груди:
– Маленькая моя, наконец-то всё кончилось.
– Ты хотел видеть во мне настоящую королеву, но я…
– Вот теперь ты и есть настоящая королева.
– Мой государь, ты не знаешь…
– Знаю, Эссилт. Знаю всё. Знаю с самого начала.
– Знаешь?!
– Девочка, – он крепче прижал ее к груди, – давай сделаем так. Я всё расскажу за тебя сам. Если я буду неточен – ты поправишь. Хорошо?
– Да… – выдохнула она.
* * *
– Всё произошло три года назад. День в день. Это был Бельтан.
– Да…
– Ты и Друст плыли на корабле. Что-то случилось с Бранвен – она бы не допустила беды.
– Д-да, она уснула, и все на корабле – тоже.
– Вам с Друстом попался на глаза кувшин с питьем. И вы выпили.
– Да… было так жарко… откуда он взялся на палубе – я не знаю…
– Знаю я. Это был "дар" Манавидана. Моего отчима. Моего врага. Вы с Друстом были для него только средством причинить вред мне.
– И мы…
– Молчи. Я знаю, что было дальше. Но ты не знаешь другого: заклятье действовало три года. Сегодня оно лишилось силы.
– Мой государь, мне нет прощения!..
– "Нет прощения". В этом ты права – прощают за вину. А ты ни в чем не виновата, Эссилт. Это Манавидан. Это заклятье. Забудь прошлое, как тяжелый сон.
* * *
Здесь, в не-человеческом Корнуолле, тоже начинался Бельтан. Короля и Королеву приветствовали смеющиеся и поющие обитатели Волшебной станы, для которых праздник уже начался. Обитатели полей, скал, воздуха… от крохотных недобрых пикси с крыльями мух до величавых сидхи; из моря выныривали… кто? Эссилт не знала имени этим созданиям.
Прошел мимо и поклонился великан, рыжая борода которого была несколько раз перекинута через плечи, и королеве подумалось, что он бы смог…
-… обмотать этой бородой все столбы королевского зала, – кивнул Марх, догадавшись о ее мыслях. – Он любит так делать. Это тоже твоя страна, Эссилт. Твой народ.
– Я недостойна…
– Перестань. Я уже сказал: прошлое – это беда, а не вина. Не произошло ничего непоправимого – кроме того, что у нас никогда не будет сына. Ты знаешь этот закон о брачной ночи…
– Марх, – проговорила она, – это у меня не будет детей. У тебя, – она проглотила комок в горле, – есть сын.
– Что?!
* * *
– Тогда, в ту ночь, меня заменила…
– Бранвен?
– Да, и у нее…
– Не может быть!
– Ты не рад?
– Эссилт, это невозможно! Дитя короля рождает только королева и только после совершенных обрядов.
– Я знаю. И Бранвен знает. Когда она поняла, что ждет ребенка, она так испугалась…
– Где он?!
Эссилт отвечала растерянно:
– Где-то в Аннуине. Бранвен оставила его у Ллиан.
– У ко-о-ого?!
* * *
До Тинтагела они дошли быстрее, чем доскачет иной вестник.
Бранвен, слыша смятение госпожи, выбежала им навстречу.
– Где?! – едва ни крикнул ей Марх.
– Я не зна… надо найти Ллиан… – пролепетала дочь ирландской Земли, ничуть не готовая к тому, что нужно вот так, внезапно, привести сына к отцу.
– Незачем искать, – рявкнул Марх. Он сосредоточился, дотягиваясь мыслью до былой возлюбленной… и почувствовал, как от привычного призыва его щеки заливает краска: звать Ллиан на глазах Эссилт!
Воздух наполнился запахом летних цветов, и Ллиан со смехом сказала:
– Не кричи на весь Аннуин. Я слышу тебя.
Она указала взглядом на небо, откуда молнией ринулся вниз сокол. Ударился о землю, встал юношей. Улыбнулся:
– Здравствуй, отец.
Ллиан кивнула:
– Это Перинис.
* * *
Оставив отца и сына говорить друг другу первые – бессвязные и предсказуемые – слова, Ллиан подошла к Эссилт.
– Он столько веков ждал тебя, – промолвила сидхи.
– Ты такая красивая… – выдохнула королева. И спросила, вдруг поняв: – Ты любишь… любила его?
Ллиан качнула головой:
– Мне было с ним радостно. Он любил только тебя – с того дня, когда получил пророчество Врана. Вы с ним будете счастливы, я это вижу. И рада за вас.
Женщины улыбнулись, словно были давними подругами, а не встретились в первый – и, вероятно, в последний – раз.
Кромка семьи: Марх
Сын трех матерей – это лучшее из имен для тебя, Перинис. Светлая сидхи, невзрачная дочь Земли и златокудрая королева. Ты должен был быть нашим с Эссилт сыном, но тебя родила Бранвен и взрастила Ллиан.
Мы мало похожи, сын мой. Ты тонок в кости и черноволос. Что-то птичье есть даже в твоем человеческом облике. Человеческом? – нет. Поставить тебя рядом с Рианнон – и тебя сочтут не внуком, а сыном Белогривой. Ты беспечален, как Ллиан. Кто бы ты ни был по крови – ты не человек по духу.
Ты сидхи, внук богинь. Тебе два с небольшим года от роду – но ты взрослый юноша.
И это хорошо… это проще. Мне не придется ничего объяснять эрлам. И Друст… он останется наследником, как был.
…Я должен радоваться тому, что у меня есть сын, – а я слишком привык мыслить как король. Мы еще успеем узнать друг друга, мой Сокол. Сейчас мне гораздо важнее моя жена.
Та, что должна была быть твоей матерью.
* * *
Бранвен смущенно улыбалась, глядя на беседующих Эссилт и Ллиан. Три женщины, в разное время и по-разному делившие ложе с Мархом. И – ни тени ревности или вражды. Подруги, сестры… что угодно, только не соперницы.
Марх вдруг резко обернулся к Бранвен (дитя ирландской земли вздрогнула):
– Отведи Периниса в замок. Познакомь с Динасом. Расскажи ему всё.
– Д-динасу? – переспросила растерянная Бранвен. – Или Перинису?
– Да, – хмуро кивнул король.
– Тебе сейчас не до сына, – понимающе рассмеялась Ллиан.
Марх закусил губу. Ллиан и Эссилт… вместе. Всё хорошо, всё лучше, чем можно представить, но, пр-роклятье, почему именно сейчас?!
– Не тревожься, – снова улыбнулась сидхи. – Я оставлю вас. Наверное, теперь действительно – навсегда.
– Ллиан, я…
Она покачала головой:
– Вы, люди, любите мыслить долгами. Я говорю тебе, Марх: все долги уплачены. Радостью за радость. С тобой я тоже немного стала человеком, я мечтала взрастить наше дитя. И моя мечта сбылась. Я счастлива, Марх, – так позволь же и себе быть счастливым. Люби ту, что любит тебя. И забудь о Ллиан. Наша радость прошла, как отцветают яблони: их цвет чудесен, но недолог. Ваша любовь – как плоды: зреют небыстро, но тем слаще потом.
Эссилт улыбнулась, невольно зардевшись.
Марх кивнул:
– Спасибо тебе, Ллиан.
Он бы поцеловал ее сейчас – в последний раз – но не при Эссилт.
Она негромко рассмеялась:
– Прощай.
* * *
Бранвен увела Периниса. Король с королевой остались одни.
Надо было что-то сказать… но Марх не находил слов. Одна лишь мысль вертелась в голове: как хорошо, что Эссилт узнала о Ллиан именно сегодня, сейчас. Так будет проще им обоим. Так будет проще ей – пережить память этих трех лет.
Ее неверность извиняет чародейство, а на нем-то никакого заклятья не было…
– Она так красива… – восторженно пролепетала Эссилт.
Марх прижал жену к груди:
– Она холодна, как блик на воде: ослепителен, но он не греет. Ты – мое тепло. Мой огонек.
– Но мой король, я…
– Девочка. Сочтемся изменами. Ллиан бы посмеялась над нами. Между нами теперь нет преград, нет ни одной – так не будем придумывать их. Сегодня Бельтан, день любви. Так позволим себе кусочек счастья.
* * *
Этот день распался в памяти Эссилт на множество обрывков, лоскутков – пестрых, ярких… Пляски, смех… оглушительный рев волынок, грохот барабанов, трава на бескрайнем лугу истоптана сотнями ног, льется рекой эль, и можно забыть о том, что ты королева, а он – король, вы просто еще одна пара в забывшей себе от веселья толпе… и только его руки – смуглые, тяжелые, мозолистые – которыми он сжимает тебя во время очередного прыжка, и его раскрасневшееся лицо… наверное, и сама сейчас красна как рыбачка, и как можно королеве плясать в одном ряду с простолюдинками… неважно! и можно пить эль, не заботясь о приличиях, пить из круговой деревянной чаши, а потом его губы находят твои, и неважно, что все смотрят, и неважно всё, потому что в Бельтан есть только один закон – закон любви, и так уж было потеряно три года, три страшных года, но теперь всё будет иначе, по-другому… синеет вечер, зажигаются костры, и снова беснуется пляска, хотя казалось, что гудящие ноги не способны сделать и шагу, но хоровод мчится, быстрее, неистовее! – а потом распадается на пары, а потом сырая и еще холодная земля становится ложем для любящих, и можно быть смелой и дерзкой, и можно быть собой, и начать с начала жизнь, и начать с начала любовь…
* * *
Друсту было не до веселья. Заклятье, спавшее с него, захлестнуло волной стыда. Наследник Марха винился даже не перед дядей, в глубине души понимая, что тот всё знает и всё уже простил, – он стыдился перед собой. Он предал не Марха – он предал себя. Он совершил проступок, идущий вопреки всему, чем дорожил сын Ирба.
И этому не было искупления.
Король может простить. Но простишь ли себя сам?
Нет.
* * *
Светало. Ночная синева сменилась предрассветной серостью.
– Холодно, – пожаловалась Эссилт.
Марх крепче прижал ее к себе, как мог укутал полой плаща, на котором они лежали.
– Вернемся в замок? там согреешься, – улыбнулся он.
– Не хочу… – проговорила она. – Там всё… прежнее. Марх… давай уедем куда-нибудь… надолго…
– Отдохни, девочка моя. Ты устала. Спи.
Кромка счастья: Марх
Мой маленький рыжий котенок. Кусочек живого тепла. Огонек, у которого можно согреться душой.
Три года назад ты была с Друстом, а я был с Ллиан. Не думаю, что ты была счастлива с ним, одурманенная заклятьем, но знаю твердо: все века, проведенные с Ллиан, я променял бы на один этот Бельтан. Впрочем, Ллиан права: лепестки яблонь опадают быстро, а плодам зреть и зреть. Прошлое ушло, и у нас с тобой впереди, моя девочка, много-много Бельтанов. Да, впрочем, нужен ли нам Бельтан, чтобы быть счастливыми?
Ты не хочешь возвращаться в Тинтагел. Знаешь, Эссилт, я тоже не хочу.
Я слишком долго был королем. Долго… долг… долгий долг лгал о должной доле… Устал! Я имею право быть собой, а не пешкой… пусть не пешкой, пусть ферзем! – но в игре Арауна, моей матери и прочих.
Мы уедем, Эссилт. Мы уйдем. Мы с тобой имеем на это право.
Динас!
* * *
Сенешаль пришел мгновенно, послушный касанию мысли.
– Да, Марх?
Тот встал, не стыдясь своей наготы:
– Мы с Эссилт уйдем. До Лугнасада… или дольше.
– Да, – короткий кивок.
– Передай Друсту: я его ни в чем не виню. Он был жертвой заклятья, он не предавал меня. Я всё знаю.
– Я передам.
– Он – наследник и наместник.
– Я скажу.
– Ступай.
Кромка беды: Динас
Жена тебе дороже племянника, Марх, и глупо спорить с тобой. Я не скажу тебе ничего, хотя я знаю, что ты совершаешь ошибку.
Кажется, первую ошибку за все эти века.
Тебе не хочется говорить с Друстом о его предательстве. Не хочется выслушивать сбивчивое признание, краснеть и видеть, как краснеет он.
Да, я понимаю: проще переговорить через меня.
Но проще – не значит правильнее.
Он не признается тебе в своей вине. Он смолчит – как смолчал ты, не выслушав его.
Стена лжи между вами останется.
Кромка мироздания: Эссилт
Любовь накрыла нас, как волна накрывает прибрежные камни. Лишь изредка мы выныривали из нее, с трудом понимая, где мы и что вокруг.
Это были места далеко от Тинтагела, Марх называл их, но я не смогла запомнить не одного. Всё чаще мы оказывались не в мире людей, а… я спросила Марха, это ли легендарный Аннуин, а он рассмеялся и сказал, что это такой же Аннуин, как предместья замка – королевские покои.
Это был всё еще Корнуолл – но другой. Там редко встречались люди, зато там танцевали сидхи, веселились духи лугов и пустошей… запомнить названия всех эти существ было еще труднее, чем человеческих мест.
В этом другом Корнуолле всё было пронизано силой… нет, иначе: всё и было силой. Она была словно струны арфы: чуть тронь – и польется музыка.
Когда Марх ласкал меня… даже когда просто смотрел влюбленным взглядом, так что по телу пробегала сладкая дрожь, – я чувствовала, что эта незримая арфа откликается, вибрирует, звучит, что в Корнуолле что-то меняется – просто потому, что Марх любит меня, а я счастлива, безумно счастлива с ним.
Кромка судьбы: Друст
Наследник. Наместник.
Прекрасные названия для нынешнего безделья.
На меня возложено бремя правления, но я, безусловно, оправдаю надежды моего дяди и государя. Хорошо звучит! Добавить к этому, что Динас готов мне помочь в несении оного бремени…
Смешно!
Кажется, Корнуоллом сейчас вообще не нужно править. Не приходят жалобщики, ища суда. Не доносят о преступлениях. Даже на границах всё спокойно, будто саксы провались в свою Хель все разом… то ли дядя так сильно тогда напугал их, то ли – нынешняя благость распространилась и на прибрежные воды.
В народе говорят – "королевино лето". Всё наполнено любовью – и сердца людей, и плоть животных, и соки земли. Стада множатся, осенью нас ждет невиданный урожай, а к весне народится столько детей, что в Корнуолле станет тесно жить.
О них говорят. Их видели то там, то здесь. В священной наготе, которую прикрывают только волосы, – сияющее золото у нее, темная медь у него.
И я солгу, если скажу, что не ревную. Только это неважно. Это мелочи по сравнению со счастьем короля, королевы и всей страны.
Всё наконец-то свершилось, как и должно быть. Я вез Эссилт дяде - и только теперь отдал.
* * *
Они лежали в свином закуте. Рядом хрюкало и пыхтело нечто толстобокое – стадо до сих пор не выгоняли в леса или на пустоши, надеясь на то, что Король и Королева придут и своей любовью благословят этих свиней (отнюдь не священных и не чудесных, но таких вкусных зимой!).
Марх негромко рассмеялся.
– Мм? – приподняла голову Эссилт.
– Я подумал: прежде ты бы ни за что на свете не согласилась ночевать посреди свиней.
– А тут свиньи?
– Ты не заметила?
Вместо ответа она потерлась щекой о его грудь. Он улыбнулся:
– Тут свиньи, там овцы… люди стелят для нас ложе посреди своего скота или в амбарах. Наша каменистая земля скоро станет плодороднее жирных заморских равнин.
Она снова не ответила.
– Счастье мое… – прошептал Марх, мягко перекатывая ее на спину.
Она была блаженно-послушной, но вдруг, открыв глаза, спросила:
– Что это, Марх? Что с твоим лицом?!
По лицу короля Корнуолла – да, впрочем, и по всему телу – синими зигзагами пламенел узор.
Кромка миров: Араун
Со времен Пуйла я не покидал Аннуина. Не думал я, что так легко смогу войти в мир людей теперь, когда он стал так далек.
Но теперь пройти легко. Спасибо твоей златокудрой Королеве, Марх. Земля Корнуолла снова становится гранью миров – не людской, не Аннуин: оба разом.
И эта ночью, самая короткая ночь в году, – это твое торжество. Это торжество твоей жены.
Полыхают костры в рост человека. Горят костры и у нас. Только у людей они изжелта-алые, а у нас больше серебристые. Мне легко идти по этим кострам через мир – как по камням через реку.
Ну же, Марх. Я жду тебя. Познакомь меня со своей женой.
Дай увидеть воплощенное пророчество Бендигейда Врана.
* * *
Полуночное небо не желало темнеть. Глубокая синева – и тысячи костров под ней. Оранжевых и белых, людских и чудодейных. Люди и нелюди вокруг них – где порознь, где вперемежку.
Золотом отблескивают рога Короля-Оленя.
Навстречу ему из синего сумрака выходят двое: смуглый мужчина, чье тело горит синими узорами, и нагая красавица, ослепляющая белизной кожи и золотом волос.
– Я приветствую Короля и Королеву Корнуолла, – Араун склоняет рогатую голову в поклоне.
– Друг, я счастлив видеть тебя! – Марху не до церемоний. – Это Эссилт.
Королева робеет - она не ожидала встречи с древним властителем Аннуина.
– Тебе больше не нужно ходить древними курганами, чтобы пробуждать силу? – усмехается Король-Олень, движением бровей указывая на узоры Марха.
– Курганы… не напоминай! Это было отчаянье, горе, ненависть… теперь я знаю, что подлинный путь к силе – несравнимо короче. Жаль, Ирб не дожил…
– Ирб был великим человеком, – кивает Араун (Эссилт невольно вздрагивает, когда он наклоняет свои огромные рога). – Впрочем, человеком он не был.
Оба замолкают, а потом пламя костров вспыхивает ярче и Король Аннуина говорит:
– Судьбы миров мы будем решать с вами позже, но ты видишь, Марх: мы перехитрили Гвина. Пусть ты не можешь придти в Аннуин, но я легко пришел сюда.
– И что теперь? – хмурится Конь.
– Не сейчас, – качает головой Олень. – Ты хочешь забыть обо всем, кроме любви, – так забудь. Ты думаешь, что сейчас живешь для себя, – но от этого Аннуину больше пользы, чем от веков старательных усилий.
* * *
Небо стало светло-голубым, листва из черно-зеленой превратилась в серую.
Марх и Эссилт обнаружили, что лежат в высокой траве… то ли в мире людей, то ли в Волшебной Стране.. пока неясно, да и неважно.
Эссилт медленно проводила пальчиком по рисункам на теле мужа. Марх посмеивался в бороду, довольный.
– Откуда это? – спросила королева.
– Стараниями Ирба, – отвечал он. – Давняя история. И мрачная. Потом расскажу.
– Я не о том. Откуда они взялись – сейчас?
– Нравится?
– Очень. Ни в одной одежде ты не будешь выглядеть величественнее.
– Это сила, девочка моя. Росчерки силы. Северяне рисуют на себе такое вайдой – мечтая получить хоть малую толику этого. Но подлинный узор силы проступает сам. И краски здесь не нужны.
– А почему же раньше..?
– Хм… потому что, – горько усмехнулся Марх.
Несмотря на столь скудный ответ, Эссилт поняла.
– Это – боевое? – спросила она. – Только для мужчин?
– Хочешь получить такой же? – рассмеялся Марх.
– А возможно? – блеснули ее глаза.
– Не знаю. Твоя сила – иная. Ты в своей наготе прекрасна, как богиня.
Кромка миров: Эссилт
Странно.
Я ведь почти две луны хожу нагишом. И ладно бы перед жителями Волшебной Страны – они не стыдятся того, что смущает людей.
Но я точно помню: мы так появлялись перед людьми. И крестьянами, и эрлами… Нагие – и это было правильно.
Как странно. Ведь скажи мне кто в Ирландии… да что – в Ирландии, даже здесь до Бельтана – скажи, что я должна буду выйти к людям без одежды, так я бы скорее умерла, чем допустила бы подобное!
Кромка миров: Марх
Девочка моя. Всё так и есть: пока ты была человеком среди людей, ты была стыдлива, как и подобает. Да, ты бы и под страхом смерти не показалась бы нагой.
Но теперь ты не человек.
Нет-нет, не перебивай. Выслушай. Ты не стала сидхи, богиней… ни кем из жителей Волшебной Страны. Ты теперь – Королева. Это больше, чем богиня.
Ты – земля Корнуолла. Сила земли. Как и я.
Мы с тобой – разные стороны этой силы… объяснять долго, да и скучно. Я скажу иначе.
Мы – больше, чем два смертных. И больше, чем два бессмертных.
Мы и есть сейчас – Корнуолл.
Плодородие его земли, покой его жизни, мир его границ. Это мы с тобой.
А Корнуоллу не нужна одежда смертных.
* * *
– И нам теперь всегда ходить нагими? – осведомилась Эссилт, по-женски взволнованная этой темой.
– Пока для тебя это важно – да.
– А потом?
– Потом… когда для нас не будет разницы, в каком мире быть и как там выглядеть, то мы и станем в каждом из них одеваться подобающе. Всё-таки смущать людей наготой не стоит.
Кромка судьбы: Друст
О вас приходят вести… Вы счастливы, в стране – покой, и, кажется, впервые за эти три года покой пришел и в мое сердце.
Рано или поздно вы вернетесь в Тинтагел – и больше не будет стены лжи между мною и тобой, дядя; я смогу спокойно смотреть на Эссилт – на _чужую_ жену.
Безумие этих лет кончилось. Словно зажила рана – та, отравленная. Только ту исцелила встреча с Эссилт, а эту – разлука с ней.
Я слышу рассказы о ней и дяде – и не ревность, ни вожделение не жгут меня.
Я свободен. Я исцелен от яда, выпитого на корабле.
И я смогу любить вас обоих – как подобает сыну любить отца и его молодую жену.
* * *
…отпылали костры Лугнасада. Начиналась осень. Дни еще жарки, но звездные ночи холодны.
Лето миновало, и вместе с ним ушло безумие страсти. Снедавшее плоть желание было утолено, и осталось то, что связывает не тела, но души. То, что и называется простым словом – любовь.
– К холодам нам придется вернуться в замок?
– Девочка, нас никто не заставляет.
– Я знаю, но… я чувствую: ведь надо?
– Да. Так будет лучше.
Они идут под полнозвездным небом. То тут, то там его прочерчивают падающие звезды – и Эссилт по-детски тянет руки, словно пытаясь поймать серебряную искру. Марх смеется.
– Я никогда раньше не видела таких звездопадов. Это тоже – наше чудо?
– А ты раньше много гуляла августовскими ночами?
– Не-ет… – огорченно отвечает она. – Значит, так – всегда? И волшебства в этом нет?
– Волшебство не в звездопаде, Эссилт, а в том, что мы видим его. Волшебство дремлет в нас самих. Надо лишь разбудить его.
– Так? – она проводит пальцем по синим извивам рисунка на его груди.
– Так, – кивает Марх.
Кромка осени: Марх
Холодно. Осенний ветер плетью хлещет по нагому телу.
Это несказанно приятно, хотя девять человек из десяти сказали бы иначе.
Ты не замерзла, моя девочка? Вижу – нет: тебя греют твои длинные роскошные волосы. Но еще лучше тебя греет обретенная тобою сила. Ветер, от которого ёжатся люди, тебе теперь не страшен. Ты бы сейчас и по сугробам бы прошлась.
Тебе понравилось ходить нагой. Ты сбросила с себя условности мира людей, как путник скидывает поклажу и с наслаждением расправляет плечи.
Тебе будет трудно снова заставить себя надеть платья? надеть весь ворох человеческих правил? Весь ты уже не наденешь, но часть – придется.
Мы должны вернуться, Эссилт. Иначе мы перестанем быть правителями человеческого Корнуолла. А это ничуть не лучше, чем никогда не выходить за пределы мира людей.
Зиму проведем в мире людей, а лето – если не случится большой войны – снова вот так. Хотелось бы надеяться, что так и будет.
* * *
Динас принес им подобающие одежды, и Король с Королевой вышли в мир людей – нарочно или нечаянно, но – у самого Пенгваэдда. На западном краю Прайдена.
Они отправились на восток, в Тинтагел – уже только по человеческому Корнуоллу.
Крестьяне и эрлы, стар и млад, встречали их поздними осенними цветами, подносили хлеб и пиво нового урожая, осыпали посевным зерном…
Больше всего это походило на свадебный поезд – пусть и запоздавший на три с лишним года, но такой, какого Корнуолл не знал ни до, ни после.
Женщины протягивали Эссилт своих детей, уповая, что одно касание Королевы убережет малыша ото всех хворей. А уж если она возьмет младенца на руки, то к тому не пристанет никакая беда в жизни.
Мальчишки и юноши так же искали прикосновения Короля. Хоть бы краем плаща задел!
В деревнях следовал сговор за сговором, чтобы молодые непременно успели влить в свадебное шествие Властителей. На вопрос: "Согласна ли ты выйти за меня сейчас?" – даже самая последняя гордячка не отвечала "нет".
Многосотенная свадебная процессия двигалась небыстро: Марх и Эссилт шли пешком, отказываясь от любых скакунов; очередные молодожены, их друзья да и просто соседи проходили полдня, или день, или пару дней, в новом селенье к ним присоединялись новые… толпа менялась, всегда огромная, пестрая, и – не уменьшающаяся.
Марх и Эссилт шли на восток, к Тинтагелу.
* * *
Встречать их вышли за полдня пути. Эрлы, Динас, где-то в толпе Перинис, притворяющийся слугою. Во главе всех – Друст. Наследник и наместник.
Твердо уверенный, что навсегда свободен от безумия былой любви.
Внизу, на равнине показалась толпа. Невозможно было различить идущих впереди, но встречающие и так всё знали. Они пошли навстречу, сначала медленно, потом всё быстрее…
Звонко-золотое сентябрьское солнце разогнало последние облачка с неба, мир был ослепительно ярким, небо – лазурным, листва – зеленее чем весной или спорящей желтизною с солнцем…
Праздник.
Друст бросился в объятия Марха:
– Отец! Государь!
– Мой мальчик…
– Госпожа!
Эссилт обняла его, прикоснувшись щекою к щеке, как и надлежит королеве приветствовать пасынка…
…и Друста словно обожгло.
Спокойствие, старательно взращенное за эти месяцы, растаяло в миг.
Перед ним была она, та, кого он полюбил еще в Ирландии, желанная и недостижимая тогда, еще более желанная после, когда колдовской напиток – не внушил любовь, нет! – лишь помог совершить поступок, на который бы сын Ирба никогда не осмелился сам…
Она стояла перед ним, улыбающаяся, счастливая, вожделенная как никогда и – недоступная.
* * *
Пир осеннего урожая больше всего походил на свадебный. Эссилт лучилась от счастья, Марх, помолодевший лет на пятьсот, был горд и весел, а Друст… Друст, сидящий по левую руку от короля, был рад тому, что ему можно просто смотреть в сторону, а не на этих двоих. Сын Ирба понимал: он не имеет права на мрачное лицо – оно всем сразу скажет всё. Он старательно веселился… и внимательный взгляд замечал, что эта радость – нарочитая.
В этом веселом гаме лишь несколько эрлов следили за Друстом. Одним из них был Динас.
Другим – Андред. И с ним – Деноален.
Кромка отчаянья: Друст
Еще вина! Еще! Налей до краев.
Сегодня все славят Марха-победителя! Он добыл супругу в самом страшном из боев: не с драконом и не с великаном, а с судьбой. Слава королю и королеве! Слава!
…как я ненавижу тебя, дядя. Я не знал, что в сердце может быть столько ненависти…
Ты не боишься сидеть рядом со мной? Не боишься, что я вот сейчас, при всех могу вонзить кинжал тебе в горло?
Не боишься? Знаешь, что я не сделаю этого?
Не сделаю… а хочется.
Вина! Еще!
Проклятье…
Она твоя жена, ты любишь ее и она любит тебя – в моих глазах это больше, много больше, чем брак по закону, и я никогда больше не осмелюсь взглянуть на нее иначе, чем на твою жену, но!
…лучше бы ты казнил меня как предателя.
Как ты жесток в своем милосердии…
* * *
На следующий день Динас позвал Марха поговорить с глазу на глаз.
Тот пришел – улыбающийся, счастливый и не верящий в то, что в мире осталась забота и тревога. Ну, в мире, может быть, и осталась… но не в Корнуолле.
Сенешаль сурово посмотрел на него:
– Марх, ты совершаешь ошибку.
Тот не ответил, удивленный.
– Марх, подумай о Друсте.
– С Друстом всё в порядке, разве нет? Ты ведь говорил с ним – тогда, в Бельтан? Он знает, что это было заклятье и что я не виню его?
– Я говорил, и он всё это знает. Но, Марх, с ним должен поговорить ты. Откровенно. Начистоту.
Марх посерьезнел, возвращаясь к реальности из счастья любви.
– Динас, такой разговор будет оскорбителен для нас обоих.
– Но ты же говорил с Эссилт. Ей ты помог одолеть заклятье, сбросить его власть. Помоги и Друсту.
– Он взрослый мужчина, он может справиться и сам.
– Марх, он твой сын, пусть и не по крови. Неужели отец оставит сына без помощи?
– Сгорать от стыда нам обоим – странная помощь, Динас. Друст справится сам. Уже справился. Я уверен.
Сенешаль покачал головой:
– А я уверен в обратном. Марх, ему нужна твоя помощь! Очень нужна. Если ты не дорожишь им как сыном (хорошо, у тебя теперь есть Перинис) – то вспомни хотя бы о том, что Друст был и остается твоим наследником!
– Об этом я никогда и не забывал, – жестко ответил Марх. – Ты ошибаешься, Динас, но прав в одном: мне надо поговорить с ним. И немедленно.
Динас вздохнул:
– О чем ты собираешься говорить с ним, если не о снятом заклятье?
– О том, что он – наследник Корнуолла.
* * *
Марх нашел Друста на берегу: тот упражнялся со своими "саксами" – забавно, так теперь называли себя уцелевшие в той битве.
Увидев подошедшего короля, воины замерли.
Марх кивнул племяннику: дескать, отойдем.
– Да, дядя?
Тот улыбнулся:
– Я тут заметил, что ты давно не мальчик.
Друст улыбнулся в ответ.
– И помнится мне, – продолжал Марх, – что ты – наследник Корнуолла. Так что пора тебе заняться делом.
– Каким, государь?
– Ты хорошо умеешь наводить порядок в глуши…
– Опять отправляться на пустынный берег?
– Нет.
Марх присел на камень, огладил бороду и спросил:
– Что ты думаешь о Гелливике?
Кромка будущего: Марх
Этот замок – единственная земля в Корнуолле, что принадлежит не нам, а Верховному королю. Правда, за эти века верховные короли менялись столь быстро, что и не уследишь… но неважно. Рано или поздно Бендигейд Вран найдет себе достойного преемника.
И Корнуоллу стоит позвать к себе такого гостя. Пригласить – в его собственный замок.
Со всем уважением к правителю Ллогра – и к собственному могуществу.
Друст, Гелливик давно заброшен. Там правит Ухтрид Фариф Драус – тот самый рыжий бородач, любитель обматывать столбы бородой. …Ну да, его бороду ты помнишь – в отличие от его имени. Он славный нелюдь, добрый и веселый, но в правители он не годится. Короля людей не пригласить в замок, где правит Ухтрид.
Поэтому, Друст, я отправлю тебя туда наместником. Ты смог отразить нападение саксов – и думаю, что в битве с запустением ты тоже не потерпишь поражения. Ухтрид поможет тебе – если ты будешь внятно говорить, что тебе нужно. Он не очень понимает мир людей, но – щедр и отзывчив.
Так что я отправляю тебя в глушь – моим наместником. И рассчитываю, что не позже, чем через год, Гелливик перестанет быть глушью.
* * *
– Хорошо, государь, – кивнул Друст. – Когда мне ехать?
– Решай сам. Ты можешь уехать сейчас и зимовать там. А можешь до Имболка остаться в Тинтагеле. Поговорить с эрлами, подготовиться к поездке…
– Дядя, ты хочешь, чтобы я не торопился с отъездом?
– Не о моих желаниях речь. Я хочу, чтобы по всему Прайдену заговорили о дворе в Гелливике. А в такую поездку не собираются за один день.
Друст кивнул:
– Я понял. Глушь – это враг опаснее саксов. И у меня есть зима на сборы.
– Поговори и с нелюдью, – добавил Марх. – Если захотят уехать с тобой – это будет отлично. Запомни: если Гелливик затмит Тинтагел – я буду только рад.
* * *
Через несколько дней Марх всё это повторил в собрании эрлов – и Друста, который пока никуда не уезжал, стали как-то сразу называть "правитель Гелливика".
Начались неспешные сборы. С дружиной наследника всё было ясно, и на осенних пирах эрлы рассуждали, кому стоит уехать в новую столицу, кому нет; Друст сидел уже не за королевским столом, а среди своих новых вассалов… за стенами Тинтагела шумели осенние дожди, а в замке всё яснее и четче становилось деление на "эрлов Марха" и "эрлов Друста".
Марх был рад этому.
Мальчику (который давно не мальчик!) пора, наконец, стать правителем. То-то Ирб был бы рад, доживи он…
Динас одобрительно кивал: видно, что Друсту сейчас не до переживаний о королеве. Даже если безумная любовь не прошла – сборы в Гелливик вытеснили ее в самые глухие закоулки души сына Ирба.
Кромка семьи: Марх
У меня есть сын.
Проклятье, я слишком привык мыслить как король. Перинису никогда не унаследовать Корнуолл – и поэтому я ни разу по-настоящему даже не поговорил с ним.
Корнуолл, Аннуин, долг, судьбы миров… если я высвобождаюсь из всего этого, то только ради Эссилт.
Друст мне важнее Периниса.
А ведь так нельзя.
Нельзя мерить человека только по тому, хорош он или плох для великих королевских дел. И не-человека тоже нельзя мерить этой меркой.
"Мой сын". Такие простые слова. Такие непривычные.
Сын, с которым надо знакомиться. Как с чужим.
* * *
За эту осень как-то само собой вышло, что Периниса стали считать слугой Эссилт.
Неудивительно: Бранвен – ее служанка, а этот юноша всегда с невзрачной ирландкой.
И если Марх искал правильные слова для своего сына – то Эссилт находила их. Не ища.
Она отправлялась гулять, беря с собой только Бранвен и Периниса, – и никто не видел миг превращения, а юный Сокол парил в облаках, радуясь свободному полету, и Эссилт улыбалась, разделяя его счастье, а Бранвен – не столько глазами, сколько чутьем – следила, не подглядывает ли кто-нибудь за ними. Не стала ли тайна Периниса известна чужому?
Но нет.
Верная мужу королева не интересна никому, ее слуги не интересны тем более.
Кромка миров: Перинис
Отец, всё это неважно.
Что – "всё"? Ну… эти твои рассуждения о семье, Корнуолле, обо мне и Друсте…
Отец, жизнь прекрасна. Бескрайне небо, просторна земля, глубока магия Аннуина, велика сила Корнуолла. Этим можно просто наслаждаться – и ни о чем другим не думать.
Да, я понимаю: ты не можешь так.
Но я ведь – не ты. И не могу стать твоим подобием. И не хочу… да и ты – не хочешь.
Кто сказал, что сын короля обязан быть его наследником?
Я буду рад стать твоим вестником. В один миг слетать к Арауну, принести весть от тебя. Еще через миг – принести ответ тебе.
Что дурного в том, что сын короля – только вестник? Не более того?
далее
|
