Книга вторая. Пленник судьбы
 |
15 Я спускался к пленным, всерьез настроенный поработать.К пленным. Я вдруг понял, что не осознаю пленным – себя. Хотя – ведь для меня ничего не изменилось с того дня, как Государь выбрал меня из толпы. Я не получил никаких прав. А то, что я свободно хожу по Ангбанду – так это потому что я его слуга. (Наша высоченная винтовая лестница наконец кончилась. Коридор. Вниз. Поворот направо, в западную часть крепости. Вот выбрал себе Государь жилье – через весь Ангбанд к пленным ходить! Из самой восточной башни...) Или – изменилось? Слуга–слугою, но я иногда забредал в такие места, где мне явно не полагалось быть. Вспомнить хоть тот раз, когда меня угораздило последовать за Феанором на вершину какой-то горы. Он там уселся в кресло из камня, а глаза – такие злые... я зарекся впредь за ним подсматривать! – а потом бегом помчался вниз, меня чуть не сшиб. Как сейчас помню, вечером того же дня приходит к нам Мелькор, меня они выгнали в мастерскую, но сами орали так, что услышал поневоле. “Они нарушают приказ, ТВОЙ приказ, – кричал Государь, – до Ангбанда треть пленных не доходит!”. Слов Мелькора уже не помню, забился куда-то и думаю: “Если они сейчас весь Ангбанд разнесут, то наша башня первой рухнет! Им, может, и всё равно, а я как же?” (Вот здесь лучше дать крюк наверх. Не хочу я тут нижними горизонтами идти. Не знаю, что там, – и, думается, лучше мне и не знать. Пройдусь немного по свежему воздуху, опять же, гейзеры вдалеке видны... красивые.) Н-да, Ангбанд они тогда не разнесли, а вот орочьи головы, похоже, полетели. Мне, конечно, знать ничего не положено – но и думать не запретит никто. Вот я и думаю, что из этого каменного кресла Государь много ин-нтересного увидел. Потому что после того случая пленных перестали к нам приводить толпами. Теперь – по одному, по двое. (Как не хочется спускаться обратно! Может, задержаться, погулять? До дальнего выхода из мастерских по верху дойти? Впрочем, нет. Руки работать чешутся. По верху – всё-таки долго. Так что придется лезть вниз.) Вниз... да, как вспомнишь, так слезы на глаза... не стоит об этом. Плен, дорога, когда бежал вслед за волком – это была ерунда по сравнению с тем местом. Нас втолкнули – темно, тесно, нас там десятка три, ранены все, кто сильно, кто слабо. Я там вмиг понял, что – счастливчик. Отделался много легче прочих. И помню, смутно, но – один-другой исчезали оттуда. Приставь лису птенцов стеречь... устережет, жди! И раз теперь к нам водят по одному – по два, значит, того места больше нет. “К нам”?! Да что я, в самом деле?! Я такой же пленный, как они! Или... Кстати, а вот и – они. Как я вовремя. 16 На этот раз пленников было двое. Шли они медленно, один поддерживал другого, судя по всему, тяжело раненного. Рядом топал орк. На пленных он глядел примерно так, как волк смотрит на овец, до которых не может добраться.Мори быстро прошел наперерез. Встал. Холодно глянул. – Зови Повелителя Фенырга! – требовательно рыкнул орк. – Повелитель Фенырг занят, – спокойно ответил юноша. Подумал и добавил: – Он сейчас работает вместе с Властелином. В глазах Мори мелькнули искорки недоброго озорства, и он непринужденно поинтересовался, мстя этим простеньким вопросом за муки плена и за давешние воспоминания о них: – Мне сбегать за ним? Сказать, что он должен оторваться от работы с Властелином потому, что его зовет... как, кстати, твое имя? – Ы-ы… не надо к Властелину, – видеть умоляющее выражение на этой роже было презанятно. – И к Повелителю Феныргу не надо. Тока кто квынов ему отдаст? – Я. Юноша замолк, вслушиваясь, как прозвучало это слово. Один звук. Всего один. Но в нем была сила. И еще что-то... власть? – Я, Мори, его помощник. Орк недоверчиво осмотрел его, потом насупился (наверное, думать попытался) и прорычал: – Два квын-хая для Повелителя Фенырга. Забирай. Мори равнодушно кивнул: – Ступай. Когда орк скрылся за поворотом, юноша решительно отстранил от тяжело раненного его товарища, закинул руку полуживого себе на плечо, так что тот почти повис на Мори. – Иди вперед. Его дотащу я. – Ты кто?! – Иди и не спорь. Там еда, вода... входа, что ли, не видишь? 17 Так сильно изрубленные у нас бывают редко. Этот за волком не побежит. Его на волке везти надо. Понятно, что орки не станут беречь таких. “Поиграют”, как это у них называется.– Лекаря! Что смотрите – бегом! Новеньким – еду, питье, одежду, раны промыть. Наверное, командиру орков оч-чень с “добычей” не везло. Плохо ловятся нолдоры, если уж так изрубленного пришлось оставлять в живых. – Нечего тебе к нему лезть. Собой займись. Для таких раненых есть лекари. И как он с такими ранами выжил? не понимаю... – Что? Да, я нолдор. Я слуга пове... то есть госуда... тьфу ты, запутаешься тут с вами! Я слуга того, кого пленные называют Мастером. Кто он? это неважно, главное, что он заботится о вас. От орочьих пыток вас спасает. Работу вам дает нолдорскую, настоящую. Смогу ли я сказать им то, что обычно говорит Государь? Поймут ли они меня? Вот, быстрый какой, уже шепчет: “Брат, как бежать отсюда? Тебя боятся орки, так скажи – как бежать?” – Запомните: бежать отсюда невозможно. Вас сторожат не орки. Вас сторожит Ангбанд. Ни один нолдор не в силах обмануть эти горы. Живые горы. Молчат... ну, молчите. – Вы можете трудиться. Для этого есть всё. Заставлять вас никто не будет. С лучшими из вас будет работать Мастер. Искуснее его нет никого в Арде. Кривится... такому, кажется, место в саду (надо будет лицо запомнить): – “Нет никого”? Никого среди живых, надо полагать? Этот ваш ангбандский Мастер был очень рад смерти Феанора, а? 18 – Сейчас – когда и твой и мой путь стал другим, мы всё равно пойдем дальше вместе. Так? – Восставший впился взглядом в лицо Пламенного.Мастер встал. Подошел. Положил руку Мелькору на плечо. – Так. И ты это знаешь. Мы с тобой не в силах остановиться – даже если захотим. Не творить – это всё равно, что не дышать. Не жить. Что бы ни было – мастер всегда остается мастером. Ты сам мне это говорил. Помнишь? – Я… помню. Говорил. Только вот теперь… – Теперь? – Напрягся. Сощурился. – Что ты думаешь теперь, Мелькор? – Теперь – вижу. Не думаю – знаю. Восставший закусил губу. Продолжил – не глядя на нолдора: – Я перестал быть мастером. Творцом. Я слишком поддался гневу. Ты понимаешь: война, плен, Мандос, унижения… Да и потом – наша ссора, Унголианта. Вместо того, чтобы поразить ее тогда, когда она еще была слабее, я отдал ей наши камни. Сам. Феанор опустил голову. – Я поддался гневу – и он душит меня. Как Унголианта в том ущелье. Тишина. Ветер за окном. Смеркается. – Знаешь, Феанор, я думаю – не встреться мы с тобой, это случилось бы быстрее. Мой гнев раньше бы одолел меня. – Я боюсь, Мелькор, – неожиданно сказал Пламенный. – Ты? – Восставший непонимающе поднял бровь. – Чего? Почему? – Я... – Феанор сцепил пальцы, – я боюсь... Не договорил. Подошел к двери мастерской. Хотел открыть. Передумал. Стал выдавливать из себя слово за словом: – Я понимаю, что... что мои страхи... что для них нет причины, но я... я ничего не могу с собою поделать. Я знаю, что у тебя всё было по-другому, но... – Ты за Сильмарили боишься? – Восставший нахмурился. – Напрасно. Ты ведь не собираешься их использовать как… – Не собираюсь? – перебил Феанор. – Да, не собираюсь. Потому что я боюсь прикоснуться к ним, боюсь сжечь руки, как ты! Вала воззрился на него в крайнем недоумении: – Твое творение тебе послушно. Как Сильмарили могут причинить вред создателю? Пламенный сцепил пальцы. – Мелькор. Ты можешь назвать меня безумцем. Я сам себе сто раз говорил, что боюсь призрака. Но – назови потом кем хочешь, только – выслушай. Я много лет не решался об этом заговорить... За окном медленно темнеет. В углах кабинета собирается густой сумрак. Только серое пятно света у окна. И два черных силуэта. – Я знаю, да. Я помню все твои рассказы о бое с Унголиантой. Но я не могу отрешиться от мысли, что руки ты сжег не столько потому, что хотел подчинить Алмазы, сколько... прости, но – из-за Древ, Мелькор. Мастер, ставший убийцей, перестает... Феанор зажмурился, осознав, что говорит то, о чем вот сейчас никак говорить не стоит. – Я тоже убивал. Альквалондэ, Лосгар... корабли были живыми, а я сжег их... Это не меньше гибели Древ. Наверное. Да, потом я смог работать с Сильмарилами, я сделал Венец. И тогда с моими руками ничего не случилось. Я повторяю себе эти слова, но... Ветер врывается в кабинет. Черными крыльями вскидывает волосы обоих. – Мелькор, я... я все эти века – убиваю. Я убиваю свой народ. Я сохраняю им жизнь – и тем, кто по ту сторону Эред Энгрин, и тем, кто по эту, – но я убиваю саму душу нолдор. Во что я превращаю народ бунтарей и гордецов?! Мой народ, Мелькор! Тишина. Ветер. Снег. – Я заставляю их забыть всё то, чем я вывел их из Амана. Лишаю их цели. Тех, кто там, – держу послушным мальчиком Маэдросом. Тех, кто здесь, – держу сам. Выдохнул. Прижался спиной к стене. Закрыл глаза. – Мелькор, ты говоришь, что ломаешь себя – прежнего. Я – тоже. Того Феанора, что радостно творил в Амане, больше нет. Он создал Сильмарили. Я – боюсь коснуться их. – Ты пугаешь себя, друг мой. Тебе тяжело – и ты придумываешь неизвестно что. Прогони эти страхи, – Мелькор помолчал и добавил: – Лучше всего: попробуй. Боишься Сильмарилов – возьми их. И убедись в том, что пугался тени. И даже если (хотя я в это и не верю) окажется, что ты прав, ты хотя бы не будешь жить под гнетом неизвестности. – Нет. Лучше неведение, чем вот так – приговор. Всё-таки надеяться, что я ошибаюсь, – чем раз и навсегда узнать, что я действительно стал... Помолчал. Усмехнувшись, добавил: – Да и руками рисковать – глупо. – Стал? – Восставший недобро сощурился. – Стал – кем? Договаривай! – Тем, чьи руки будут сожжены Алмазами. Тем, кому враждебен Свет Амана. Убийцей, творение которого оборачивается против него. Лицо Темного Валы исказилось гневом: – Вот как ты обо мне думаешь?! Я для тебя – убийца?! Так?! А они, – Мелькор кричал, раздирая углы рта, – они, уничтожившие Утумно, душившие мою Песнь, заточившие меня в Мандос, они – не убийцы?! И ты называешь убийцей меня?! – Я называю убийцей себя. – Пламенный отчеканил каждое слово. – Феанор, почему? – Мелькор положил ему руки на плечи. – Мы столько лет молчали об этом. Почему сейчас? Из-за чего? – Почему я заговорил об этом? – еще одна усмешка. – Ну, потому, что ты спросил. Потому, что я сегодня своими руками запер Сильмарили в ларец – мне стало невмоготу видеть их Свет. Заговорил – поэтому. Ну а думал... никаких “из-за”. Именно об этом и я думал долгие века. Поговорить у нас с тобой не получалось, недосуг нам теперь. далее |
|